Дмитрий Емец - Владимир Мономах

Владимир же заключил мир с Олегом и ушел из города на стол отцовский в Переяславль, а Олег вошел в город отца своего. Половцы же начали воевать около Чернигова, так как Олег не препятствовал им, ибо сам приказал им воевать. Это уже третий раз он навел поганых на землю Русскую, его же грех Бог да простит ему, ибо много христиан истреблено было, а другие взяты в плен и разведены по чужим землям. В тот же год пришла саранча на Русскую землю, 26 августа, и поела всякую траву и много хлеба."

Лаконична летопись. Захватила только главное, вершинное - а сколько там в глубине судеб человеческих, поломанных жизней, крови и слез. Сколько неродившихся детей и унижения для всей земли...

* * *

Роптали русские люди. Часто бывало, работая в поле и заслыша какой звук, мужики отрывались от плуга и настороженно смотрели в сторону степей половецких. Жены же их, бросая серпы, хватали детей и готовились бежать с ними в лес. Неровен час налетят степняки, окружат как саранча и, накинув аркан, уведут в степи - на продажу. Только и останутся лежать в поле оставленный в борозде плуг да сорванный с головы платок.

Да если бы еще только половцы... Много тогда кто зарился на Русскую землю. Лакомый кусок она для всякого завоевателя. Нивы наши славились плодородием, города - богатством торговым, мужи посадские - мастеровитостью и ремеслами. Ну а о красоте жен и говорить нечего - она повсюду известна. Вот и устремляются на Русь со всех концов любители лёгкой наживы.

Новогородцы с князем своим Мстиславом, сыном Мономаха, ходят на чудь, к западу от Чудского озера. Полоцкие и волынские князья отражают ятвягов и латышей, а Ярослав - младший князь Святославич - бьется и весьма несчастливо с мордвою. Ни одно десятилетие кипят эти сражения - в год-два не установишь Русь, не вернешь ее к величию, какое было при Ярославе.

* * *

Помнил Мономах, что следующие два года 6603 и 6604 от сотворения мира (1095-1096) выдались у него особенно тяжелыми. Всё время, всё силы свои отдавал он укреплению Русской земли и, пытаясь создать военный союз князей, готовился к отражению очередного половецкого набега.

И набег этот состоялся как всегда внезапно. Не в обычаях половцев предупреждать, что идут они войной, как делал это некогда князь Святослав. Любят они напасть нежданно-негаданно, возникнуть с гиком из степей на легких своих конях, захватить добычу, запалить городские посады - и раствориться в степях.

Но теперь русские были уже готовы к нападению, хотя и внезапному.

"В год 6604 (1096). В то же время пришел Боняк с половцами к Киеву, в воскресенье вечером, и повоевал около Киева и сжег на Берестовом двор княжой. В то же время воевал Куря с половцами у Переяславля, и Устье сжег, 24 мая... В том же месяце пришел Тугоркан, тесть Святополков, к Переяславлю, 30 мая, и стал около города, а переяславцы затворились в городе. Святополк же и Владимир пошли на него правой стороной Днепра и пришли к Зарубу и там перешли брод, и не заметили их половцы, Бог сохранил их, и, изготовившись, пошли к городу. Горожане же, завидев их, обрадовались и вышли к ним навстречу, а половцы стояли на той стороне Трубежа, тоже приготовившись к бою; Святополк же и Владимир перешли в брод через Трубеж к половцам, Владимир же хотел выстроить полк, они же не послушались и ринулись верхом на врага. Увидев это, половцы побежали, а наши побежали вслед воинам, рубя врагов. И даровал Господь в тот день спасение великое: 19 июля побеждены были иноплеменники, и князя убили Тугоркана, и сына его, и других князей; много врагов наших там пало. Наутро же нашли Тугоркана мертвого, и взял его Святополк как тестя своего и врага, и, привезя его к Киеву, похоронили его на Берестовом, между дорогой на Берестово и другою, ведущей к монастырю."

Временной была та победа. Многочисленны половцы, много у них князей и воинов. Да и напали разве бы половцы на Русь, не чувствуй они за собой силу степей и племен своих?

Не зажили еще раны у дружины, едва похоронены убитые, как снова напали половцы. На этот раз другая орда - грозного Боняка.

Смотрит Мономах в летопись. Пробуждается послушная память - и видит он черное дымное облако, в котором тонут кресты монастырские. Ведет к монастырю дорога, а на дороге, распластавшись, послушник - мальчик почти. Лежит на спине, в небо удивленными глазами смотрит. На виске у него ободок сабельный, кровавый: видать, рубанул кто из половцев из озорства, как мимо скакал.

Пламя свечи дрогнуло, а потом заплясало копотно, и долго не могло успокоиться.

Владимир закашлялся. В тот же миг в темном углу горницы ожила голова-чурбан. Разомкнулись деревянные веки: не нужно ли чего князю? Не побрызгать ли квасом горячий камень для свежего духу? Не принести ли питья?

Но Мономах, не отрываясь, неподвижно смотрел в летопись. Казалось, не здесь он. Далеко отсюда витают его мысли, переплетаются с прошлым, устремляются в будущее.

"Третью ночь уж не спит. Все думает о чем-то... Уморит он себя, думавши-то. Видать, войне скоро быть," - решив так, Микита снова задремал.

А князь уж снова читал. Строки плыли перед глазами, смешивались с давними воспоминаниями.

"И 20 числа того же месяца в пятницу, в 1 час дня, пришел вторично Боняк безбожный, шелудивый, крадучись, хищник, к Киеву внезапно, и чуть было в город не ворвались половцы, и зажгли низину в предгородье, и повернули на монастырь, и зажгли Стефанов монастырь, и деревни, и Германов. И пришли к монастырю печерскому, когда мы по кельям почивали после заутрени, и кликнули клич около монастыря, и поставили стяга два перед воротами монастырскими, а мы - кто бежал задами монастыря, кто взбежал на полати. Безбожные же сыны Измайловы высадили ворота монастырские и пошли по кельям, вырубая двери, и выносили, если что находили в келье. Затем они сожгли дом Святой Владычицы нашей Богородицы и пришли к церкви, и подпалили двери, устроенные к югу, и вторые же - к северу, и, войдя в притвор к гроба Феодосиева, хватая иконы, зажигали двери и оскорбляли Бога нашего и закон наш... Тогда же зажгли двор Красный, поставленный благоверным князем Всеволодом на холме, зововом Выдобичи: все это окаянные половцы запалили огнем..."

Вновь навертываются слезы на глаза у Мономаха: да не рабьи слезы беспомощные, а благородные, гневливые.

Вытерев глаза, порывисто встал Мономах. Шумно отодвинулась, едва не упала скамья. "Перунов чурбан" пробудился, тоже вскочил.

- Микита! Зови ко мне писца! Да поживее, старик! Напишу грамоту Святополку, съедусь с ним - нет больше мочи терпеть поганых!

ДОЛОБЬСКИЙ СЪЕЗД

Как и прежде продолжал жертвовать Мономах личными своими выгодами во имя единства Русской земли. Несколько раз, поддаваясь его уговорам, готовили князья рати, собираясь идти на половцев в решающий поход. И всякий раз что-то мешало.