Рэй Брэдбери - Сборник 5 МЕХАНИЗМЫ РАДОСТИ

– Да они все одинаковые.

– Да, да, но это все же какое-то особенное! – захлебывался Кларенс. – Даже я готов признать: Тервиллиджер гений!

Все повернулись и снова, уставившись на экран, стали смотреть, как исполинская тварь, словно вальсируя, широко размахнулась своим острым как бритва хвостом и сняла им зловещий урожай травы и цветов. Потом остановилась и, обгладывая красную кость, устремила задумчивый взгляд в туман.

– Это чудовище… – сказал наконец, прищурившись, мистер Гласс. – Кого-то оно напоминает.

– Напоминает? – Тервиллиджер повернулся, весь внимание.

– У него такой вид… – протянул в темноте мистер Гласс. – Похоже, я его где-то встречал.

– Среди экспонатов Музея естествознания?

– Нет, не там.

– Может, – рассмеялся Кларенс, – когда-то случилось чудо, и ты осилил какую-то книгу, Гласс?

– Удивительно… – Гласс, ничуть не задетый, наклонил набок голову, закрыл один глаз. – Я, как сыщик, никогда не забываю лиц. Но этот Tyrannosaurus Rex… где же я его видел?

– Да не все ли равно? – Кларенс сорвался с места. – Он потрясающий! И только потому, что я, добиваясь результата, пинал Тервиллиджера ботинком в зад. Мори, пошли!

Когда дверь закрылась, мистер Гласс повернулся к Тервиллиджеру и на него посмотрел. Не отводя от Тервиллиджера взгляда, он окликнул негромко киномеханика:

– Уолт! Уолтер! Будь добр, покажи нам зверюгу снова!

– О чем разговор!

Тервиллиджер заерзал, чувствуя, что какая-то невидимая сила становится одинаково зримой в темноте и в резком свете, выстрелившем снова для того, чтобы от экрана в зал рикошетом отлетел ужас.

– Д-да. Точно, – размышлял вслух мистер Гласс. – Еще немного, и вспомню. Еще немного, и узнаю. – Но… кто?

Словно услыхав его голос, чудовище повернулось, и на какой-то миг презрительный взгляд его, пройдя сквозь сто тысяч миллионов лет, остановился на двух человечках, прячущихся в темной комнате. Машина смерти прогрохотала свое имя.

Словно для того, чтобы расслышать, мистер Гласс подался вперед.

Все поглотила тьма.

Месяца через два с половиной после начала работы над фильмом, когда картина была уже наполовину готова, Кларенс позвал кое-кого из своих служащих и нескольких друзей, всего человек тридцать, посмотреть черновой вариант фильма.

Фильм шел уже пятнадцать минут, когда по рядам небольшого зала пробежал приглушенный возглас удивления.

Обернувшись, Кларенс окинул всех молниеносным взглядом.

Мистер Гласс, в соседнем кресле, окаменел.

Сам не зная почему, Тервиллиджер с самого начала остался около выхода; он не понимал, откуда его тревога, но ничего не мог с собой поделать. Не снимая руки с ручки двери, он следил за тем, что происходит в публике.

Еще одно приглушенное восклицание пробежало по рядам.

Кто-то негромко рассмеялся. Хихикнула какая-то секретарша. Потом воцарилось молчание.

Ибо Джо Кларенс вскочил с места. Его маленькая фигурка рассекла экран. Несколько мгновений в темноте жестикулировали два образа: тираннозавр, отрывающий ногу у птеранодона, и Кларенс, вопящий, бросающийся на экран, как будто он хотел схватиться с этими неправдоподобными тварями.

– Стой! Остановить на этом кадре!

Лента остановилась. Изображение застыло.

– Что случилось? – спросил мистер Гласс.

