Влад Савин - Союз нерушимый
Дания во время войны представляла из себя любопытную картину. Во-первых, до осени сорок третьего немецкая оккупация носила почти символический характер, а во внутридатских делах вообще была малозаметна. И как следствие, Дания стала плацдармом британского УСО — именно датчане обеспечивали английскую разведку в Бельгии, Голландии, северной Германии, совершая легальные поездки по Еврорейху. Во-вторых, британцы создали здесь совершенно уникальную структуру Сопротивления, когда крайне правые из «Педер Скрам» и коммунисты работали вместе, замыкаясь на Национальный Комитет Освобождения (созданный в Лондоне, но признанный в Дании всеми антифашистскими силами), под командой представителя УСО Флеминга Мууса. Причем стремление англичан сохранить согласие доходило до того, что особенно упертых просто убивали. В-третьих, практическим результатом этого стал случившийся весной сорок третьего перехват управления всей датской полицией, которая в итоге лишь номинально подчинялась немцам, а фактически же превратилась в филиал УСО. Не случайно же, когда Гитлер втащил Данию в Еврорейх, мобилизацию призывного контингента пришлось осуществлять не местным полицаям, а немецким жандармам! А бегство через пролив в Швецию приняло настолько массовый масштаб, что британцы под руководством Стокгольмской резидентуры УСО сформировали на шведской территории самую настоящую датскую армию в эмиграции (численностью в две полнокровные бригады), (прим — все факты реальные — В.С.) которая после объявления капитуляции очень быстро оказалась не просто в Дании, а прямо у дверей командующего немецкими войсками генерала Ханнекена, захватив его в плен вместе со всем штабом, и даже приняв у него формальную капитуляцию (датчане! у немецкого генерала! кампания 1940 года наоборот!).
Черт бы их побрал, а ведь наши уже взяли Фленсбург и успешно продвигались на север! И перед ними не было ничего, похожего на фронт — одна 328я пехотная дивизия, неполного состава (без одного полка, находящегося на острове Северная Ютландия), всего с двухмесячным сроком обучения, эти горе-вояки разбегались или спешили поднять руки при одном виде советских танков! Еще были 160я (остров Зеландия, Копенгаген) и 166я (остров Фюн) резервные дивизии столь же «обученных и храбрых» вояк, и оперативный резерв, 233я танковая дивизия (матчасть — старые «четверки»), и отдельный полицейский полк УНА (суки! Вот до кого хотелось бы добраться!). А у нас в Штральзунде и Ростоке уже готовились к броску три гвардейские бригады морской пехоты, те самые, что брали Зеелов — доказать хотели, что они не «речная пехота», как обзывали их иные острословы, а настоящая морская, только случая не представлялось, десант на Борнхольм был легкой разминкой, там и пострелять-то почти не пришлось. Всего лишь суток нам не хватило. Но до Кольдинга дойти успели.
Имел место даже такой героический эпизод, как восстание датского флота! Был он невелик, но и не слишком мал — два броненосца береговой обороны (один, «Нильс Юэль», очень даже ничего, броня и огневая мощь легкого крейсера, только ход подкачал), два современных «прибрежных эсминца», примерно равноценных немецким «тип Т», двенадцать подлодок (четыре относительно новых, постройки конца тридцатых, класса наших «щук»), семь минзагов и шестнадцать тральщиков (не учтены шесть относительно новых миноносцев, конфискованных немцами, и десять совсем старых, едва ли не времен русско-японской войны). За каким чертом немцам понадобилось пытаться привести флот, до того намертво пришвартованный к пирсам Копенгагена, в боевое состояние, это еще предстояло установить. Но кригс-комиссары с помощью немногих присланных солдат никак не могли удержать корабли под контролем, зато для датчан, даже тех, кто был склонен к коллаборционизму, появился шанс показать что «мы тоже боролись», так что немцев быстро перебили — и именно грозный датский флот сыграл решающую роль в том, что датская армия УСО так быстро оказалась и в Копенгагене, и на севере Ютландии, и на прочих островах.
