Николай Полунин - Коридор огней меж двух зеркал (Повесть вторая)

Для того подходящее, например, чтобы прострелить с верхнего уровня твою, Пити, давно наметившуюся плешь. Ну-ну, одернул он себя, перестань выдумывать. Хотя может быть. Если уж на то пошло, теперь с тобою может быть все что угодно.

- Слыхал, вы как будто попали в переделку?

- Немного, - буркнул Питер. - Я прошу прощения, что заставил вас напрасно ждать, но... у меня действительно... в общем, не было возможности связаться. Окончательные материалы у вас при себе?

- Материалы... - проговорил Ротенберг в задумчивости. - Сегодня двадцать восьмое...

Так. Следовало ожидать. Но сегодня и вправду уже двадцать восьмое, тут он прав. Впрочем, Питер был готов.

- Моя информация уйдет в "Европейскую" через два часа. Если я не вернусь и не успею ее перехватить. Я не блефую сейчас, поверьте. И потом, причем здесь двадцать восьмое? Она будет стоить ровно столько же и завтра, и послезавтра, и через месяц, вы же понимаете. Если хотите знать мое личное мнение, то ваши "Тритоны" - порядочная дрянь, и не знаю, кого уж вы там подмазали в "Европейской", но не об этом же сейчас речь...

Питер заметил, как Ротенберга передернуло. Ничего, пусть кушает.

- Могу даже сказать, откуда у меня эта информация. Хотите? Это очень просто. Когда-то у меня были дела с парнями из Хьюстона, а теперь кое-кому там интересно, что делается в старушке Европе. Я им помогаю время от времени. А они - мне. Могу назвать Питера Уэзерби, Марка Холлиса. Они уже не у дел, так что я им не наврежу, да и вы, думаю, не станете. Январь этого года и... - Питер назвал сложное дробное число, - это вам что-нибудь говорит?

(В январе "Европейская Космическая" вынесла принципиальное решение о расширении парка малых челноков, а сложное число было индексом орбиты, откуда свалился модифицированный "Тритон"; испытания проводились в беспилотном режиме, но все равно - скандал. Впрочем, "Би-Эм" проявила завидную предусмотрительность: низкая орбита находилась почти в самой зоне, упоминающейся во всех регистрах как зона максимального скопления "неорганизованных объектов", попросту говоря - космического мусора. Выводить туда штатные спутники было делом рискованным, и практически никто и не совался. Кроме тех, кому нужно было проворачивать свои темные делишки. Вот, может, этот риск-то их и погубил.)

Теперь глаза Ротенберга из безмятежно-простецких сделались жесткими щелями. Однако Питера это не остановило. Сейчас он был сильнее и знал это.

- "Двадцать седьмой", которого так и не взяли в Балтиморе, - это был я, - сказал он, чтобы все окончательно расставить по местам. Тут он приврал: у "двадцать седьмого" он работал на подхвате, но, в общем, того действительно так и не взяли, хоть за ним и охотилось четыре разведки. Ни его, ни Питера, благополучно возвратившегося в Европу к Элле и стакану - теперь ненавидимого - теплого молока.

Щели не изменили своего блеска, но в глубине их что-то открылось и закрылось вновь. Ротенберг полез двумя толстыми пальцами в нагрудный карман рубахи под комбинезоном, достал блестящую палочку, протянул.

- И еще, - Питер легко взял кассету, - у меня опять изменения, и самое ужасное, я не знаю, на сколько это затянется. Но не более двух суток. Но все равно начинайте без меня, только не раньше послезавтра.

- Мы не собираемся лезть в это дело. Мы не имеем интересов в этом деле. Мы не имеем к этому делу никакого отношения. И не будем иметь.

- Да что вы, никто вас ни к чему и не принуждает. Ни вас, ни вашу фирму в целом. Уведомить, дать, так сказать, сигнал к наступлению, вложить свою лепту в общее начинание - благородно, нет?.. И не огорчайтесь, пожалуйста, мне действительно ничего от вас больше не нужно, я исчезаю с горизонта. Это - последнее - только просьба о любезности, если угодно... И вот еще что, давайте-ка вы уедете первым, да?

Не проронив более ни слова, Ротенберг уселся в свою "торино", испуганно охнувшую под ним, и - Питер ждал удара дверью, рывка, но ничего подобного-плавно взял с места, укатил в полном соответствии с правилами дорожного движения. Ну и нервы, искренне позавидовал Питер. В скользящем мгновении тишина на автостраде над головой с верхнего уровня послышался звук заводимого мотора и - тоже отъезжающей машины. Вот так даже, подумал Питер.

Он повспоминал, что ему еще предстоит сделать сегодня. В общем, немного. Сейчас он отдаст все, что смог собрать, непосредственным исполнителям и, в принципе, перестанет влиять на ход событий. Ну а с завтрашнего дня... Что ж, с завтрашнего так с завтрашнего, он готов. Ничего хорошего от этой затеи ждать не приходится, но и оставить ее он не может. А, Пити, как? А то плюнь. Или нет?

Он знал, что нет. Он не мог бы потом жить спокойно.

Так. Ладно, пока что передоверим секреты и тайны третьим лицам. Наш горький опыт говорит, что третье лицо оказывается зачастую совершенно незаменимым, когда речь заходит о страшных тайнах и всяких смертельных опасностях для жизни. Парадоксально, но факт.

5

Глухой забор из плит литого камня начинался прямо от съезда с национального шоссе. Узкая полоса земли между забором и обочиной была засорена окурками, банками из-под напитков, всевозможными обертками и пробками, пластиковыми бутылками и пакетами и просто обрывками пластика, осколками стекла, прочим. Куски искусственного газона валялись на ней вперемешку с остальным, пыльные, свалявшиеся, как старые тряпки. По правую руку повторяла все изгибы дороги то ли речонка, то ли канал с бурой вялой жижей, волочащей на себе куски сухой пены, обнесенная по берегам колючей проволокой. Через каждые двести метров на аккуратной ноге торчал плакатик: "Опасно. Стоки. Приближаться и брать воду нельзя."

Вот он, значит, какой - Изер. Комбинаты закрываются, а стоки их продолжают оставаться тем, что они есть, и кому до этого какое дело. Кто мне говорил, что будто бы у нас седьмое место в мире по дороговизне земли? Так. Чертов драндулет - Питер частью ехал поездом, затем взял машину у заправочной станции, долго выбирал саму дорогую и (с виду) фешенебельную, оказавшуюся, как водится, совершенной развалиной, да вдобавок чуть не десятилетней давности - еще на двигателе внутреннего сгорания, - как только на шоссе не оштрафовали, висел же знак. Тоже какой-нибудь лопух прохлопал.

Забор, если верить карте, должен идти еще с полкилометра, а потом будут ворота, через которые, кажется, можно въехать внутрь. За забором был когда-то частный лес, во время оно чудом уцелевший; теперь там все еще росли деревья, но полувековое соседство с ядовитым комбинатом сделало свое. В глубине больного леса стоял старый дом. Питеру тяжело было думать, что ожидает его там.

А вот приступы его непонятные пока прекратились, он, кажется, знает, почему, и надеется, что они прекратились насовсем.