– Случилось? – Казалось, будто Кларенс хочет закрыть собой экран. Он вытянул свою детскую ручку насколько мог вверх, ткнул в грозную челюсть, в глаз, в клыки, в лоб, потом повернулся лицом к ослепляющему свету проектора и его пышущие яростью щеки покрылись чешуей пресмыкающегося. – Что здесь происходит? Что это такое?

– Чудовище, шеф, что же еще?

– Как же, чудовище! – Кларенс застучал по экрану кулачком. – Это я!

Половина присутствующих наклонилась вперед, половина откинулась назад, двое вскочили на ноги, и один из двоих, мистер Гласс, жмурясь и судорожно нащупывая в кармане вторую пару очков, простонал:

– Так вот где я его видел раньше!

Не разжимая век, мистер Гласс тряхнул головой.

– Это лицо… я так и знал, что оно знакомое.

В зале подул ветер.

Все обернулись. Дверь была распахнута настежь.

Тервиллиджер исчез.

Они нашли Тервиллиджера в мастерской – он очищал рабочий стол, сбрасывал все в большую картонную коробку, и под мышкой у него была зажата кукла тираннозавра. В комнату ворвалась небольшая толпа во главе с Кларенсом, и Тервиллиджер поднял голову и посмотрел на них.

– Чем я заслужил это? – взвизгнул Кларенс.

– Простите меня, мистер Кларенс.

– "Простите"! Разве я мало тебе платил?

– По правде говоря, мало.

– Водил тебя обедать…

– Один раз. Счет оплатил я.

– Приглашал тебя к себе ужинать, ты купался в моем бассейне, и за все это… Ты уволен!

– Я и так уволен, мистер Кларенс. Последнюю неделю я работал бесплатно и сверхурочно, вы забыли выписать мне чек…

– Все равно ты уволен, да, уволен, по-настоящему! И никто в Голливуде тебя больше не возьмет. Мистер Гласс! – Кларенс повернулся на пятках, ища глазами старика. – Подайте на него в суд!

– Нечего, – сказал Тервиллиджер, и больше он уже не поднимал на них глаз, а смотрел вниз, на вещи, которые укладывал, – нечего вам у меня высуживать. Деньги? Того, что вы мне платили, и на жизнь-то едва хватало – куда уж там откладывать! Дом? Я никогда не мог купить его. Жену? Всю жизнь я работаю на таких, как вы. Так что жены исключаются. Я человек ничем не обремененный. Мне вы ничего не сделаете. Наложите арест на моих динозавров – зароюсь в каком-нибудь захолустье, куплю латекса, наберу речной глины, металлических трубок и сделаю новых чудовищ. Накуплю пленки. У меня есть старая цейтраферная кинокамера. Отнимете ее – собственными руками сделаю новую. Я умею делать все. Поэтому я вас не боюсь.

– Ты уволен! – завизжал Кларенс. – Смотри на меня. Не отводи глаза в сторону. Ты уволен! Ты уволен!

– Мистер Кларенс, – сказал мистер Гласс, незаметно подвигаясь ближе. – Позвольте мне поговорить с ним минутку.

– Еще с ним говорить! – фыркнул Кларенс. – А какой толк? Вот, смотрите, стоит с чудовищем под мышкой, и проклятая тварь похожа на меня как две капли воды – так пропустите меня!

Кларенс пулей вылетел в коридор. За ним последовала свита.

Мистер Гласс затворил дверь, подошел к окну и посмотрел на чистое, но уже темнеющее небо.

– Хоть бы дождь пошел, – сказал он. – Вот с чем я никак не могу примириться в Калифорнии. Хоть бы прослезилась, поплакала. Вот прямо сейчас, чего бы я не дал за что-нибудь, хотя бы самое пустячное, с этого неба? Ну, за вспышку молнии, на худой конец.

Он замолчал, продолжая стоять, а Тервиллиджер стал укладывать вещи медленней. Мистер Гласс опустился в кресло и, водя карандашом в блокноте, заговорил печально, вполголоса, как бы обращаясь к самому себе: