Андрей Корбут - Год 2990

12. На запрос автомата о его самочувствии Томас Романо ответил, что у него все нормально; сам же со страхом взглянул вниз на ноги в высоких, по колено, ботинках, надетых поверх коже-костюма. Мучавшая его боль в ступне ушла, но теперь он не чувствовал пальцев, и это пугало. "Это все анабиоз: ноги просто отекли, онемели", - стал уговаривать он себя. Нажатием на клавишу у правой руки Томас перевел капсулу в вертикальное положение, открыл стекло и хотел выйти из своего добровольного заточения, как, побледнев, откинулся назад на ложе: теперь его привела в трепет мысль, что ноги не удержат веса тела. "Не паникуй, это фобия", - прошептал он, чтобы услышать свой голос. Он посмотрел на руки, вытянул их перед собой - они дрожали. Ему очень хотелось верить, что все происходящее с ним - фобия, но на глаза навернулись слезы. "Скажи папочке, что пора просыпаться", - зазвучал где-то рядом женский голос, и Томас тотчас увидел подбежавшего к нему, обнявшего его за ноги трехлетнего сына. Мгновенно, за него испугавшись, он невольно оттолкнул малыша. "Иди к маме, Марк, к маме...". Больше половины капсул вокруг уже находились в вертикальном положении; Томас Романо долго, бессмысленно и невидяще смотрел на снующих между рядами пассажиров, пока вдруг не понял, что слева от него стоит его жена, что она зовет его по имени и чуть не плачет. "Сара?" - как-то недоуменно молвил он. "Что с тобой, Томас, что-то не так?" - прижимая к себе сына, тревожась, спросила она. Муж улыбнулся ей, даже рассмеялся, и так искренне, что она поверила, облегченно вздохнула, покачала головой с укором. Потом сказала: "Знаешь, не верится, что все позади, и мы в безопасности. А ты давай, выбирайся из своего саркофага, пошли в ресторан...". Ее прямо-таки душила радость, и она смеялась, когда тянула его за руку. Он заупрямился: "Нет, как хочешь, а я сплю. Дай хоть здесь понежиться". Его улыбка вновь успокоила женщину. Она сдалась: "Тогда мы ушли". Томас согласно закрыл глаза и перевел капсулу в горизонтальное положение. "Соберись с мыслями. Возьми себя в руки. Это всего лишь фобия... Какая к чертям фобия, если все признаки налицо! Нет, нет и нет... я не хочу умирать...". В голове у него все спуталось, взгляд помимо его воли скользнул вниз, останавливаясь на ногах. Наконец, этой пытки неизвестностью он не выдержал: расстегнул пневмозамки на ботах и, полный ожесточенной решимости, разулся. С уст слетел беззвучный крик, по капле истекший стоном отчаяния и боли. Там, где раньше были ступни ног, осталась лишь форма, их абрис, на их месте появились голубые, сплетенные в плотный клубок черви...

* * * Так и не закончив обед, Алэн оставил ресторан-клуб, ушел, бежал, спрятался ото всех в оранжерее, встал у иллюминатора. Перед глазами стояла заплаканная Саша. "Не я предал ее. Не я отобрал у нее сына", - пытаясь смирить боль, твердил он. К своей капсуле Алэн подходил уже с уверенностью, что поступает правильно. Он поцеловал в лоб сына, долго рассматривал его. "Какой кроха. Я почти забыл его лицо за тот год, что он был далеко от меня. Или он просто вырос? Он заметно вырос. Глаза Саши, а нос и рот... нос - мой, а вот рот все-таки ее. И ее овал лица...". Она вновь вернулась; он обнимал и ласкал ее, целовал губы и шею...Чьи-то приглушенные рыдания смыли возникший образ, точно волной. И смолкли. Алэн отошел от сына к боковому проходу, затем прошел к восьмому, следующему ряду капсул. Номер 142 находилась в горизонтальном положении. Приближаясь к ней, он замедлил шаг, когда же оказался в полуметре, осторожно заглянул через стекло внутрь. "...я обернулся на чей-то взгляд. Я ясно это понял. Я обернулся на чей-то взгляд! И я сказал себе, что это сумасшествие. В озлоблении, на кого же еще, если не на себя, я в прыжке одолел трехметровую стену, подтянулся на руках, на локтях... ЧТОБЫ ВСТРЕТИТЬСЯ ГЛАЗА В ГЛАЗА С ЭТИМ ВЗГЛЯДОМ".

* * * - Командор! Система жизнеобеспечения капсулы 142 дала сбой! - Он был один, с семьей? - Жена и трехлетний сын. - Рэг, проверьте, что у нас есть на этого пассажира. Кстати, чем черт не шутит, может быть, он и есть похититель. И вызовите врача. - Командор, мы отсекли пассажирский блок от ресторан-клуба. - О'кэй. Постарайтесь сделать так, чтобы никто ни о чем не догадался. Даже его семья.

