Пол Андерсон - Миры Пола Андерсона. Т. 1. Зима над миром. Огненная пора

— Вы это все знали?

— Читал, конечно. Однако был рад услышать это в более полном контексте.

— Сейчас он, надеюсь, будет. — Захваченная своим предметом, никогда не терявшим для неё притягательности, Джилл продолжала: — Эти преимущества простираются куда дальше очевидных. Понимаете, такой симбиоз не просто впрямую помогает. Он ещё и освобождает гены.

Увидев его озадаченную физиономию, Джилл пояснила:

— Давайте подумаем.

Гены, которые у иштарийской жизни тоже есть, хранят информацию. Их информационная емкость огромна, но все же конечна. Представьте себе тот объем, который занимает в генах информация об управлении процессами метаболизма. И теперь представьте, что эти функции любезно берет на себя ваш симбионт. Гены для этого больше не нужны и могут заняться другой работой. За этой работой наблюдают мутация и селекция. Скорость мутаций у иштарийских тероидов выше, чем у земных млекопитающих, хотя бы из-за более высокой температуры тела. На Иштар острее стоит проблема сохранения прохлады, а не тепла, и тероиды её решают частично за счет своих растений всякая эндотермическая химия, — а частично за счет повышения собственной температуры.

Я все время отклоняюсь, да?

Вот и природа так же. Мой тезис — это преимущество иштарийцев перед нами за счет более длительной эволюции теплокровных форм. Они могли достигнуть своего уровня разумности не так давно, как люди — Господь знает, когда это было, — но они подошли к нему гораздо более постепенно. Вот это одна из причин, по которым ещё встречаются гоблины. А история учит постепенности. И преимущества иштарийцев заметны.

Дежерин нахмурился:

— В развитии мозга, вы имеете в виду?

Джилл кивнула. Концы её волос щекотали обнаженную шею.

— Вообще нервной системы в целом. Человек построен довольно наспех. На скорую руку, можно сказать. Верно говорится, что у нас три мозга, один на другом. Сначала стволовый, мозг рептилии, потом мозг млекопитающего и затем — сверхразвитая кора. И они не очень между собой гармонируют — вспомните убийства, грабежи и социализм. У иштарийца в голове больше единства. Это видно по анатомии. Сумасшествие здесь, кажется, неизвестно — оно просто не существует, если не считать лишения разума из-за серьезных физических повреждений. Так же и с болезнями. У иштарийцев крайне мало болезней из-за живущих с ними помощников. А уж неврозов… — Джилл пожала плечами. — Это ведь вопрос определения? Я не знаю ни одного иштарийца, которого я могла бы назвать нервным. И я могу добавить, что мы, люди, такие чужие и могущественные, не вызвали здесь культурного шока. Они нас уважают, они перенимают у нас предметы и идеи, но легко интегрируют их в свой старый образ жизни.

Охрипшая и с чуть закружившейся от быстрой и долгой речи головой, она откинулась на тот же ствол, на который опирался Дежерин, отпила из чашки остывший кофе и откусила кусок хлеба с вареньем. Она сама его сварила, наполовину из клубники и наполовину из местной смоквы Ньютона, и была довольна, когда землянин попросил второй бутерброд.

— М-м-м, — промычал он, — несомненно, что общее превосходство иштарийцев выражается и в продолжительности жизни. От трех до пяти сотен лет, правильно?

Джилл кивнула.

— Я думаю, что тут играет роль и другой фактор. На Земле частая смена поколений означает более быстрый оборот генов, более быструю эволюцию. Это для вида преимущество. Я согласна с теорией, что мы запрограммированы на начало старения где-то после сорока, и именно по этой причине. Но Иштар страдает от прохождений Ану каждое тысячелетие, и эффект длится около ста лет. Долгожительство дает возможность сохранить адаптацию к циклу и тем способствует выживанию вида.

Он посмотрел на неё внимательно:

— Какая суровая философия.

— В самом деле? Это мне все равно. — Джилл на минуту задумалась. «Ладно, буду с ним откровенной. Нам нужна его… его симпатия больше, чем умственное понимание». — Не стану опровергать, что каждый хотел бы прожить столько лет в добром здравии, — сказала она. — Но поскольку нам этого не дано, нет смысла плакать. Иштарийцы получают свою долю горя. Каждое второе поколение — Рагнарок[8]. И они не хнычут.

Он какое-то время помолчал, ощущая дуновения теплого утра, а потом сказал, глядя мимо неё куда-то за горизонт:

— На вас, жителей Примаверы, это должно оказывать любопытный эффект. Тот же самый кентавр, нисколько не изменившийся, что был другом вашего прадеда, теперь дружит с вами и будет дружить с вашими детьми — но пока вы растете, он учит вас многому, и не становится ли он вашим защитником, вашим кумиром? Простите меня, я не хотел бы быть слишком дерзким, но мне интересно, верна ли моя гипотеза, что для некоторых долго живущих здесь людей отдельные туземцы занимают место отца.

«Клянусь Дарвином, он с сюрпризами, этот тип!» Его взгляд остановился на ней, и он не мог не заметить, что задел за живое. Так зачем отрицать то, что будет подтверждено любой городской сплетницей?

— Я полагаю, это верно, — ответила Джилл. — Наверное, в качестве примера можно взять меня. Ларрека, командир Зеры Победоносного… мы всегда были очень близки. Я позволю себе сказать, что я от него многому научилась. — И порывисто добавила: — Он провел меня через первый горький опыт так, как не мог бы никто на свете.

— Ох, — отозвался Дежерин. — Вы ведь не хотите говорить об этом, да?

Джилл качнула головой. «Почему я должна ему доверять — так во многом и так скоро? Он же враг?»

— Нет, не хотела бы. По крайней мере сейчас.

— Конечно, — сочувственно сказал он.

Она вспомнила…

Большие сухопутные животные на Иштар встречаются редко. Каждые тысячу лет для них в большинстве мест наступает голод. В Среднем и Южном Бероннене могут выжить некоторые, вроде древесного льва и почти слоноподобного вальваса. Но дальше к северу континент представляет собой сухую саванну, называемую Далаг. Там дичь помельче даже между проходами Ану: по крайней мере пятьдесят видов азара, некоторые даже довольно большие. Те звери, что за ними охотятся, вырастают величиной с собаку или поменьше и бегают стаями, хотя и обладают массивными челюстями, способными мгновенно проглотить огромные куски. Никаких пожирателей падали там не увидишь, кроме нескольких мелких беспозвоночных. Популяция софонтов невелика и сильно рассеяна, в основном состоит из пастухов, а не охотников. Но там и сям из зарослей лиа поднимаются циклопические руины, и считается, что цивилизация зародилась именно в этих местах.

Все эти парадоксы увязываются вместе одной причиной, которая называется саркофаг.