Наталья Иртенина - Железяка и Баламут

И вдруг до него дошло, что это снова то самое. Драные простыни и иже с ними. А он, как дурак, еще гадает, кто спер лестницу. Да сама же себя и стырила! «Стремленье бабочки к огню, дорога лестниц – в пустоту», что-то вроде этого. Страшное дело.

Железяка еще немного потолкался возле провала, снова бормотнул, покрутив головой: «Куда идем…» и спустился к лифту. Нажал на кнопку пятого этажа. Лифт поехал вверх. Все быстрее и быстрее. Полминуты скоростного полета. Железяка жал на кнопку «Стоп», но кабина не слушалась. Лифт возомнил себя ракетой и нацелился в космос. Железяка моментально взмок и давил на все кнопки подряд. При такой скорости кабина должна была уже врезаться в крышу и… либо застрять там, либо начать падать. Но взбесившийся лифт все летел и летел вверх, возносясь, аки светлый ангел, в небеса. Железяка начал дубасить в двери – бессмысленное действие, но он очень не хотел улетать в космос. Там пустота. И холод. И смерть.

Он вдруг понял, что лифт – это гроб. Словно согласившись с ним, лифт резко остановился. Железяку подбросило вверх, потом больно шмякнуло об пол. В глазах позеленело, и желудок попросился наружу. А кабина уже падала вниз, ничем не удерживаемая. Железяка скорчился на полу, сглатывая кислятину, чтобы не блевать.

Он приготовился умереть. Пусть это будет быстро, без боли. И без сожалений. Железяка постиг суть своего существования – он жил в тесном гробу и стремился в пустоту. И за это стремление теперь нужно платить падением в бездну.

Железяка зажмурил глаза и сжался в комок.

Смерти не было.

Лифт остановился, открыл двери. На розовой стене – цифра «5».

Вот тебе, бабушка, и Страшный суд.

Железяка выдал громкую, нецензурную тираду. Помог ногам принять вертикальное положение и вышел на площадку. Лифт закрыл двери. Железяка, злой и униженный, мстительно пнул по ним ботинком. «Это только галлюцинация», – внушительно сказал он себе. Страшная галлюцинация. Обнажающая суть дела. Железяка знал, что она в одночасье изменила в нем нечто. Но не хотел об этом думать.

Он достал из кармана ключи от квартиры и увидел, что дверь не заперта. Железяка бесчувственно отметил этот факт, вошел, тщательно запер дверь. Суетные мысли о ворах зачахли, не родившись. Если в квартире что-то не так, это не имеет отношения к грабителям. Как и все остальное не имеет отношения к жидомасонскому заговору. В лифте Железяке было откровение, а враги откровениями не разбрасываются. Враги могут ими только торговать. Но то, что получил сейчас Железяка, не было товаром.

На пороге гостиной он остановился, узрев наконец непорядок. В комнате находилась незнакомая женщина. Молодая. Сидела на диване, на самом краешке, спрятав ладони между коленями, и смотрела в окно никаким взглядом. Короткое белое платье, туфли на шпильках, серебряные браслеты на запястьях.

– Мадемуазель, по-моему, вы что-то сильно перепутали, – хрипло сказал Железяка, никак не интонируя голос. Получилось, впрочем, угрюмо.

Девушка подскочила, как мячик, и несколько секунд смотрела на него глазами вспугнутого в засаде дитяти, играющего в индейцев.

– Вы так думаете? Мне почему-то тоже так кажется.

– Неужели? – Железяка был мрачен и саркастичен. Хотя вряд ли слова девушки относились к ее сидению здесь.

– Да, да, конечно, – она взволновалась и разрумянилась. – Сегодня все так странно. Вы не подумайте, я просто зашла… было открыто, а мне так одиноко сегодня. Я ничего не украла, можете проверить. Я не знаю, как попала в этот дом. Я, наверно…

Железяка подумал, что сейчас она скажет «заблудилась». Вид у нее был соответствующий. И в придачу слегка малахольный.

– …задумалась… Я сейчас уйду… вы же не думаете, что я…

Она осеклась и вдруг посмотрела на него с вызовом, сделав неожиданно злое лицо.

– Думайте, что хотите. Мне плевать. Я отравлюсь. Из окна выпрыгну. Я…

– Есть хочешь?

– Что? – Лицо у нее вытянулось и стало детским, обиженным, вот-вот навернется соленая водичка.

– Конечно, хочешь, – уверенно сказал Железяка. – Я сейчас посмотрю, что у меня есть.

И ушел на кухню.

Кота нигде не было видно. Скорей всего, устроил себе лежку в шкафу. Железяка выгрузил на стол из холодильника все, что там было, и достал початый коньяк. Выглядела сервировка непрезентабельно и напоминала празднование дня стипендии в студенческом общежитии. Но Железяка не собирался производить впечатление на заблудившуюся барышню.

Он вернулся в комнату и позвал ее. Она сидела на том же месте, в той же позе. Железяке пришлось взять ее за руку, чтобы вести на кухню. Впрочем, разовую порцию салата оливье из магазина и мясную нарезку она уговорила без принуждения и не то чтобы жадно, а просто быстро. Железяка разлил коньяк. Девушка бросала на него беглые скользящие взгляды. Железяке показалось, что его оценивают, достоин ли он ее исповеди или нет. Ему было безразлично. Он молчал и думал, что заставило его пригласить эту бродяжку на ужин. Она наконец решилась заговорить. Коньяк помог.

– Почему ты меня не выгнал?

Железяка пожал плечами и сардонически процитировал:

– Сегодня все так странно… Может, магнитная буря? Вспышка на солнце?

– Нет, – она совершенно серьезно покачала головой. – Не солнце. Я думаю, это луна. Луне так много позволено. Она имеет власть над нами.

– От луны есть хорошее средство. – Железяка разлил коньяк по новой. – Вот это. – И выпил.

Она как будто не заметила его скупой иронии.

– Мне почему-то кажется, что тебе тоже одиноко, – сказала она.

Железяка поставил стакан и секунду размышлял, не является ли это замаскированным предложением разделить друг с другом постель. Женщины иногда начинают очень издалека, когда не знают, чего именно они хотят.

– И поэтому я тебя не выставил за дверь. Ладно, примем это за основную гипотезу. – Железяка тоже решил не форсировать ситуацию, но и не тормозить естественное развитие событий. В конце концов, она права. Ему чертовски одиноко среди рушащихся декораций мира. А Инга… она далеко и недоступна даже для телефона, что уж говорить о другом, более непосредственном контакте.

У девушки были каштаново-рыжие волосы, бледная, прозрачная кожа и родинка на открытом плече. Коньяк она пила аккуратными крошечными глотками.

– Но ведь люди одиноки совсем не потому, что им не с кем поговорить или лечь в постель, – продолжала она развивать тему.

Железяка понял, что насчет соединения двух одиночеств в койке он поторопился. Не о том в этой песне поется. Или о том, но с другого конца. Очень другого.

– Люди одиноки внутри себя. Они рождаются такими. Они думают, это оттого, что их никто не любит или что им некого любить. А на самом деле это потому…