Кит Робертс - Павана

От двери отделился стражник, словно сгусток мрака, вооруженный куцей алебардой.

- С вами все в порядке, сэр?

Голос, донесшийся будто из дальней дали, приковал Джесса к месту. Он поперхнулся, закивал и заулыбался.

- Угу, угу, все отлично. - Большим пальцем он показал себе за спину: Привез... это вот... поезд. Стрэндж. Из Дурноварии.

Стражник заковылял обратно. Казалось, вся его фигура с ясностью говорила: ох уж эти оборванцы! Вслух он бросил:

- Вы бы, сэр, убирались подобру поздорову, чтоб не попасть в кутузку. Нет охоты возиться с вами. Или не знаете, что уж давно за полночь?

- Ухожу, господин офицер, - сказал Джесс.- Уже ухожу... Пройдя десяток шагов, он обернулся:

- Господин офицер, а вы... ж-ж-женаты?

В ответ донеслось суровое: "Проваливайте, сэр." И владелец голоса растворился в темноте.

Городишко спал. Иней поблескивал на крышах, лужи на дорогах задубели-замерзли, ставни всюду наглухо закрыты. Где-то ухала сова, а может, это дадеко-далеко пыхтел локомотив... В "Морской деве" была тишина, огни погашены. Джесс постучал дверным молотком. Нет ответа. Он постучал сильнее. В доме напротив мелькнул свет. У него сперло дыхание. Глупость сморозил, откроет не она. Кончится тем, что позовут стражников... Но она должна догадаться, кто стучит, должна, у женщин есть чутье. Объятый ужасом, он громче заколотил в дверь.

- Маргарет!..

Желтый проблеск света; дверь распахнулась так внезапно, что он растянулся на земле. Тяжело дыша, встал, потирая глаза. Перед ним стояла Маргарет - волосы взъерошены, рукой придерживает плед, наброшенный на плечи. Она подняла лампу повыше и ахнула:

- Ты?!. - Потом захлопнула с глухим стуком дверь, заложила засов, повернулась к нему и произнесла негромко, но сердито:

- Ты хоть соображаешь, что делаешь?

- Я... - попятившись, выдавил он, - я...

Тут он заметил, что выражение ее лица изменилось.

- Джесс, тебя не побили? Что случилось?

- Я... извини. Мне надо было повидаться с тобой, Маргарет. Лопнуло мое терпение...

- Тихо! - прошептала она. - Отца разбудишь, если уже не разбудил. О чем ты толкуешь?

Джесс оперся о стену, чтобы поменьше кружилась голова.

- Пять тысяч, - сказал он громким шепотом. - Это же ничто, Маргарет. Теперь это ничто. Маргарет, я... это... богат, слава Богу. Теперь это не играет роли.

- Что?

- На дорогах, - лепетал он, - буксировщики болтают. Они говорят, ты хочешь пять тысяч... Маргарет, я и десять достать могу...

На ее лице забрезжило понимание. И, видит Бог, она рассмеялась.

- Джесс Стрэндж, - произнесла она, покачивая головой, - к чему ты клонишь?

И он выложил все до конца. Само сказалось:

- Я люблю тебя, Маргарет. И, думаю, всегда любил. Я хочу, чтобы ты стала моей женой.

Улыбка сбежала с ее лица. Маргарет замерла и полуприкрыла глаза, будто на нее навалилась внезапная усталость. Затем шагнула вперед, взяла его за руку и сказала:

- Пошли. Только ненадолго. Заходи и садись.

В темном зале пивной догорал камин. Она села поближе к огню, свернулась кошечкой и уставилась на него - в темноте ее глаза казались особенно большими. Джесс заговорил. Он высказал все - прежде и вообразить не мог, что способен произнести такое вслух. Рассказал, как тосковал по ней, как надеялся - зная, что надежды нет; как ждал столько лет, что уже позабыл то время, когда ее еще не было в его душе. Она слушала, не двигаясь, не выпуская его пальцев, поглаживая его ладонь своей ладонью, задумчивая, озадаченная. Он живописал, как она будет хозяйкой в его доме, своя роща, свой вишневый сад, террасы, усаженные розами, слуги, свой счет в банке; и, разумеется, Маргарет Стрэндж, его жена, трудиться не будет.

