Андрей Мартьянов - Последняя война

— Ты все сделал правильно, владыка, — вдруг услышал Гурцат тихий голос. Человек выговаривал мергейтские слова неправильно и искаженно, но речь его была быстрой, без запинок. — У тебя оставался единственный выход, одно правильное решение, иначе они сделали бы то же самое с тобой и твоими родичами.

— Уходи, — буркнул хаган. — Я не хочу тебя видеть до утра.

Советник поклонился и исчез за пологом. Его камень-игрушка, теперь отнюдь не испускавший свет, был завернут в шелковую тряпочку и лежал в кармане просторного саккаремского халата.

Звуки в ночи разносятся хорошо. Даже когда ты стоишь в десяти шагах от юрты, можно услышать разговоры ее хозяина, тихое пение женщин или плач ребенка.

Менгу, как ни приказывал себе не вслушиваться в беседу ханов и повелителя, отлично различал гневные речи Борохойна, постоянные вздохи толстого вождя киренов и редкие фразы Гурцата.

"Хаган правильно говорит, — думал Менгу, когда владыка Степи рассказывал гостям о бедах прибрежных племен, изгнанных нашествием с дедовских земель. Почему ханы не желают помочь? Ведь прибрежники воевали вместе с нами! А если бы их улусы были разрушены, разве не приняли бы в Байшинте таких же мергейтов, пускай и из другого колена? Эта война всех будто с ума свела…"

Менгу переступил с ноги на ногу. Становилось прохладно, а сотник Ховэр запретил десятникам, стоящим возле неразожженных костров, петлей окруживших юрту хагана, подавать голос или уходить.

…Полная луна поднималась над гребнями холмов. Очень издалека долетел и сразу осекся радостный вой волков, как и люди, чтивших ночное светило. Плеск воды, преодолевавшей пороги и камни быстрого Идэра, чудился колдовской музыкой, которую любят слушать заоблачные боги. Голоса в палатке стихли видать, хаган угощал гостей, перед тем как отправиться к священным столбам и белому коню бога войны.

Поначалу Менгу не понял, что произошло. Крики раздались настолько внезапно, что молодой нукер вздрогнул и обернулся.

"Наверное, где-то подрались, — решил Менгу. Мысль о том, что кричать могут в юрте Гурцата, в голову ему не пришла. Кто осмелится нарушить благочиние перед лицом хагана? — Ох, кому-то достанется…"

Но именно у полога жилища повелителя возникло странное оживление. Из юрты выбежали люди, раздался голос большого сотника Ховэра, послышался удар стали о сталь…

— Костры! Зажигай костры! — Ховэр, морщась, прихрамывая и почему-то зажав правой ладонью бедро, обежал вокруг юрты. Менгу углядел, что меж его пальцев струится кровь, казавшаяся в лунных лучах черной. В неподвижном воздухе появился запах крови. Поднебесные боги, что случилось? Неужели ханы осмелились пролить кровь в становище вождя? Или… наоборот?

Откуда-то к Ховэру подскочил человек со связкой тонких тростниковых факелов, на кончиках которых уже теплился синевато-оранжевый огонь. Менгу, забрав свой факел, ткнул его в кучу облитых не то маслом, не то жиром веток степного кустарника, пламя занялось мгновенно, а рядом, по кругу, зажглись еще одиннадцать костров. Одиннадцать?.

— Один гаси! — вдруг рявкнул Ховэр из полумрака. — Должно быть десять огней! Только десять! Менгу, пожри тебя горный дух! Гаси свой!

Нукер, не раздумывая, выполнил приказ, содрав с себя старенький чапан и накрыв им огонь. Пришлось потом еще затаптывать последние искры. Иссушенный кустарник, да еще пропитанный жиром, упорно не хотел гаснуть. Лишь когда даже самая маленькая искорка задымилась и исчезла, Менгу позволил себе осмотреться.

Стоя возле костров, нельзя различить то, что происходит за кругом отбрасываемого пламенем света. Менгу заметил только подбежавших к ханской юрте и нырнувших за полог людей, потом откуда-то со стороны холмов пришел звук множества копыт, бьющих о сухую землю…

"Да что такое происходит? — Менгу не испугался. Он просто не умел бояться. — Ночной налет меорэ? Откуда? Они заперты на Лисьем полуострове, а сам Лисий в семи днях быстрого конного хода! Свои напали? Сказки! Мергейты не поднимут оружие на родичей. Но если бы вдруг случилось подобное, то Непобедимую тысячу немедля бы подняли дозорные… Почему кричали в юрте хагана?"

Ночью слух невероятно обостряется. Иногда можно услышать такое, что невозможно различить днем: как ползет по войлочной стене юрты жучок, как пищат охотящиеся на кузнечиков травные мыши или сдвигается подмытый водой камень в Идэре. Вот и сейчас Менгу даже сквозь разговоры столпившихся у шатра хагана сотников и тысячников его непобедимого войска распознал звук разрезаемой чем-то острым ткани.

На светлом боку юрты появился черный шрам с оранжевыми краями — бликами от светильников, горевших внутри. Из щели бесшумно вынырнул человек. Чужой человек. В богатом саккарем-ском халате, без шапки. Кроме Менгу, его никто не заметил. Остальные десятники, стоявшие у костров, либо вслушивались в доносящиеся с берега реки звуки битвы, либо внимательно следили за командирами. Последние, как один, держали в руках обнаженные сабли, однако в юрту Гурцата заходить не смели.

— Стой, — тихо приказал Менгу неизвестному. Учуяв опасность, тот нырнул в темноту. Человек видел, что вырваться из круга костров можно только в одном месте — там, где цепь огней была прервана.

— Умри! — Человек не выкрикнул это слово, а скорее прошептал. Менгу было достаточно такого предупреждения — он вовремя увернулся, и короткий кривой кинжал распорол не живот десятника, а рубаху.

"Это враг. Враг хагана. Он с оружием. — Менгу на мгновение застыл. — Звать других или догонять? Опять десять плетей заработаю — Ховэр ясно приказал никуда не уходить от костров. А пока буду кричать — человек убежит…"

И верный нукер хагана бросился вслед за перепрыгнувшим через погасший костер неизвестным.

Цурсог-батор, туменчи войска великого хагана Гурцата, стоял на холме рядом с шаманами и ждал. Рядом, едва слышно покашливая, восседал на маленькой длинношерстной кобылке Амар, младший брат Ховэра, большого сотника. Шаманы тихо сидели в кругу возле умирающего костерка и еле слышно тянули неимоверно древнюю и непонятную песню, призванную даровать победу владыке Степи. Победу над кем?

Цурсог прекрасно понимал, что священная ночь полной весенней луны будет осквернена кровью. Нет, не кровью рабов или пришлых. Умрут мергейты. Родичи. Но если хаган приказал — значит, так тому и быть. Только Гурцат говорит с богами. Раз боги сказали сделать то, что будет сделано, — никто не может поспорить с Заоблачными.

— Огни появляются, — пробормотал Амар, посматривая вниз из-под богатой меховой шапки. — Три… Восемь… Десять.