Николай Полунин - Коридор огней меж двух зеркал (Повесть вторая)

А вот приступы его непонятные пока прекратились, он, кажется, знает, почему, и надеется, что они прекратились насовсем.

- Жаль все-таки, что вы не из муниципалитета.

- Что ж поделаешь.

- Судите сами: дотаций никаких, плата... конечно, это запрещено, обучение должно быть бесплатным, но как быть, приходится выворачиваться, мы оформляем как добровольные пожертвования - когда удается договориться хоть о какой-то плате. Но ведь - крохи, крохи... Большинство воспитанников - сбежавшие из дому, правонарушители, малолетние преступники, - какие у их родителей доходы? Дно - с социальных пособий много не пожертвуешь... И вы не из газеты даже?

- Увы, увы...

Питер отвечал невнимательно, на директора почти не глядел. Ему был неинтересен маленький человечек в потертой одежде, с морщинистыми красными веками. Хотя, в общем его можно пожалеть, подумал Питер. Только если всех жалеть... Меня бы кто пожалел. А главное - ребятишек, с которыми тут творят черт знает что. Которых натаскивают на чужаков, как сеттеров на фазанов. Которых еще немного - и, кажется, начнут науськивать. "Учитель, чужие!" - я никогда не забуду, как это крикнул мальчонка, тот, на ферме Ленца. У меня... вы знаете, у меня ведь мой собственный прадед был фашистом, я помню его фотографию в доме моего детства - в форме, с разновеликими жетонами, значками и ленточками на кителе, - и меня учили им гордиться, и, когда шалил, грозили, показывая на портрет: папин дедушка не одобрил бы твоей выходки, маленький Пити... Ничего, я это дело прекращу. Здесь, по крайней мере.

Директор бубнил:

- ...додуматься устроить школу. Промышленная зона, то, другое... Собственно, закрытый интернат для трудновоспитуемых, а еще одно время здесь была коммуна молодых наркоманов - ну, в смысле которые на добровольном лечении. Но теперь-то, конечно... всеобщая гуманизация, закон о наказаниях, то, другое... бывший карцер вот у нас вроде как место экскурсий, показываем интересующимся посетителям, как вы...

Директор на глазах утрачивал вспыхнувший было интерес. Странно, подумал Питер, неужели я произвожу впечатление сквалыги? Ничего, сейчас он начнет нас любить, как родную маму. Вот, пожалуйста.

- Вот, пожалуйста, - сказал он, - я хотел бы, чтобы эта сумма была истрачена на... ц-ц... благоустройство. Ц-ц... клумбы, белые рубашки воспитанникам, очень желателен фонтан Комплекс... ц-ц оздоровительных мероприятий и сооружений. Что еще? В Биарриц их свозите, что ли, Питер (богатый экзальтированный идиот, он и костюмчик себе выбрал - к зеркалу не подойти; особо, впрочем, выбирать не приходилось) благодушно отдулся. - А сейчас...

Все здесь нужно сравнять с землей, а потом эту землю долго-долго восстанавливать. Только сперва дать хорошенько перегнить. Сколько, интересно, красноглазая сволочь хапнет себе? А местечко-то и вправду глухое - по своей воле кто сюда заглянет. Да. Так. Значит, меня вычислят сразу, меня и вычислять-то... Ну и пусть, я сюда не хитрые партии приехал разыгрывать, у меня на них времени нет.

- А сейчас, - сказал он, - я бы посмотрел... ц-ц... как у вас тут... условия. Познакомиться с воспитанниками, с преподавателям и... ц-ц...

- Прошу, прошу господин Вандемир...

- Какой у вас тут штат?

Питер пересекал двор. А достаточно опрятно, травка худосочная, конечно, но, видно, что подстригается. Развалины посреди двора растрескавшиеся торсы и полуконечности, ага, фонтан был когда-то, большой дом с башнями, большой флигель, все старое, облупившееся, серое, однако без мусора под стенами. Они вошли во флигель, здесь, по-видимому, были классы. Питер присмотрелся: Ленц, надо отдать ему должное, устраивал своих подопечных несравнимо лучше.

- Спортивная площадка? - голосом лже-инспектора сказал Питер, Бытовые условия? Питание?

Директор заводил плечами. Он что-то опять говорил о трудностях, а Питер его вновь перестал слышать, потому что увидел ребят. В следующей комнате шел урок, и дети - человек десять - сидели за столами. Мальчики и девочки. Лет одиннадцати-двенадцати.

- Что? - переспросил директор. - Старше? Да, конечно. А почему вы спрашиваете?

Питер вошел. Учительница - молоденькая, сама как девочка, обернулась. Питеру показалось, что испуганно. Дети дружно встали, дружно сказали: "Здравствуйте, господин директор", дружно сели. Не-ет, у них тут порядочки еще оч-чень серьезные. В столовую не строем ли ходят? Он уже хотел произнести что-то пустое, что-то меценатски-безмозглое, но осекся, увидев глаза детей. Не всех. Кто-то, не заинтересовавшись ничуть, будто такие клетчатые болваны у них вовсе не в диковинку, сразу отвернулся, но многие смотрели и среди них двое. Мальчишка с вихрами и девочка, застенчивая, рыжая и зеленоглазая, у самого окна.

Это - они. Первую секунду глаза их были широко распахнуты, будто они вбирали в себя всего его, затем, вобрав, принялись разбираться с ним, препарировать и классифицировать, и, наконец, вышвырнули, вытолкнули его из своего сознания, из мозга, из души, из чего там, как вещь, с которой все ясно, для которой найдено раз и навсегда точное, определенное место, и к которой понятно теперь как надо относиться, и к ней так и станут относиться, что бы ни случилось, и ныне, и присно, и вовеки веков.

Аминь, подумал Питер. Из всех, кто здесь сидит, только эти двое из группы Лукаса. Как еще он выглядит, Лукас этот. Может, он директор? Нет, вряд ли. Вот это уж совсем вряд ли.

- Продолжайте... ц-ц... продолжайте, - все-таки выдавил он из себя. - Слушайте, - сказал директору в коридоре, - так я не понял, у вас что - и команды, что ли, футбольной нет?..

Ночью были тучи, а потом небо очистилось. В переплетах полукруглого витражного окна сделалась различима луна, узенькая и слабая. Питер подозревал, что директор отдал ему свою комнату. Но это - ладно. Вот машина его чуть не подвела: вздумала заводиться, хоть он, кажется, все старания приложил, чтобы этого не стряслось.

В стекло ударился камешек. Уже второй раз, подумал Питер. И еще кто-то пытался взобраться на деревце против окна, но обрушился с треском. Питер встал сбоку от шторы. Внизу было слишком темно, чтобы что-то разглядеть. Ну что, уже? Или пусть совсем угомонятся? А угомонятся они? Я вот чего не понимаю, как никто не разбегается отсюда, хотя с другой стороны - куда? Человеку надо где-то жить, а ребенку тем более.

Он решился. Лестница завыла и заскрежетала, когда он ступил на нее. Питер выругался шепотом. На улице оказалось свежо и сыро, и совсем не пахло мертвым комбинатом, а пахло листьями, травой, землей и еще отчего-то-уксусом. По небу ползла яркая черточка, если приглядеться, то и простым взглядом можно различить, что состоит она из отдельных точечек, - года два назад, в очередной круглый юбилей какой-то там из европейских промышленных выставок, на орбиту вывели систему напыленных зеркал. На такую вот отовсюду видимую забаву решилось человечество. Это, кстати, чуть ли не второй всего не коммерческий, не научный и не военный запуск. Первый состоялся полвека назад, на предыдущий круглый юбилей этой же выставки, но тогда зрелище получилось победнее.