13. Меня окружали знакомые лица; на них было написано участие, они смотрели на меня с трогательной нежностью - и с неверием. Никто, кроме Криса, не прислушался к моим советам. Во мне вскипела злость. Я оставил попытки найти пути к их благоразумию. Я замкнулся в себе, сосредоточился. Я сжал зубы и больше не проронил ни слова. Мне нужна была еще одна попытка. Я готовился к ней. Я бросал вызов року. Впереди был либо мой Аустерлиц, либо Ватерлоо. Крис скомандовал занять всем свои места согласно штатному расписанию. Вход в плотные слои атмосферы ознаменовался перегрузками, в этот раз более ощутимыми, чем мы привыкли. "До поверхности планеты десять тысяч метров, все системы работают нормально", - дал о себе знать электронный мозг. Внутренне я был спокоен. "До поверхности планеты девять тысяч метров, все системы работают нормально". Время ускоряло бег. "До поверхности планеты восемь тысяч метров, все системы работают нормально". Я подумал, что в прошлый раз в этот момент просил Криса отключить автопилот. Теперь промолчал. Потом впал в забытье. "До поверхности планеты две тысячи метров, все системы работают нормально". Удар и свист, и скрежет, и взрыв, и вихрь, и боль, и пришедшая затем ночь - смешались воедино... Меня привел в чувство омерзительный запах. Я открыл глаза и увидел над собой позеленевшее лицо Криса...

14. Когда тысячи людей в отчаянии ли, в страхе ли, неведении или по собственной глупости стали одержимы одной идеей - самолично свести счеты с жизнью, рынок, согласно законам, которыми он существует, отреагировал на это мгновенно. В одночасье на потребу страждущих телом и душой были выброшены десятки, сотни средств самоубийства. В одно и то же время какие-то телеканалы вели полемику с телезрителями об этичности бизнеса на крови, а какие-то крутили рекламные ролики, призывающие граждан сделать свой выбор в пользу того или иного способа ухода из этого мира. И, несмотря на то, что большинство, добровольно обрекших себя, предпочитало всему другому "салоны самоубийств", где погибали сразу десятки и даже сотни людей, были иные, по складу своего характера анахореты, кто расставался с жизнью тихо и в уединении. Для последних лидером в применении оставался химический препарат "Ай-Си" корпорации "Chemical Thechnoloc". Её лозунг гласил: "Умирать надо в радости, без боли, и в один неуловимый миг". Капсула "Ай-Си" внешне была стилизована под бутылочку коньяка, умещавшуюся на детской ладони. Впрочем, это и по вкусу был превосходный коньяк. Особую изюминку внес рекламный ход, который предприняла корпорация: в отличие от абсолютного большинства производителей, рекламирующих 100-процентный успех того или иного средства, она, напротив, объявляла о том, что каждая десятая бутылочка не принесет желаемой смерти... Одно усилие над собой, один глоток. И человек испытывал эйфорию; забывал обо всем. А через десять-пятнадцать секунд голова взрывалась внутрь себя. Оставались только глаза. Именно такую смерть и выбрал пассажир "Леонардо да Винчи". Когда стоявший над капсулой 142 Луи Сантано обратился к стюардессе, голос его звенел: - Кто остался в пассажирском блоке? - Восемнадцать человек. Пять детей, шесть женщин и семь мужчин. - Кэт, проконтролируйте их состояние; кто не спит - пусть уснет, кто спит - не должен проснуться, пока я не дам на то указания. - Слушаюсь, командор. Затем Луи Сантано обратился к врачу: - Что док, будешь смотреть? Врач звездолета Александр Короб был добродушного вида, краснолицый, с разбухшим носом и воспаленными глазами толстяк самого почтенного возраста. Два дня назад, как раз перед отлетом, экипаж в полном составе отмечал его шестидесятилетний юбилей, и сейчас чувствовал он себя не лучшим образом. Александр ничего не ответил командору, трудно было ворочать языком. Безголовый труп вытащили на руках, переложили на тележку, которую не замедлила подогнать Катрин, и покатили к служебному лифту. - После дня рождения голова мне, кажется, уже не принадлежит. - С чего бы ему взбрело прикончить себя, только оставив Землю. Это что, новая мода? - Разберемся, разберемся, Луи... Командор был мрачен, Александр тихо ворчал и с силой растирал виски. Как только люк служебного лифта закрылся за ними, в пассажирском блоке стали медленно сгущаться сумерки. Скоро среди пришедшей сюда ночи остались лишь островки мягкого белого света шестнадцати капсул, где спали восемнадцать человек. Капсула с №122 в горизонтальном положении с закрытым стеклом пустовала...