Юрий Брайдер - Щепки плахи, осколки секиры

Бык, лишенный гарема, персонального стойла и иных привилегий, положенных элитному производителю, действительно был слегка не в себе. В настоящий момент он вплотную занимался разрушением стенок загона. Утратив продуктивность, он отнюдь не утратил ярость и силу, свойственную своей породе. Судя по всему, загон был обречен.

Инцидент явно не вписывался в рамки обыденных событий, и директор, всегда стремившийся избегать лишней ответственности, немедленно поставил о нем в известность заместителя председателя райпо, курировавшего заготовки. Тот принял случившееся близко к сердцу и выразил желание лично ознакомиться с обстановкой.

Надо заметить, что его служебное рвение объяснялось совсем другими причинами, нежели у директора.

Зампредседателя, до этого работавший инструктором райисполкома и проявивший личную нескромность, выразившуюся в присвоении сорока кубов пиломатериалов и ста листов шифера, предназначенных для ремонта дома политпросвещения, был переброшен на низовую работу совсем недавно. Поэтому сейчас он даже не горел, а просто пылал желанием доказать свои отменные деловые качества.

По дороге зампредседателя захватил с собой главного ветврача района, желчного человека, давно разочаровавшегося не только в людях, но и в скотине.

Именно с подачи ветврача номенклатурная тройка вынесла решение о физической ликвидации быка-буяна.

Спустя минуту соответствующее требование поступило в милицию. Штатный дежурный без проволочек передал его заместителю начальника отдела по политчасти, в тот день осуществлявшего общий надзор за состоянием правопорядка в районе (а вернее, за стражами правопорядка, так и норовившими свалить со службы куда подальше).

Уяснив, что намечается убой крупного рогатого скота, влекущий за собой, естественно, и дележку дармового мяса, бдительный политрук пожелал принять участие в экзекуции.

К Басурманову, в те времена состоявшему в должности председателя охотхозяйства, были отправлены посыльные. (Милиция не имела права применять табельное оружие против животных, и даже отстрел бешеных собак проводился исключительно силами членов общества охотников и рыболовов.) Из сбивчивых объяснений посыльных, в детали дела не посвященных, Басурманов понял только одно – ему предстоит застрелить райзаговского бычка. Бычков этих откармливали на подсобном хозяйстве и обычно забивали на мясо по достижении веса в два – два с половиной центнера. В соответствии с поставленной задачей Басурманов и оружие выбрал подобающее – многозарядную малокалиберку.

Ответственные лица, встретившие его на райзаге, засомневались было в эффективности такого оружия, но Басурманов поспешил заверить их, что бычок, дескать, существо нежное и помереть может даже не от пули, а от одного только звука выстрела.

Встреча с быком тет-а-тет несколько отрезвила Басурманова, однако все же не помешала ему произвести несколько прицельных выстрелов. Никакого заметного ущерба пятисоткилограммовому гиганту они не причинили, а наоборот, привели в состояние исступления.

Прежде чем ограда загона рухнула окончательно, все свидетели этой драматической сцены, в том числе и обремененный излишним весом директор райзага, успели занять безопасные позиции на господствующих высотах. Зампредседателя вскарабкался на крышу бойлерной, политрук – на лесенку водонапорной башни, ветврач – на пирамиду пустых ящиков, а директор и сторож – на поленницу ясеневых дров, предназначенных для копчения колбас.

Басурманов, самый проворный в этой компании, ухитрился перемахнуть через забор, за которым находился служебный транспорт.

– Карабин привези! – неслось ему вслед. – Или «тулку» шестнадцатого калибра с картечью! Да побыстрее!

Завладев «газоном» директора райзага, Басурманов понесся в сторону города, но вскоре был остановлен приятелем, просившим подкинуть по дороге пару мешков сечки. Крюк пришлось сделать самый пустяковый, однако по прибытии на место приятель выставил магарыч – бутылку первача.

Не успели они эту бутылку прикончить, как от соседей явились гонцы, звавшие приятеля Басурманова на крестины. Тот, естественно, согласился, но только за компанию с председателем охотхозяйства, так выручившего его сегодня.

Крестины много времени тоже не отняли, и все было бы хорошо, если бы кто-то не предложил Басурманову проверить невод, поставленный накануне на ближайшем озере. Отказаться от такого мероприятия было выше человеческих сил.

Спустя час Басурманов, разжившийся целым пудом карасей и карпов, вновь мчался к городу. Беда подкралась незаметно – в чужой машине кончился бензин.

Надеяться на попутку в воскресенье было делом бесполезным, и Басурманов тронулся дальше на своих двоих. Пешие переходы были ему не в тягость. По пути он согревался водкой, предусмотрительно захваченной на крестинах. Закусывал сырой рыбой и снегом.

Окончательно Басурманову спутала карты жена, ляпнувшая при его появлении что-то не совсем приветливое. Получив за это в глаз, она немедленно обратилась за помощью в милицию.

Поскольку прибывший по вызову наряд медвытрезвителя об истории с быком ничего не знал, Басурманова, давно числившегося семейным скандалистом, поместили в бокс для особо буйных клиентов. На его сбивчивые объяснения никто внимания не обратил – тут и не такое слыхали.

Между тем зимний день клонился к концу, и узники райзага стали замерзать на своих насестах. Все их попытки спуститься на землю и добраться до телефона, разъяренный бык пресекал самым решительным образом. Особенно тяжело приходилось политруку, висевшему на узкой, лишенной перил железной лесенке. Если бы проклятья, которые эта четверка не последних в районе (сторож не в счет) людей адресовала сначала быку, а потом Басурманову, имели некий тепловой эквивалент, то снег растаял бы на многие километры вокруг злополучного райзага. Спас их всех другой сторож, в восемь часов вечера явившийся на смену. Он попросту распахнул ворота пошире, и бык, почуявший свободу, исчез в неизвестном направлении.

Наскоро отогревшись спиртным, зампредседателя райпо, ветврач и политрук (директора райзага в предынфарктном состоянии отправили в больницу) бросились на поиски Басурманова, возбуждавшего в них ненависть куда большую, чем злополучный бык.

Суд, а вернее, самосуд, состоявшийся в вытрезвителе над Басурмановым, был скорым и неправедным. Впрочем, сам он не вынес из случившегося никакого урока и, пониженный в должности до рядового егеря, продолжал гнуть свою линию.

Через несколько дней после Великого Затмения Басурманов получил засургученный пакет и подробные устные инструкции, в смысл которых вникать поленился.