Богдан Петецкий - Зоны нейтрализации

Он не относился к разговорчивым. Осмотрел меня всего, беззвучно шевеля губами. Потом убрался, но ненадолго. Вернулся с собственной диагностической аппаратурой. Мне не приходилось видеть ничего столь же причудливого. Он обращался с ней как альпинист с любимым ледорубом. Проверил снаряжения, заменил кое-какие мелочи в лакее. У меня создалось впечатление, что его раздражает все, что не было в моем теле механическим.

Когда он, наконец, закончил, меня вызвали в координаторскую. Там уже поджидал Снагг. Я его порой встречал в клубе. Мы вместе кончали последний курс Корпуса.

Через несколько секунд после меня вошел Рива. Мы стояли около модели планетной системы Альфы. Разглядывали от нечего делать ее орбиты, обозначенные в пространстве блестящими нитями. Говорить нам было не о чем. Прошло какое-то время, потом появился Яус. Он казался еще более тощим, чем вчера. И не смотрел нам в глаза. Спросил, прослушали ли мы сообщения, и, не дожидаясь ответа, направился к дверям.

Мы последовали за ним. Ближайшим эскалатором поднялись на следующий этаж. Аварийный. Отсюда по транспортному пандусу прямо на стартовое поле. Прозрачный купол башни был прозрачен настолько, что мне пришлось прикоснуться к нему пальцем. Он был там на самом деле. Возле самой башни, на расстоянии буквально пяти шагов, высились на несколько этажей три пепельного цвета сигары. Выглядели солидно. Через шесть лет мы должны были увидеть из их кабин свет иного солнца. И показать там, что мы о них думаем. Возможно, даже вернуться сюда, на полого скошенный склон небольшого куполообразного возвышения в Будорусе, которое крыло в своем базальтовом брюхе главную базу инфорпола. Каждая из ракет несла на себе эмблему Корпуса, вытравленную у насадки дюз. Кроме того, вдоль всего корпуса центральной сигары тянулись огромные буквы, образующие ее название: «Уран». На двух остальных виднелись едва заметные надписи: «Кварк» и «Меркурий».

Автомат шлюза проверил скафандры. Они оказались в порядке. Яус откашлялся и ссутулился еще больше. Водил полубессознательным взглядом по носкам наших ботинок. Похоже, готовилось длительное выступление.

– Руководитель экспедиции – Тааль, – промямлил он. Я не шевельнулся. С тем же успехом могли назначить любого из двух других.

– Летите втроем, – продолжал Яус чуть более оживленным голосом. – Рива и Снагг. Кабина «Урана» полностью адаптирована для экипажа из трех человек. Кроме головного корабля, в вашем распоряжении еще два, того же типа, управляемые автоматами. Их навигационные центры сдублированы с вашим. В случае конфликта старайтесь в первую очередь манипулировать вспомогательными кораблями. Контактное оборудование. Двойной комплект коммуникационных и лазерных зондов. Набор средств передвижения стандартный. Подробные данные будут переданы вам бортовым компьютером во время гибернации. Все.

Он выпрямился. Взгляд его поднялся чуточку выше. Где-то до уровня наших поясниц. Можно сказать, что он малость повеселел.

Я кивнул головой и направился к шлюзу. Меня пропустили первым. Сделал несколько шагов в направлении трапа. На мгновение задержался и осмотрелся. Над Будорусом начиналась вторая неделя дня. Солнце стояло почти в зените. На южной стороне горизонта маячили щербатые вершины Кавказа. Словно кто-то обозначил контуры местности тонкой, черной линией. Между грязно-желтой пустыней и гранатового цвета фоном, подернутым золотистым туманом, настолько светлым, что чуть ли не белым. Разумеется, это не был настоящий туман. На востоке, поближе – Альпы. К северу, невидимый отсюда, кратер Аристотеля. Со своими базами и их научными сотрудниками. Пройдут еще сутки, пока Будорус и все, что его окружает, окунутся в лунную ночь. Тогда мы уже будем за орбитой Трансплутона. И даже за афелиями комет.

Я поднялся по трапу и занял место в кабине. Среднее кресло, перед главным экраном и пультом нейромата. Когда я оглянулся, они уже сидели возле меня.

Я приказал проверить системы. Какое-то время вслушивался в певучие напевы автоматов и спокойные голоса людей. Мне было интересно, почему Яус ничего не сказал о трех оставшихся. Из централи нас затребовали шестерых. Может быть, в последнюю минуту изменились планы? Это было малоправдоподобно. Ладно, это их забота.

Мы стартовали точно в двенадцать. А двумя часами позже попали в сплошную канонаду. Зрелище, должно быть, было изумительным для кого-нибудь, любующегося им снаружи. Ему бы нашлось, что рассказать. Если бы он уцелел каким-то чудом.

Автоматы наводки действовали безотказно. Так же, как генераторы энергии. Все вообще действовало. Но чем-то и нам следовало заняться. В гибернацию мы должны были погрузиться только после выхода из плоскости эклиптики. За орбитой Юпитера.

Это случилось под конец третьей недели путешествия. Только теперь корабль начал разгоняться до околосветовой скорости. Мы уже покоились в пенолитовых коконах, погруженные в сон, глубочайший из возможных. До пробуждения оставалось совсем немного времени. Чуть больше шести лет.

В программе была ошибка. Или же в то время, пока мы спали, произошла авария одной из систем. Автоматы ни о чем не сигнализировали. Вокруг нас была пустота. Экраны чистые – как образцы гранатово-черной краски. Стрелки всех датчиков на своих местах. Ровные ряды белых и зеленых огоньков на пультах.

И все же мы вышли из гибернации предусмотренным для аварийных положений способом. Без адаптации. И были вынуждены сразу же взяться за работу. Прежде всего мы убедились, что во сне ничего не узнали. Теледаторы подвели. Пришлось расспрашивать автоматы. На скорую руку заготовили программы. Нельзя было тратить ни секунды. Через несколько дней мы должны были войти в гравитационное поле Третьей. До этого времени база не примет даже наших сообщений. Не говоря уже об ответе. Использование тахионов для межзвездной связи уменьшило запаздывание с лет до недель. Мы были по соседству с ближайшей из звезд. Но ведь это – полтора парсека.

Мы по сужающейся спирали подходили ко второму спутнику. Пока что ничего не происходило. Перехватили сильные радиосигналы. Но без значимых символов. По крайней мере таких, чтобы их могли расшифровать наши компьютеры. Через несколько минут мы окажемся на орбите.

Внезапно, в долю секунды, вся кабина заполнилась сигналами тревоги. На пульте заполыхали резкие огни. По панцирю корабля прокатилась дрожь. Я бросился к нейтрону. Его экран был темен. Следовало действовать так, словно отказало все автоматическое управление. Я заблокировал каналы нейромата. Сам сел за пульт. Риве приказал заняться «Меркурием». Снагг получил задание пилотировать «Кварк». Он немедленно двинул корабль вперед, чтобы не подставить «Кран» под его дюзы, Рива сделал то же самое. Мы шли вперед. Я не отрывал глаз от экрана тахдара, единственного, на который еще можно было положиться. Показалась искорка. В долю секунды выросла до размеров сверкающей капли. В то же мгновение пространство перед нами превратилось в море пламени. Рива открыл огонь. Излучатель «Меркурия» выстрелил в направлении объекта пучком антипротонов. Поправок не потребовалось. Экран потемнел на минуту, а когда вновь приобрел цвет светлого граната, мы не обнаружили на нем ни следа каких-либо искр или капель. Что это было? Метеор? Снаряд?