Рабочий чертеж - Евгений Южин
Полутемный прохладный сумрак коридора озарился ярким солнцем, щедро заливавшим кабинет за дверью. Эрсамвэл замерла прищурившись и невольно отпрянула – в потоке света ей навстречу шагнула Ана. Такая же молодая, такая же красивая, как и годы назад, при их последней встрече. Холодно оглядела замершую Эрсамвэл, слегка улыбнулась и молча, не сказав ни слова, прошествовала мимо. Остановись она на мгновение, задержись для короткого разговора, и, возможно, лучший невролог Ордена поддалась бы этим чарам вечной молодости и власти. Но нет. Ушла, будто за дверью никого не было, будто обогнула оставленный кем-то стул.
Сложная смесь чувств еще окончательно не оформилась в душе Эрсамвэл, как новая тень протянулась и накрыла освещенный прямоугольник пола.
– Дорогая, вы уже пришли! – хозяйка кабинета была сама любезность. – Проходите, прошу вас.
Эрсамвэл хотела бы переждать, перечувствовать неожиданную встречу, но ею уже овладела, ее вела новая фигура: действующий член Совета и важная шишка в Ордене – Рас. Тоже из темных, между прочим.
Хозяйка всмотрелась в немного растерявшуюся гостью, заботливо подвела, усадила в кресло, сама осталась стоять, слегка усмехнувшись, спросила:
– Вижу, вы знакомы?
Вопроса в ее голосе было мало, скорее, утверждение, констатация факта, но Эрсамвэл ответила:
– Встречались в молодости. – Добавила после паузы: – Мельком.
– Да, – задумчиво подтвердила Рас, – времени прошло немало, – всмотрелась в собеседницу, как будто пытаясь увидеть что-то новое, потаенное. – Ана совсем не изменилась.
Эрсамвэл уже взяла себя в руки, ответила холодно, пожалуй, немного холодней, чем следовало:
– Не думаю, что мы зря потеряли это время. Сдается мне, что именно Ана прошла мимо.
– Как бы там ни было, но она сейчас среди нас и требует платы за все годы.
Эрсамвэл удивленно вскинула брови:
– По-моему, она ее получила. Все ее время молодость при ней, не так ли? Вряд ли она может претендовать на то, за что нам пришлось заплатить часть жизни.
Рас не ответила, не спеша опустилась в кресло напротив, как бы переводя разговор на более доверительный уровень.
– Слышала, вы не ожидали ее возвращения?
Эрсамвэл уже переборола свои слабости, и подначка тронула мало:
– Как и многие другие. По-прежнему считаю это маловероятным.
– Ну, тем не менее она здесь, – рука Рас коснулась подбородка, упала на колени, прочертив невидимую черту по лицу хозяйки. – И требует.
Повисла тишина. Эрсамвэл при всей ее востребованности и длинному списку важных клиентов никогда не касалась политики. Она интуитивно чувствовала, что все эти скелле сделаны из другого теста, ее устраивало положение стороннего наблюдателя, от которого равно зависимы все сестры, каких бы высот искусства они ни достигли. И вот. Нельзя быть рядом, кормиться с их рук и оставаться свободным. Она почувствовала, что политика нежданно обратила на нее свое внимание тогда, когда сама она меньше всего этого желала.
– Любезная Рас, я ведь врач, не более. Кто тот клиент, к которому вы меня пригласили?
Хозяйка выгнула бровь, потом, что-то решив, ласково улыбнулась:
– Эрсамвэл, вы никогда не были дурочкой. Не надо и пытаться ее изображать. Скажем так: клиента вы только что видели.
4
С вершины скалы, куда я в обнимку с Аной вполне уже уверенно прыгнул, открылось довольно скучное зрелище: несколько скелле толпились рядом с темным пятном, отмокающим у самой кромки воды. Из-за соседнего островка выбирался небольшой катер. За косой вообще виднелось странное шевеление, как будто сразу несколько гостей задумали срочно покинуть так и не завершенное мероприятие.
– Зуб даю, в воде мокнет та, что пыталась на нас депрессняк нагнать.
– Что нагнать?
Оказывается, я неосознанно умудрился мешать в речи язык мау и русский. Отмахнулся:
– Неважно. Думаю, что среди сестер найдется та, кто ее завалила. Естественно, при попытке к бегству и ожесточенном сопротивлении.
Ана холодно и отстраненно кивнула. Она активно использовала искусство, меня начинало потряхивать, и я поспешил удрать. Вроде бы виновница давешних страданий больше не могла причинить никакого вреда, а я тем не менее чувствовал себя скверно. Хотелось у кого-то спросить: сколько можно? А главное, ради чего?
Побрел в обход скалы на причал, где скучали озадаченные, ничего не понимающие береговые с охраной. Что бы тут ни происходило, сын никуда не делся, и, полагаю, ему будет приятно, если его встречу я, а не пара дуболомов. Ане я ничем помочь не мог, скорее, помешал бы, да и терпеть волшбу, несмотря на слабеющие способности, не было никаких сил.
Дни полетели бесконечной каруселью. Ана, сын, визиты к важным родственникам, приемы – официальные и не очень. Стыдно признаться, но, когда я узнал, что своеобразные каникулы продлятся не менее ста дней, расстроился. Скучно! До тошноты! По улицам меня водили, как будто напоказ, ведь эли-то – диковинка у нас! Вкусно ел, мало двигался, кажется, стал толстеть потихоньку. Пробовал отлынивать – не прошло. Я же главный экспонат! Какая выставка без него. Ана – это, конечно, интересно, но ее уже большинство видели и не раз, а меня, выходит, нет. Лысый, высокий, со странными чертами лица, бледный по местным меркам – интересно же! Казалось, что этот бесконечный карнавал никогда не кончится, когда произошло то, о чем я старался не вспоминать, то, что оставалось старой загадкой, до которой никогда не доходили руки.
Яхта вырвалась из пресной речной воды. Показалось, что она даже скрипеть стала по-другому, когда ее острый нос впервые рассек широкую спину темной океанской волны. Несмотря на то что мы всего лишь наносили очередной обязательный, как заявила мне Ана, визит какому-то дяде, я чувствовал в этот момент себя так, словно наконец-то вырвался, освободился от бессмысленной суеты и унылой рутины. Морской ветер гудел в ушах, глуша пустые разговоры позади, впереди раскрылся блистающей громадой океан, отчеркнутый по левому борту далеким берегом. Я застыл, наслаждаясь простором и привыкая к забытой качке.
Инцидент со странной скелле, пытавшейся вогнать нас в самоубийственную депрессию, не прошел даром. Весь опыт моей жизни никуда не делся. Та скелле лишь на какое-то время поменяла полярность эмоций, резко усилила негативные воспоминания, заставив переживать их необыкновенно остро. Ее влияние оборвалось, но память, в том числе память о моем состоянии в тот момент, уходить не торопилась. Как отблески яркого света медленно бледнеют в закрытых глазах, переливаясь неожиданной радугой, так и пережитые эмоции гасли не в один миг. А ведь за ними стояла реальность.
Наше сознание так
