Кит Робертс - Павана

- Когда-нибудь покажу тебе шрам, - сказал он с противной усмешечкой, на таком месте, что в присутствии дамы как-то не того...

Перепробовав разное, Коль взялся работать буксировщиком на

одной фирме в Иске. Но его хватило ненадолго, в середине первой же недели он пригрохотал прямо в самый центр Бристоля на восьмисильном "клейтоне и шаттлворте", размотал шланг и перелил в свои баки всю воду из принадлежащей корпорации поилки для лошадей, прежде чем его заграбастали полицейские. "Клейтон" не рванул, но был на волосок от взрыва. Коль попробовал наняться еще разок - на севере, в Аква-Сулисе, куда еще не дошла весть о его художествах; там он продержался целых шесть месяцев, покуда стекло разбившегося манометра не стесало часть кожи на его лодыжках. Де ла Хей подался дальше в поисках, как он выразился, "менее смертоубийственной работы", Джесс хохотнул и затряс головой.

- И чем же ты занимаешься нынче? Нахальные глаза смеялись ему в ответ.

- Торговлей, - беззаботно изрек Коль. - Там купишь, тут продашь... Времена тяжелые, каждый крутится, как может. Допивай, Джесс, следующую ставлю я...

Они болтали о давних временах, а Маргарет все носила им пиво, брала деньги и приподнимала брови, поглядывая на Коля. Вспомнилась та ночь, когда де ла Хей в приступе хмельной храбрости побожился, что снимет все орехи с дерева, которое так тщательно сберегал его преподаватель.

- Вовек не забыть, - сияя говорил Коль. - Лунища была - светло как днем...

Джесс держал лестницу, а Коль взбирался наверх, но не успел он дотянуться до веток, как дерево задрожало, словно от урагана.

- Орехи посыпались - ну прямо градины, прах их побери, - давился смехом Коль. - Ты же помнишь, Джесс, как такое забыть... А там как раз этот... сам старый козел Тоби Уоррилоу - сидит себе, только ботинки торчат, и трясет, будто душу хочет вытрясти из чертова дерева...

После этого в течение нескольких недель ни о каких наказаниях и речи не было, даже де ла Хей ходил безгрешный, и все мальчишки в течение месяца объедались грецкими орехами.

Еще была история с двумя монахинями, которых выкрали из шер-борнского монастыря; это дело тоже хотели навесить на де ла Хея и едва не преуспели, однако вопрос о виновнике так и остался без ответа. Девиц, принявших постриг, умыкали и прежде, но кому, кроме Коля, могло прийти в голову похитить сразу двух?.. А скандал с трактиром "Поэт и Земледелец"! Его хозяин, видать из дурной прихоти, держал в конюшне на цепи огромную обезьяну; Коль, которого выставили из "Поэта и Земледельца" за какое-то непотребное ночное буйство, исхитрился разрезать ошейник этой твари. Несчастная животина целый месяц бесчинствовала в округе и на всех наводила ужас - мужчины ходили при оружии, а женщины за порог и носа не казали. В конце концов ее пристрелил один ополченец - застукал у себя дома, когда та опустошала миску с супом.

- Чего ты намерен делать? - спросил де ла Хей, опрокинув не то шестую, не то седьмую кружку пива.- Ведь фирма теперь твоя, да?

- Угу- - Джесс задумался, опустив голову. - Руководить намерен, вот чего...

Коль облапил его за плечи.

- Все у тебя наладится. А раз наладится, брось хандрить. Я так скажу: первым делом тебе нужна славная деваха, а уж потом все само склеится. Вот чего тебе надобно, дружище Джесс, я это нюхом чувствую. - Он ткнул приятеля под ребра и расхохотался. - Чтоб грела по ночам лучше, чем одеяло. И не давала толстеть, а?

Джесс выглядел несколько опешившим.

- Давай не будем...

- Ну не скажи, это первое дело. Ни с чем не сравнить. Мммм...

- Коль заелозил бедрами, прикрыл глаза, обрисовал руками соблазнительные формы, ухитряясь выглядеть одновременно и лириком, и похабником. - Старина, теперь у тебя с этим никаких трудностей не будет. Сам понимаешь, весу тебе прибавилось. Нынче ты первый в списке... Все сучки сбегутся, как прослышат, знай только отгоняй! Будешь отгонять этим - ну что там у клапана?.. Толкателем... - И он снова зашелся смехом.

Не заметили, как время подошло к одиннадцати. Джесс натянул фуфайку, с трудом попадая в рукава, и пошел задворками провожать Коля. Только когда холодный воздух ударил в лицо, он понял, как сильно набрался. Он налетел на де ла Хея, потом с размаху треснулся о стену. С хохотом они пропетляли по переулку и расстались у гостиницы "Георг". Коль, сыпя клятвенными обещаниями, растворился в ночи.

Джесс прислонился к заднему колесу "Маргарет", ощущая, как пиво беснуется в голове. Чуть прикрыл глаза - и все задвигалось, заходило ходуном под ногами. Ничего, зато, дружок, последний час был славный. Будто перенеслись в школьные годы. Он, не сдержавшись, засмеялся и потер лоб тыльной стороной ладони. Де ла Хей, конечно, никчемный прохиндей, но, с другой стороны, отличный малый, просто отличный... Джесс разлепил глаза и как сквозь туман увидел прицепы. Потом осторожно стал перемещаться вперед, опираясь руками о корпус локомотива, чтобы ладонью проверить температуру парового котла. Взобрался по лесенке в кабину, открыл дверцы топки, разбросал уголь, проверил регулятор тяги и водяное давление. Все в норме. Снежная крупа больно секла лицо, покуда Джесс по извилистому маршруту пересекал двор.

Повозившись, он попал ключом в замочную сважину и распахнул дверь своей комнаты. Там было темно и жутко холодно. Он зажег единственную лампу, не до конца надев стеклянный колпак. Огонек заметался на сквозняке. Джесс тяжело рухнул поперек кровати и уставился на точечку света, которая ходила туда-сюда, туда-сюда. Заснуть бы, а с утра пораньше в путь... Рюкзак лежал на том же стуле, куда он его положил, но не было сил заставить себя развязать его. Он закрыл глаза. Сразу закружились разные картины. Где-то рядом пыхтел "буррель"; Джесс согнул руки, чувствуя, как рулевое колесо вибрирует под ладонями. Вот так локомотивы со временем донимают тебя: постукивают час за часом, час за часом, пока этот шум не становится частью твоего сознания, входит в плоть и кровь, в мозг, и ты без этого и жить-то потом не можешь. Схватишься спозаранку - и в дорогу, до того нарулишься, что остановиться не способен; Лондониум, Аква-Сулис, Иска; гранит из парбекских каменоломен, уголь из Киммериджа, шерсть и зерно, камвольные ткани и мука, вино и подсвечники, иконы с ликом Мадонны и лопаты, маслобойки и порох, патроны и золото, свинец и жесть; поставки по контракту для армии, для церкви... Цилиндры, регуляторы, задвижки, рычаги реверса... И ретивая железка трясет, трясет площадку машиниста...

Он ворочался и ворочался, кроя всех и вся. А краски в его воображении разгорались все ярче. Темно-бордовое мешалось с золотисто-каштановым, красная слюна на подбородке отца, броские пятна цветов на свежевывернутой земле; клубы пара и огни ламп; языки пламени; свинцовое небо, нависшее над холмами.