Владимир Венгловский - Половинки космоса (сборник)

А может быть, дело в той дряни, которую старуха ему вколола? Мысль походила на холодный душ. Кастерс почувствовал, что ремни подослабли, и осторожно высвободил руки. Старуха устроилась метрах в пяти, у соседнего захвата, и записывала в блокнот его истории. Даже не глядя на него! Бубнила себе под нос, что у настоящего офицера в такой ситуации есть два выхода – вернуться на пост и дождаться суда либо честно умереть…

Любой карго-офицер чувствует себя в невесомости как рыба в воде. Старой кляче пора было свернуть шею. Даже не пытаясь развязать ноги, Кастерс резко развернулся и оттолкнулся от пирамидки захвата в сторону старухи.

За мгновение до того, как разделявший их гравитационный поток вздернул его к верхним палубам, Кастерс увидел в глазах старухи спокойное удовлетворение. А путь до небес занял менее двух секунд.

Безнедельник, одиннадцатое

В пассажирской администрации Анне подтвердили, что Андрея освободят из-под стражи по прибытии на Фабиус.

В беспроигрышной лотерее, проводившейся на празднике смены времени, Ольга Сергеевна выиграла механические марсианские часы с дополнительным тридцатисемиминутным циферблатом, датой, месяцем и фазами спутников. Одиннадцатое – прочерк.

Портрет погибшего при проведении ремонтных работ карго-лейтенанта Кастерса выставили в черной рамке на входе в ресторанную зону и вывесили на титульной странице корабельных новостей.

На имя Андрея Николаевича Мороза, нового управляющего делами Фонда защиты демократического выбора, из Нью-Франклина поступила приветственная телеграмма.

Кельнер из девять тысяч семисот третьей каюты до последнего дня полета присылал Анне букетики цветов из корабельной оранжереи.

Служебное расследование по факту намеренной дезинформации руководства, подделки технической документации и нелегитимного использования средств связи было прекращено в связи с гибелью единственного фигуранта.

Месяцем позже, во время профилактики, марсианские программисты обнаружат во всех системах корабля обломки незнакомого кода, впрочем, видимо, безвредного, поскольку никакого влияния на работу корабельной техники выявлено не было.

Чип к чипу, схемку к схемке. Ольга Сергеевна собрала и аккуратно закрыла массажер-контейнер. Выудила откуда-то голограммку Саратовского завода и заклеила замок. Внук следил за ее действиями, не моргая. Аня перед зеркалом медитировала с тушью в руках.

– Бабушка, а кем ты работала? – спросил Боба.

– Ох, мой хороший, кем я только не работала! – задумчиво усмехнулась Ольга Сергеевна. Особенно за те двенадцать «потерявшихся» лет, начавшихся разведшколой, а закончившихся пулей в спину на мексиканской границе.

И добавила, видя, что внука краткий ответ явно не удовлетворил:

– С моим-то позвоночником – только надомно. Базы данных, телефонные обзвоны, диспетчером… Разная случайная работа, только чтобы на жизнь хватало.

– М-м, – задумчиво протянул внук. Не верит, обрадовалась Ольга Сергеевна. Приятно, раз уж правду сказать все равно нельзя.

Аня захлопотала вокруг, пытаясь начать собирать вещи. Боба долго составлял фразу и наконец выдал:

– Наверное, у тебя хорошо получалось.

Собрались сходить на обзорную палубу. Как нормальные, обычные пассажиры.

Анна придерживала Ольгу Сергеевну под локоть, а Боба скакал впереди, то исчезая в плотном потоке людей, то возвращаясь назад и поторапливая взрослых.

– Ольга Сергеевна, – спросила Анна. – Вы кто?

На трехэтажном экране во всей красе светился оранжевым их новый дом. До прибытия на Фобос оставались считаные часы. Жалко, Андрюша такой красоты не видит! Ольга Сергеевна устало оперлась на трость и ответила, выискивая взглядом Бобу в толпе:

– Я? Я – бабушка Мороз. Когда-то вырастила тебе мужа. Не самого плохого, кстати. А теперь – храню счастливое детство вон того молодого человека. От всяких там.

Нельзя самолетом. А через границу – лучше не поездом. Сегур электричками выбрался из Москвы, серенький, неприметный служащий в старом пальтишке, вязаной шапке, с ободранной сумкой искусственной кожи.

Деньги уже ждали его там, в далеком далеке, координаты которого он не выдал бы и собственной тени. Все десять лет службы в консульстве Сегур знал, что она закончится так. Что придется мышью выскальзывать из комнаты, где хозяева включили свет. Он сам придумал схему, сам рискнул предложить ее марсианину – на что же сетовать, когда выстроенный песчаный замок начал рушиться?

Сегур был готов провести несколько суток, трясясь на жестких лавках, засыпая урывками на особенно длинных перегонах, чувствуя исходящий от себя самого запах липкого, стыдного страха. Питер, Выборг, автобусом через границу до Хельсинки и оттуда «Финн-Эйром» в… Туда, где новый паспорт, новое лицо, новая жизнь. Сытая, спокойная, независимая от скотских инопланетников – жизнь.

Над псковским вокзалом полыхал знакомый рекламный слоган. «Рай – не на Земле». Заглотив купленный в ночном ларьке мятый волглый пирожок, Сегур запрыгнул на подножку плацкартного вагона, сунул открывшей было рот проводнице несуразно крупную купюру и прошел в полупустой вагон. Спать не хотелось, хотя и стоило бы, чтобы к утру не чувствовать себя сонной мухой. Рядом ворочались, храпели, тихо разговаривали. Присутствие людей в последние дни давало Сегуру зыбкое ощущение надежности. Он воображал себя песчинкой в пустыне, клочком бумаги в мусорной корзине… Прижавшись виском к холодному даже через шерстяную шапку стеклу, Сегур все-таки задремал.

А когда открыл глаза, то Стейтон, безукоризненно расхлябанный, смотрящийся в плацкарте не хуже, чем на посольском приеме, щурящийся на светлеющее небо, мирно сидел напротив. Сегур, не удержавшись, выглянул в коридор. Поезд, покачиваясь, плыл по окраинам Питера. У туалета, спиной к проходу, стоял один из младших сотрудников консульства. С другой стороны, видимо, тоже кто-то ждал.

– Как спалось? – Стейтон подождал ответа с полминуты, чему-то кивнул, будто убедился в ожидаемом результате, и достал из кармана почти пустую упаковку жевательной карамели. – Сто лет в поездах не ездил! Сейчас попьем чайку, еще же вода есть?

По коридору мимо них с хохотом пробежал мальчишка лет пяти, за ним с криками: «Боба! Стой же, Боба!» – торопливо семенила бабушка.

– А пока съешьте конфетку! – сказал Стейтон, ногтем продвигая на противоположную сторону столика надорванный пакетик с двумя одинаковыми леденцами.

Сегур, еще не сломленный, еще пытающийся найти точку опоры, дрожащим пальцем дотронулся до веселой разноцветной упаковки.

– И чем же они рознятся?

– Простите?