Александр Абердин - Минька, или Операция «Возмездие»

Теперь всё это было уже в прошлом. Детей усыновили приёмные родители-магнусы и об их будущем уже можно было не беспокоиться. Вся эта ребятня, обретя новых мам и пап, уже через каких-то два месяца забыла о райских островах. Им и в Сибири было теперь тепло и уютно, но самое главное это были самые обыкновенные дети, а то, что они родились ещё и супериндиго, никого в общем-то не волновало, ведь их приёмными родителями были магнусы сугубо гражданских специальностей, которых ко всем военным приготовлениям республики и близко не подпускали, хотя они и изъявляли желание стать пси-коммандос. Полковнику Денисову не пришлось ничего доказывать генералу Синельникову, так как тот и сам усыновил двух темнокожих мальчишек четырёх и пяти лет возрастом. Как это ни странно, но главари атлантийцев при всей своей звериной сущности вовсе не были расистами и потому среди них встречались люди с различным цветом кожи и разрезом глаз, зато все захваченный в плен лорды оказались, как на подбор, англосаксами и это была ещё та гоп-компания. Таких ублюдков генерал Синельников, присутствовавший на нескольких допросах, ещё не видел.

Зато полковнику Денисову они все надоели задолго до того дня, когда он смог посмотреть им в глаза. Когда лордов вывели из самолёта и освободили их сознание, они пришли просто в дикий ужас, увидев, что попали в руки республиканцев, своих самых ненавистных врагов, но даже тогда с них не спала их спесь и высокомерие. Уже через несколько часов, окончательно убедившись в том, что на острове Элсмир так никто, из оставленных там людей, не смог понять, что же с ними всеми произошло, вертолёты с лордами на борту вылетели с военной базы на острове Новая Земля и полетели прямиком в Красноярск. Всю дорогу до столицы республики лорды хранили высокомерное молчание, да, их никто и ни о чём не спрашивал. Вопить они начали только тогда, когда их после всех процедур юридического характера посадили в камеры одиночки, где они не имели никакой возможности покончить жизнь самоубийством и двадцать четыре часа в сутки находились под пристальным наблюдением. Правда, к слову сказать, никто из них не сделал даже малейшей попытки к тому, чтобы уйти из жизни, но настроение у них очень сильно испортилось после того, как их омолодили самым основательным образом.

В моральном плане это были самые настоящие уроды, педофилы и гомосексуалисты, развращённые до крайней степени, которые этим не то что не гнушались, а даже гордились. Наставники начали их пользовать ещё в возрасте десяти, двенадцати лет и всё это подавалось, как высшее благо и приобщение к классу господ. При этом им давалось блестящее образование, но из души вытравливались даже малейшие человеческие ценности, но при этом им не давали возможности ни спиться, ни сесть на наркотики. Хотя убийцами их и не делали специально, убивать самому или поручать это другим было в общем-то личным выбором каждого, помимо того, что все они вместе взятые были виновниками гибели миллиардов людей, руки каждого из лордов были обагрены кровью как минимум дюжины человек и что самое поразительное, все они познали вкус человеческой плоти. Если бы у Семёна имелась такая возможность, то они их всех уничтожил бы в мгновение ока и от них осталась бы лишь горстка золы, ведь даже такое чудовище, как Марта, рядом с ними могла показаться сущим ангелом. Та хоть мстила всему миру за то, что уродилась такой мужеподобной, страхолюдной бабищей, что ей уже ничто не могло помочь.

Семён, чтобы доставить этой садистке побольше мучений в камере, из чистой мести взял и превратил её в настоящую красавицу со стройной фигуркой, хотя на это у него и ушло почти трое суток, а лишнюю плоть приходилась выносить из операционной буквально вёдрами. Когда Марта пришла в себя, она испытала самый настоящий шок от этого преображения и хотя никаких внутренних перемен с нею не произошло, в глазах у неё надолго застыл ужас, поскольку она прекрасно понимала, что ни один суд никогда её не помилует, а уходить из жизни такой молодой и красивой ей очень не хотелось. Марта несколько раз пыталась покончить жизнь самоубийством, но ей не дали этого сделать и теперь она целыми днями лежала плашмя на койке и думала только об одном, — как именно её казнят. В её голове калейдоскопом крутились лица тех людей, которых она когда-то истязала и убивала и порой камера наполнялась леденящим душу, тоскливым воем, перемежаемым проклятьями. Однако, проклинала она не кого-то, а себя саму и свою собственную мнительность, поскольку прекрасно понимала, что если бы не мечтала быть красоткой и смирилась со своей внешностью, то никогда не пошла бы служить в армию и не стала убийцей с садистскими наклонностями, но теперь об этому было уже поздно жалеть.

Ну, Марта хотя бы сожалела о содеянном и уже только этим вызывала к себе хоть какое-то сочувствие. Зато никто из лордов, захваченных в плен, ни о чём не сожалел. Прошло уже полгода, а они всё ещё были полны злобы и даже полагали, что с республикой будет рано или поздно покончено. Правда, когда их перестали водить на допросы, где они могли выкрикивать оскорбления, их спесь малость поубавилась. В первую очередь из-за того, что начиная с того времени они больше не видели никого, зато имели возможность смотреть передачи по первому каналу республиканского телевидения, в которых ни слова не говорилось о том, что война вскоре закончится. Вот только в новостях очень много говорилось о том, что атлантийцы отводят свои войска и в некоторых случаях это похоже на паническое бегство. Все они были люди далеко не глупые, а потому прекрасно понимали, с чем всё это связано, как и понимали то, что комментаторы полностью правы в своих самых смелых предположениях. Ну, а когда месяц назад их известили о том, что подготовка операции «Шквал огня» вступила в решающую фазу, они окончательно впали в уныние.

Глава седьмая

Психокинетическая война

Горячо преданный Сократу, но простодушный человек, некий Аполлодор, сказал: «Но мне особенно тяжело, Сократ, что ты приговорен к смертной казни несправедливо». Сократ, говорят, погладил его по голове и сказал: «А тебе (…) приятнее было бы видеть, что я приговорен справедливо?»

Хотя полковник Завьялов и выехал из своей конторы позднее Максима Бенединского, к зданию телецентра в Останкино они подъехали практически одновременно. Не успел Максим Максимович выйти из своего «Мерседеса», как к нему подошел полковник, поверх мундира которого была надета тёплая, зимняя куртка-пуховик, и тут же представился: