Тимоти Зан - Рапсодия для ускорителя

— Операция «Колумб-задом-наперед»!

Я выключил связь.

— Какой еще «Колумб-задом-наперед»? — поинтересовался Билко.

Корпус корабля содрогнулся от призыва, предшествующего музыке.

Я покачал головой.

— Это он острит. Не обращай внимания.

Как только отзвучал призыв и раздались первые звуки шумановской увертюры к «Манфреду», звезды исчезли, и я приготовился к короткой прогулке. Впрочем, прогулка получилась еще короче, чем я предполагал. Не успела музыка захватить меня, как в иллюминаторе вновь появились звезды.

— Джимми! — гаркнул я. В такие моменты его имя звучало из моих уст, как проклятие. Нашел, когда отвлечься и потерять лепешку…

Но тут я увидел в иллюминаторе нечто, отчего у меня похолодели руки.

Чуть ниже нас, в каких-то двадцати километрах, находился «Мир свободы». Сказать, что он «тащится», не поворачивался язык. Прямо у меня на глазах он рванул прочь от нас, сверкнув всеми шестью соплами, и начал стремительно таять…

После чего в одно мгновение превратился в ослепительный огненный шар.

Первое, о чем я с ужасом подумал, — что колония взорвалась у нас на глазах. Но я тут же поправил себя: где это видано, чтобы взрыв имел шесть четко очерченных очагов? Очаги удалялись в ту же сторону, где пропал «Мир свободы». Наконец-то я смекнул, что происходит. В этом отношении я определенно опередил Билко.

— Что за чертовщина? — простонал он.

— Музыка все еще звучит, — откликнулся я, сбрасывая ремни и вскакивая. — Как только астероид удалился, лепешка снова нас облепила, и мы его нагнали.

— Что?! Но…

— Ты хочешь спросить, почему она отлепляется при сближении? — Я выглянул в иллюминатор в тот самый момент, когда мы, совершив очередной микропрыжок, нагнали астероид. — Хороший вопрос. Сейчас я заставлю Джимми вырубить звук, а потом мы пораскинем мозгами в тишине.

Я влетел к нему в каюту. Джимми сидел, откинувшись, с огромными наушниками на башке, и, судя по всему, знать не знал о возникших проблемах, пока я не отключил его от питания.

Его реакция меня более чем удовлетворила: он подпрыгнул, как от удара током, глаза чуть не вылезли из орбит.

— Какого?.. — Он сорвал с головы наушники.

— Непорядок, — коротко пояснил я и включил связь. — Ронда?

— Я слушаю, — тут же откликнулась она. — Почему мы остановились?

— Мы этого не хотели. Просто мы лишились лепешки.

— Это происходит уже шестой раз подряд, — вставил Билко задумчивым тоном. — Стоит нам приблизиться к «Миру свободы», как происходит расстыковка.

— Что тут творится? — раздался у меня за спиной требовательный голос.

Я оглянулся и увидел Кулашаву. Дама прожигала меня негодующим взглядом.

— Все, что нам пока известно, вы успели услышать, — ответил я ей. — Мы шесть раз лишались лепешки при попытке сблизиться с «Миром свободы».

Она перевела взгляд на Джимми. Казалось, такого сгустка негодования не выдержала бы и бетонная плита. Но Джимми не так-то легко пронять.

— Это не я, — проверещал он. — Я ничего не делал.

— Разве не вы ответственный за музыку?

— Джимми не виноват, — вмешался я. — Дело, скорее, в самом «Мире свободы».

Теперь сокрушительный взгляд устремился на меня.

— Конкретнее!

— Возможно, проблема в массе, — подал голос Джимми, по молодости не разбиравшийся, когда лучше заткнуться и изобразить неодушевленный предмет. — Поэтому, наверное, лепешки не способны сближаться с планетами…

— Перед нами астероид, а не планета.

— Да, но…

— Масса ни при чем, — отрубила Кулашава. — Другие гипотезы?

— Их двигательная установка, — предположила невидимая Ронда.

— Скажем, радиация от огромного ионоуловителя… Вдруг она их отпугивает?

— Или вообще убивает, — спокойно проговорил Билко.

При всей невероятности этого зловещего предположения оно пришло в голову всем нам. Мы ничего не знали о жизни и смерти лепешек; может, они вообще бессмертны? Мы знали одно: они помогали нам совершать дальние вояжи, и мысль, что мы могли стать косвенной причиной гибели сразу шести, была нам не очень-то приятна.

Во всяком случае, большинству она не понравилась.

— В чем бы ни состояла причина, результат налицо, — заключила Кулашава. — Каковы дальнейшие действия, капитан?

— Ситуация не очень-то отличается от той, которую мы ожидали, — проговорил я, стараясь не думать об умирающих лепешках. — Разница только в том, что приблизиться к «Миру свободы» будет легче легкого. Следуя за ним, мы рассчитали его вектор, поэтому нам остается всего лишь набрать такую же скорость, как и у них, а потом позволить лепешке облепить нас, чтобы снова подлететь ближе.

— Даже если это будет стоить жизни еще одной лепешке? — спросил Джимми.

— Ну и что? — нетерпеливо бросила Кулашава. — Их в космосе пруд пруди.

— К тому же мы не уверены, что причиняем им вред, — добавил я — и тут же в этом раскаялся. На физиономии Джимми и так застыл ужас, а теперь я читал в его взгляде осуждение, адресованное любителю отрывать головы невинным птахам.

— Тогда за дело! — распорядилась Кулашава, нарушив неуверенное молчание. — Мы и так потеряли много времени. Вопрос к машинному отделению: долго ли продлится набор скорости?

— Это зависит от заданного параметра ускорения, — ответила Ронда ледяным тоном. Видимо, ей моя ремарка тоже пришлась не по вкусу. — При одном «g» на это уйдет около часа.

— При взлете с Ангорски вы набрали два «g», — напомнила Кулашава.

— Это продолжалось самое большее десять минут, а не полчаса, — возразил я.

— Вы молоды и здоровы, — заявила она. — Если я могу это выдержать, то вы и подавно. Два «g», капитан. Вперед!

Ронде потребовалось десять минут на запуск двигателей. За это время мы с Билко еще раз проверили вектор движения «Мира свободы» и режим повышенного ускорения нашего корабля. Потом мы на протяжении двух часов переживали двойное тяготение — не очень-то приятное, но терпимое ощущение.

Гораздо серьезнее было другое — окруживший меня холод. Мои приказы немедленно исполнялись, штатные доклады звучали секунда в секунду, но все выговаривалось сугубо официальным тоном, без той непосредственности, которая всегда отличала обстановку на корабле. Я привык к натянутым отношениям с Джимми, но то, как на меня надулись Ронда и Билко, я счел верхом несправедливости.

Я отказывал им в праве на недовольство. Я допускал, что мое замечание было необдуманным; но, если разобраться, разве были у нас доказательства, что мы убиваем лепешки или вообще причиняем им какой-то вред, приближаясь вместе с ними к «Миру свободы»? Лично я склонялся к мнению, что ввиду неких свойств астероида они отлепляются от нас вблизи этого небесного тела.