Евгений Кривенко - Окликни меня среди теней

– Надо же, Евгений, - голос Сирина звучал хрипло. - Это ведь Чикаго! Теперь надо искать место для посадки. Топлива осталось на двадцать минут.

Город медленно приближался: экономя горючее, Сирин уменьшил скорость. Русов смотрел как зачарованный. Одно здание было выше других исполинов, две антенны на крыше горели жарким золотом, напомнив Русову купола церквей на родине.

Здания наклонились, самолет огибал район небоскребов…

И тревога вошла в сердце Русова - великолепный город был мертв. Не видно было разрушений, как в городах Европы; бесчисленные коробочки автомобилей усеивали улицы, но не двигались, и Русов знал, что даже если самолет опустится ниже, они не увидят пешеходов на тротуарах. Лишь глубокие тени наполняли ущелья улиц.

– Темная зона, - сквозь зубы процедил Сирин. - Надо лететь дальше.

Русов с грустью глядел вниз, пытаясь представить, что творилось в городе после той странной войны. Наверное, жители не сразу поняли, что произошло: небоскребы легко выдержали ослабленные расстоянием сейсмические толчки от нескольких взрывов, и, когда люди вышли из убежищ, то как будто ничего не изменилось - только дни стали сумрачнее, да по ночам восходила кроваво-красная луна, но это объясняли тучами дыма и пепла, выброшенными в стратосферу над сожженной Европой. Лишь когда стала нарастать волна заболеваний, поднялась паника. Вероятно, люди бросали всё, пытаясь вырваться из города, было столпотворение, жуткие пробки на улицах. И конечно, это никого не спасло…

Остались погруженные в сумрак улицы; остались зловеще темные заросли деревьев в парках; остались, став смертельно опасными для человека, крысы, собаки и кошки…

Небоскребы уменьшились, словно уходя под землю. Потянулись плоские кварталы, тускло заблестела путаница железнодорожных путей - всё наводило на сердце странную тоску… Но вот местность повеселела: среди зелени перелесков раскинулись желтые квадраты полей, а на идеально прямой полосе шоссе Русов увидел первую ползущую букашку.

– Все, садимся! - напряженно сказал Сирин. - Горючего осталось на десять минут. Судя по карте, где-то тут есть аэропорт. Если полоса будет занята, попробуем сесть на шоссе. Можно и катапультироваться, но машину жалко. Как она нас сюда донесла. Птичка моя!

Аэропорт оказался небольшим: аэровокзал, россыпь автомобилей на стоянке и несколько ангаров. Самолетов не было видно, и вообще всё словно вымерло. Обе взлетно-посадочных полосы были свободны. Сирин низко пролетел над одной, примериваясь. Потом развернулся, отлетел подальше и повернул снова. Самолет тряхнуло - это выдвинулось шасси.

– Ну, с богом! - хрипло сказал Сирин.

У Русова учащенно забилось сердце: наступил самый опасный момент полета.

Самолет пронесся над началом полосы, стремительно замелькали бетонные плиты, но колеса никак не могли коснуться их. Русову сделалось страшно - впереди быстро вырастала стена аэровокзала… Вдруг его втиснуло в кресло, а остаток полосы ушел вниз.

– Пойдем на второй круг, - прохрипел Сирин. - Не сбросил вовремя скорость.

Земля отодвинулась, плавно поворачивая под крылом. С высоты она казалась безопасной, и Русов на миг захотел остаться здесь, в вышине…

Снова зашли на полосу. Опять понеслись бетонные плиты, и у Русова будто оборвались внутренности - самолет рухнул вниз. Удар был так силен, что в голове промелькнуло: «Конец!». Но нет, самолет с пронзительным визгом несся по полосе. Быстро приближался ее конец, аэродром явно не был рассчитан на прием сверхзвуковых машин.

«Разобьемся! - обречено мелькнула мысль. - Стоило лететь в такую даль».

Рвануло вперед так, что из глаз брызнули слёзы. Но ремни удержали, а краем глаза Русов заметил позади раздувшееся красно-белое полотно. Самолет сбавил ход и вскоре остановился. Наступила неправдоподобная тишина. Сирин манипулировал чем-то на панели.

– Если бы не тормозные парашюты, нам хана, - добродушно улыбнулся он. - Как только выдержали! Надо будет потом собрать. Хотя вряд ли еще понадобятся.

Снова зашумели турбины. Сирин подрулил к аэровокзалу и защелкал тумблерами. Самолет умолк, теперь уже окончательно.

– Все, приехали. - Сирин освободился от ремней и шлема, затем помог Русову.

В полу открылся люк, едко пахнуло керосиновой гарью. Сирин ловко спустился по трапу и, прислонившись к стойке шасси, закурил.

– Интересно, у них тут «Беломорканал» найти можно? А то у меня последняя. - Он повертел полупустую пачку и бережно положил в карман.

Русов стал спускаться, но на последней ступеньке ослабевшие ноги подвели, и он сел прямо на бетон. Сирин издал смешок, с жадностью затянулся и покрутил головой.

– Никого, Евгений. Все брошено.

Русов ухватился за трап и встал. Было удивительно тепло, словно они вернулись из осени в зенит лета. Солнечный свет был мягок, в нем словно нежилась зелень и белые стены аэровокзала. Но беспорядочно разбросанные машины говорили, что на эту землю пришла беда.

– Ладно, пошли, - сплюнул Сирин. - А то наедет полиция, и нас арестуют. Будем любоваться американским небом в клеточку.

Русов только теперь вспомнил, что их могут встретить враждебно, и понуро поплелся за Сирином.

От названия аэропорта на фасаде сохранились только две буквы - «R» и «L». Внутри было пусто, повсюду лежала пыль: на столиках, разломанных телефонных аппаратах, выпотрошенных автоматах для продажи кока-колы, и даже на кучках окаменелого дерьма…

Они побродили по загаженным помещениям и вернулись к самолету. Сирин забрался наверх и стал передавать Русову сумки, тяжелый ящик, наполненные канистры.

– Бензин, масло, аккумулятор, - буркнул он. - Вдруг найдем машину.

Русов удивился:

– Когда ты успел? Ведь времени совсем не было.

Сирин криво усмехнулся:

– Я, Евгений, всю ночь самолет готовил. Хрен бы мы долетели без запасных баков. Хотел утром с тобой поговорить, чтобы отправился со мной переводчиком. Но тут нагрянули эти хмыри, не до разговоров стало.

– Ну и ну, - оторопело сказал Русов. - А что тебе в Америке понадобилось?

– Потом расскажу, - голос Сирина прозвучал странно. - А может, и не стану ничего рассказывать, целее будешь… Ладно, давай переоденемся. Жарко.

Здесь же у самолета сняли комбинезоны. Сирин переоделся в прихваченную с собой одежду, а Русов остался в тренировочном костюме, брюки и куртку забыл на базе. Хорошо еще, что ключи от «УАЗа» оставил в кармане брюк, а то влетело бы от отца. И тут Русов чуть истерически не рассмеялся: увидит ли он отца вообще?

Сирин забросил комбинезоны в кабину, что-то нажал. Трап поднялся, и самолет сразу стал чужим и недоступным. Сирин потоптался у машины, перенесшей их на другой континент, расстроено крякнул и пошел к вокзалу.