Кирилл Якимец - До поворота (Кровавый Крым)

— Что-то вы, молодой человек все один, да один? Никак зайцем едете? Может к нам зайдете, чайком вас угостим?

Слава неловко попятился:

— Э… Я… нет, я с друзьями…

— Так вы с друзьями заходите…

— Ну, мама, — прервал ее веселый девичий голос. Из купе высунулась красивая рука с мусорным пакетом, — Кинь туда… — женщина, скорчив устало-брезгливую гримаску, свернула к туалету.

— Привет. Макс куда свалил? — по заспанному лицу проходили мятые полосы, оставленные подушкой, голос казался простуженно-хриплым, Мила рассеянно теребила в руках последнюю сигарету. — У него трава была? Ты не помнишь?

— Нет.

— Ну, ладно. Так покурю. Будешь?

Слава отрицательно покачал головой.

— А ты чего в купе не идешь? У нас теперь пусто. Парень какой-то зашел и перебрался к своим. — Губы ее слушались с трудом, и поэтому слова получались как-то невнятно, наверное, ветер надул — простыла.

— Тебе куртку принести? Холодно.

— Мы ее на Чуфуте потеряли. Без тебя. Там вещи только у Макса. — Затушив окурок, Мила поднялась с мусорной приступочки, — пойдем посмотрим, может у него свитер есть. Меня знобит что-то.

Тускло горел квадратный ночник, оконная рама никак не хотела подниматься до верхних пределов, пришлось опускать штору, но дуло снизу. Мила завернулась в одеяло и приткнулась у двери. На столе все еще стояли два недопитых стакана с остывшим чаем, пара картофелин, огурец, а курица исчезла, оставив пустые скорлупки от яиц и недопитую бутылку с детской газировкой. Огромный зеленый рюкзак Макса был засунут на антресоль, но самого Макса все не было.

— Куда он пошел? — слабо поинтересовалась Мила.

— Не знаю, под поезд полез…

— Зачем?

— За этим, за ребенком…

— За Евгением?

— Да. Он убежал и полез под поезд, Макс пошел его доставать.

— Вернется. Если бы их задавило, поезд бы остановили…

— Давай я тебе постель постелю? — предложил Слава, оглядывая голубовато-желтые стены. Работало только два ночника и в полнакала лампа наверху.

— Мы белья не брали. Посмотри, у него в рюкзаке трава должна быть.

— Да далась она тебе! Трава! А кто говорил, что на нее наркомании не бывает? — Слава с трудом вытащил неуклюжий рюкзак и поставил на пол. — Сама ищи свою траву…

— Нету, — она разочарованно достала нераспечатанный блок Мальборо. — Ладно, хоть покурим. Хочешь, анекдот расскажу?

— Не надо. Ты знаешь, Макс хочет, чтобы я тебя вернул домой.

— Ну и что? Ты будешь всегда делать то, что хочет кто-то другой?

— Нет. То есть да. То есть нет. Подожди!

— Ты знаешь, почему люди так быстро привыкают к сигаретам?

— Нет.

— Никотин расслабляет и успокаивает. — Мила протянула ему пачку, — извини, но сейчас это тебе необходимо…

Неловко повертев в руке упругую трубочку, Слава рискнул закурить.

— Максик, значит, нашел стрелочника, на которого можно переложить ответственность? — Мила снова весело ухмылялась, — а что он тебе еще нагнал?

— Ну, что с наркотиками борется, в отпуске, — дым был нерпиятно сладким и каким-то дерущим, но действительно принес легкость, успокоение, и мысли теперь были гораздо яснее и четче.

— А. Ну-ну. Значит они обо всем договорились…

— С кем?

— С отчимом.

— Он же погиб!

Мила пожала плечами.

— Наверное, они еще раньше договорились. Короче, не загружайся. Они тут решили меня в интернат спихнуть.

— В колонию? — Слава поперхнулся дымом и закашлялся.

— Нет. Для вундеркиндов, закрытого типа со спецпрограммой.

— Какого типа?

— Ну, языки, математика, борьба и так далее. Психотреннинг там какой-то особо блатной, короче.

— Так это, наверное, хорошо.

— Да иди ты! — она фыркнула себе под нос. — Каждый должен решать свои проблемы сам. Я не хочу, чтобы они вмешивались в мою частную жизнь…

— Они?

— Макс… Они все.

— А со мной-то что будет? — вдруг пришла в голову забавная мысль, Слава даже захихикал.

— Да ничего, вырастешь юристом, они, может, тебя на должность возьмут. Ты им, вроде, понравился. — Мила тоже весело смеялась. — Так что, выбирай под кого лечь, а лечь все равно придется!

— А ты меня не задира-а-ай! — разомлевшие губы сами разьезжались в сладкой улыбке.

— А я тебя и не задира-а-аю! — передразнила его Мила. — Это ты сам такой глупый… Целый блок такой дури, Ну Макс дает! Бек бы сдох от зависти. А, Бек? — Мила смотрела на стоявшего в дверях Атабека, сладко втягивавшего задымленный воздух волосатыми сердцевинками ноздрей.

— Где здесь двенадцатый имам? — грозно спросил Бек, укореняясь неплотными ногами из эфира в джинновской бутылке.

— Не лезь в бутылку! — грозно произнесла из пробитой насквозь головы Марго.

Широким жестом Мила протянула им всю пачку, но та упала на пол. В дверях больше никого не было. Но Мила подолжала разговаривать с Атабеком, свернувшимся, подобно котенку, на антресолях, гда раньше лежал рюкзак Макса.

— Мила, там никого нет, — попытался пробиться сквозь туман к девочке Макс, или Слава, но зацепился за свесившийся сверху хвост Атабека. Штора поползла вверх, впуская в накуренный воздух плотные солнечные лучи.

— Борис! — представился дембель с трезвыми глазами.

— Глеб! — другой, который раньше был Михаилом.

— Бригадир, — промямлил Кандагар. На столе лежала пустая пачка Мальборо, рассыпанная в каком-то хаотическом порядке колода карт и три одинаковых удостоверения, такие же как ему показывал Макс. Наверное, и печати есть..

— А где Мила? — распухшие губы плохо слушались в предрассветном сизом тумане. Тошнило.

Бригадир сделал еще одну затяжку:

— Все ребята, приехали. Москва.

Не очень твердо стоя на ногах, Слава вышел в коридор. Заспанные люди собирали вещи, стояли в очереди, чтобы почистить зубы, он осторожно заглянул в какое-то купе и узнал брошенный на пол максовский рюкзак. Купе было пустым.

— А где Мила? — спросил рассеянно проходившую мимо проводницу, собиравшую белье у заспанных пассажиров.

— Не знаю, — она что-то пробурчала себе под нос. — Стаканчики, молодой человек, отнесите!

Слава послушно подхватил скользящие ушки подстаканников и двинулся следом.

— Эта черненькая что ли? — сторого зыркнула проводница, — Билеты заберешь?

Сначала Слава кивнул, а потом отрицательно затряс головой. Проводница чуть смягчилась:

— В Туле ночью сошла твоя, вся в слезах была. Любит тебя говорила, а жить не может. Вот довел девчонку! — в ее глазах промелькнуло нечто романтически-жалобное и тотчас погасло, — у вас две простыни, а брали три… — проводница набросилась на заспанного пассажира с лошадиным лицом, — и одеяло складывать как следует надо! Матрасы сами сворачивайте! — она снова удалилась по проходу.