Для нас же сей факт представлял интерес в связи с тем, что Борман, как было доподлинно известно, пересек датскую границу (дальше его след терялся), и Гиммлер исчез из Амстердама буквально накануне занятия города англичанами, неизвестно куда (если только УСО не взяло его на службу, что все ж маловероятно), и Мюллер был замечен в последний раз в Гамбурге, и еще несколько фигур рангом пониже тоже пропали где-то в этих краях. И у нас всерьез предполагали, что датско-немецкий флот должен был вывезти всех этих бонз, или кого-то из них, в Швецию. Так что одной из целей нашей миссии в Копенгаген был сбор информации и в этом направлении.
У датчан мобилизовали для нужд Контрольной Комиссии «лоцманский крейсер», так называли здесь крупные катера лоцманской службы, очень мореходные, выдерживающие любую волну, маневренные и достаточно быстрые. Команда была датской, хорошо знающей местные навигационные условия, и еще на борту могло разместиться десятка полтора человек (если очень надо, то и полсотни, но уже как сельди в бочке и без всяких удобств). Обычно кроме меня, двух-трех наших офицеров и нескольких морпехов охраны присутствовали и союзники, также двое-трое англичан. Капитан нашего катера хорошо выполнял свои обязанности, но с нами держался холодно и подчеркнуто официально — после я узнал, что он из «Принцев» (прим — группа Сопротивления, преимущественно из офицеров датского флота, в 1940 отказавшихся продолжать службу при немцах и подавших в отставку. Ярые антикоммунисты, входили в блок «Педер Скрам» — В.С.). Прочие же члены немногочисленной команды показались мне, «ни рыба, ни мясо», как Олаф Свенссон, он же Олег Свиньин, попавшийся нам на пути когда то в Норвегии, в сорок втором, «война войной, а рыбка и тем и этим нужна». Однако же англичане уверяли, что этот экипаж хорошо показал себя в Сопротивлении, перевезя через пролив в Швецию много беглецов.
В этот раз со мной были двое британцев и американец. Коммодор Йэн Монтегю, представитель в СКК от Роял Нэви, был типичным английским флотским офицером, «чьи предки десятью поколениями служили Королевскому флоту». Когда он пытался завести неофициальный разговор, слушать его мне было неприятно:
— Сэр, ваш язык безупречен, для русского морского офицера. Знаю, что в ваших школах принято изучать немецкий — но неужели вы не считаете позорным, что наш, международный язык мореплавателей, зачастую неизвестен очень многим офицерам ВМФ СССР? И это вы фактически создали русский корпус морской пехоты, подняв его почти до уровня Роял Нэви? Бесспорно, в этой войне советский флот добился кое-каких успехов — но взглянем правде в глаза, все ваши победы не более чем каботаж. Русские, это не морская нация, а континентальная, не имеющая заморских интересов, а оттого и флот для нее роскошь, оттягивающая ресурсы от более важных задач. Вот вы например, насколько мне известно, сделали карьеру в Амурской флотилии, а в сорок втором попали на север? Вы, русские, хорошие бойцы, и потому можете даже иногда одерживать морские победы, возле своих берегов. Но у вас никогда не было традиции большого мореплавания, а потому Мировой Океан всегда будет для вас чужим. Да, вы придумали своего Полярного Черта, или как его там — но знаете, по чисто техническим новинкам, еще в прошлом веке, французский флот опережал нас, и это обычное дело, когда именно слабейший пытается таким образом обойти фаворита, и что? У французов не было традиций, системы, они не понимали, что морская мощь есть неотъемлемая часть политики и экономики, не говоря уже о войне. Это дано лишь истинно морским державам, таким как Империя, раскинувшаяся на полмира — части которой были связаны лишь тысячами миль океана, а не какой-то транссибирской магистралью! И не случайно маленькая, но островная Япония сумела разбить вас на море — для британского флота разгром, подобный Цусиме, невозможен по определению!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});