Сергей Галихин - Эра Водолея (главы из романа)

- Не могу с тобой до конца согласиться, Николай Алексеевич, - ответил Картошкин, медленно пережевывая суджук. - Человек - животное, но на очень высокой стадии развития... Согласен. То, что телевидение забивает мозги выдуманными и пустыми моральными ценностями... Согласен. Но нельзя грести все под одну гребенку. Человечеству нужна мечта. Она как надежда.

Если нет надежды, жизнь теряет смысл. А то, что кто-то распорядился телевидением или вообще идеей сказки по своему усмотрению... Так это он мразь, а не сказочник, который придумал сказку. Убийство посредством бытового молотка или кухонного ножа происходит достаточно часто. Но никому и в голову не пришло продавать их по специальному разрешению. А то, что человек становится частью какого-то сообщества... еще первобытные люди объединялись, когда собирались охотиться на мамонта.

- Да, - сказал Лобачевский. - Согласен. Но! Тогда люди объединялись, чтобы добыть пищу, которую поодиночке не могли добыть. То есть объединение для действия. Сейчас же все происходит, как говорят в геометрии, от обратного. Объединение для бездействия.

Картошкин и Чуев переглянулись. Зубков с интересом слушал разговор и при этом не забывал наслаждаться вином.

- Ты что-нибудь понял? - спросил Картошкин.

- Смутно, - ответил Чуев. - Алексеич... а попроще?

- Хорошо, - сказал Лобачевский, открывая новую бутылку. - Попробуем с самого начала. Группа, а в нашем случае общество, может помочь человеку осознать себя равным среди подобных. Оно может дать слабому человеку мужество и достоинство, к чему слабый и стремится, объединяясь с такими же слабыми. Чтобы удержать общество в однажды определенной форме, на сцене появляются дары. Ну, скажем, в виде социальной помощи. Человек, принимая дары, очень быстро начинает воспринимать их как должное и при затруднении перестает добиваться чего-либо сам. Он требует, совершенно не задумываясь, что государство состоит из таких же, как он сам, граждан, которые так же, как и он, требуют и ничего не отдают. Из этого логично вытекает самый банальный социализм. Государство выступает рабовладельцем, по своему усмотрению раздающим блага, а гражданин - рабом, потребляющим их. Теперь тебе понятно? - спросил Лобачевский Картошкина.

- Нет истины, пока нет людей, готовых ее принять, - ответил Чуев. - Был у меня в юности приятель Мишка Абакумов. Так вот, он любил повторять: жилабыла девочка, сама виноватая.

- Каждый человек имеет то правительство, которое он заслуживает, монотонно процитировал Картошкин.

- Именно, - подтвердил Чуев. - Вспомни, что мы сделали в молодости, когда нам все это надоело. Я не вижу причины, оправдывающей бездействие сегодняшнего общества. То есть ее нет. А раз так, значит, общество это все устраивает. А раз его все устраивает...

Чуев замолчал в поиске более подходящего выражения. По его лицу было видно, что он знал, что сказать, но это вдруг вылетело у него из головы.

- Если ты женщина, сиди и грызи кость, - сказал Костя и отправил в рот ломтик сыра.

Дядя Юра посмотрел на него.

- Что?.. - спросил Костя, перестав жевать, и чуть улыбнулся. - Старая чукотская поговорка.

- Да, - сказал Чуев, оставив надежду вспомнить свою мысль. - Суть именно та. Хочешь что-то изменить, так хотя бы попробуй. А если ты даже и не пытаешься, наверное, тебя все устраивает.

А я не собираюсь делать кого бы то ни было счастливым насильно. И вам не советую.

Сказав это, Чуев поднял стакан, приветствуя собеседников, и сделал глоток.

Все сделали то же самое.

В дверь постучали. Лобачевский протянул руку к бутылке, Картошкин начал сворачивать газету с закуской.

- Это я, Моисей, - послышалось из-за двери.

Все угадали голос Михалыча и вернули все на прежнее место. Чуев поднялся со стула и быстро пошел к двери. Михалыч работал в газете плотником, слесарем, электриком, но для хороших людей оказывал еще одну маленькую, но очень важную услугу.

- Ну как? - спросил Чуев, выйдя в коридор и прикрыв за собой дверь.

- Держи, - ответил Михалыч.

- Сколько?

- Пока как всегда. В следующий раз на треть дороже.

- Завтра рассчитаемся.

Михалыч ушел, а Чуев вернулся в свой кабинет. Он просто светился от счастья.

- Вот тебе загадка для твоей диссертации, - сказал Картошкин, повернувшись к Лобачевскому. - Живет человек в желтом секторе, имеет карточку второго уровня и все, что в связи с этим полагается. А купив на черном рынке красную карточку, радуется как ребенок.

- Ну так!.. - сказал Чуев. - Я ее месяц ждал. Ну что, диссидент, составишь вечером компанию? - спросил он Костю. - А то что-то ты загрустил последнее время. Я тебе кое-что покажу. Отдохнем по полной программе. Ну как, едем?

- Куда? - спросил Костя, хотя был заранее согласен. Воодушевление дяди Юры его по крайней мере заинтриговало.

- К блядям... - ответил Лобачевский.

Чуев посмотрел на него укоризненно и, склонив голову набок, спокойно сказал:

- Вот ведь, Николай Алексеевич. Два высших образования у тебя, пятьдесят шесть лет прожил, про общественный строй докторскую написал, правда, защищаться не рискнул. А простой истины не знаешь. Проституция это профессия, а блядство - это образ жизни.

- И мысли, - добавил Картошкин.

- И мысли, - подтвердил Чуев.

- Напротив газеты есть великолепный комбинат сексуального обслуживания, - сказал Зубков. - Чем тебя не устраивают проститутки в желтом секторе?

- Своими постными рожами. Задору в них нет. А цена запредельная. И правила поведения меня тоже не устраивают. Я не пионер в Музее Ленина.

- Цена, согласен, высоковата, - согласился Костя, - а вот насчет рож и задору... недалеко от твоего дома есть одно заведеньице... Накинь малость - они забудут про параграф сохранения семьи, и ты получишь по полной программе.

- Еще не хватало проститутке взятку давать, - возмутился дядя Юра. Знаю я, о чем ты говоришь... шик там есть. И лоск... аж кровь в жилах стынет.

Но там, куда я тебя отведу, она у тебя закипит. Ближе надо быть к народу, к традициям.

Костя не стал спорить о преимуществах и недостатках местных борделей. На вкус и цвет товарищей нет. И к чему спорить, все равно вечером все разъяснится. Решено было встретиться у дяди Юры в восемь.

Допив вино, все пошли в столовую. После обеда Зубков зашел к секретарю, взял открытое письмо Гуньдяева и поехал домой писать статью. Включив дома компьютер, Костя первым делом, как обычно, проверил, нет ли новой информации о Лене. Новостей не было. Зубков без настроения прочитал открытое письмо и за полтора часа написал статью. Сделав всю работу по дому, Костя легко поужинал и в назначенное время появился у дяди Юры. Чуев был уже одет, и через пять минут они вышли из подъезда.