Джесс умолк, и наступила тишина, которая тянулась и тянулась, пока тиканье больших настенных часов не превратилось в гром. Маргарет запустила ступню в теплый пепел и шевелила пальцами ее щиколотку.

- Я люблю тебя, Маргарет. Действительно люблю...

Она была все так же спокойна, устремив затуманенный взор в никуда. Плед сполз с ее плеч; ему была видна ее грудь - соски проступали сквозь тонкий материал ночной рубашки. Маргарет нахмурила брови, поджала губы и перевела взгляд на него.

- Джесс, - сказала она, - обещай, что ты кое-что сделаешь для меня после того, как я закончу говорить. Обещаешь?

Его хмель внезапно как рукой сняло. Головокружение и внутреннее тепло пропали, теперь он дрожал. Ему почудилось, что где-то вдали снова заухал локомотив.

- Да, Маргарет, - сказал он. - Как велишь. Она привстала и села рядом с ним.

- Подвинься ближе, - прошептала она, - а то гудишь на всю комнату. Тут Маргарет заметила, что Джесса колотит, и легонько погладила его. Прекрати, не надо. Пожалуйста...

Приступ миновал; она отняла руку, поправила шаль, подобрала ночную рубашку вокруг колен.

- После того, как я скажу то, что скажу, ты обещаешь мне уйти? Тихо-тихо и... и без скандала? Бога ради, Джесс, ведь я могла тебя не впускать...

- Договорились. Не беспокойся, Маргарет, ничего не случится. Собственный голос казался ему чужим. На него вдруг снизошло

понимание того, что такое последняя сигарета для приговоренного к повешению: каждая затяжка - лишняя секунда бытия.

Маргарет сцепила пальцы, остановившись взглядом на напольном ковре.

- Я... мне хочется подобрать правильные слова, - сказала она. - Такие слова, чтобы тебя не обидеть, Джесс. Ведь ты мне очень нравишься... Я, конечно же, все знала, знала с самого начала. Вот почему я тебя впустила... Потому как ты мне нравишься, Джесс, и мне не хочется тебя обидеть. Теперь ты видишь, как я... доверилась тебе, поэтому не огорчай меня. Я не могу выйти за тебя замуж, потому что не люблю тебя. И никогда не полюблю. Поймешь ли ты это? Это мука... вот так вот знать о твоем чувстве ко мне и все же говорить тебе то, что я говорю. Однако деваться некуда, у нас с тобой ничего не выйдет... Я знала, что это произойдет рано или поздно, и порой я лежала ночью без сна и все думала, все думала и думала про тебя, ей-же-ей, не вру; но без толку. Просто-напросто ничего не получится, и весь сказ. Стало быть... нет. Мне очень жаль, но... нет.

Отчего человек способен жизнь свою ставить в зависимость от мечты, отчего он так глуп? И как сможет он жить, когда мечта пойдет прахом...

Она заметила, как исказилось его лицо, и снова дотронулась до его руки.

- Джесс, умоляю... Это так здорово, что ты ждал все это время... А о деньгах я знаю и понимаю, почему ты заговорил о них, ты просто хотел, чтобы мне жилось легко. Здорово, что так заботишься обо мне, и я верю, ты бы не обманул. Но ничего не выйдет... Господи, как же это ужасно...

Пробуешь очнуться от грез, вырваться из сна, но тщетно. Ведь ты давно не спишь и не грезишь, а сон и грезы - это то, что зовут жизнью. Ходишь во сне, говоришь во сне, даже тогда, когда что-то в тебе хочет скорчиться и умереть.