Евгений Прошкин - Слой

— Скоро два месяца, дорогой сотник. За такой срок...

— Легко говорить! Сидя в норе.

— Ты не прав, командир, — без обиды возразил Константин. — Я потому в норе, что почти весь список зачистил. В одиночку.

— Почти! — выразительно произнес Петр.

— Ну, извини. С Немаляевым ты встречался лично. И он еще жив. К Кокошину тоже твоего человека отправляли. Получили — вон... — Костя зло кивнул на комнату с четырьмя дебилами.

— Ты меня в чем-то подозреваешь?

— Нет, конечно. Просто мы потеряли нить, тебе не кажется? Мы стали клопами, сотник. Я — домашний, ты — вольный. А с этими друзьями-товарищами надо кончать.

— Надо, так кончай. Что ты меня подстрекаешь? Давай сам. Возьми ночью «ствол», надень глушитель, и вперед.

Константин тоскливо посмотрел ему в глаза и, ничего не сказав, вернулся на кухню. Похоже, командир уже стал одним из них. Для Петра избавиться от человека означало напичкать его свинцом. И только так.

Костя вспомнил, как сам потянулся к пистолету у коммерческой палатки. Он был тогда измотан и растерян. Плюс большая напряженка с женой. И он был так голоден... Но все же он прошел мимо, не позволил себе опуститься. Убийство ради светлой цели и простое убийство — они так далеки друг от друга... Или нет?

В прихожей щелкнул разболтанный замок, и из-за открывшейся двери потянуло сырым лестничным духом: помои, кошатина и что-то еще.

— Людмила? — окликнула Настя.

— Нет, Дед Мороз, — отозвалась та. — Ой, дорогие мои, что на улице творится!

— Что? — синхронно спросили Петр и Костя.

— Кошмар.

— Душегубка, — сказал Зайнуллин. — Градусов тридцать пять.

— Я не про градусы. В центре факельное шествие.

— В такую-то жару! — застонал Ренат.

— Протест против зомбирования. Чучело президента сжигали...

— Это что ж, мы с тобой зомби? Спорю, что среди них ни одного перекинутого, — проговорила Настя. — Ну, и что дальше?

— Как обычно. Приехали водометы, президента погасили. Потом дубинками помахали. Затащили народ в автобусы — сколько влезло, А две машины загорелись, одновременно.

— Так у них же водометы!

— Вода к тому времени кончилась. В общем, прихватило человек сто. «Скорых» понагнали — все дороги забиты, кругом аварии. Радиаторы дымятся, люди в машинах сознание теряют...

— Два автобуса сразу не загораются, — сказал Константин. — Сами не загораются, — уточнил он.

— Предупреждение для баламутов, — согласилась Людмила. — Власть показывает твердую руку. Сейчас только это и поможет. Логика сломана. Совесть?.. С совестью у нас всегда напряг. Остается страх.

— Страха и без того навалом. Толку не видно, — сказала Настя, увлекая ее в коридор. — Ренатик, смотри за макаронами.

— У вас там что, пузырь заныкан? — недовольно произнес Зайнуллин. — Мотаетесь парочками... Непорядочно это, шу-шу разводить. У меня вот от вас никаких секретов. В долю я не набиваюсь, у меня своя. А если что не так... Если я и мой отряд вам не в жилу...

Распалившись, Ренат швырнул ложку в раковину и выскочил из кухни.

— Понял, да? — проронил Константин. — Он и его отряд. Раньше эта тля знала два чувства: чувство холода и чувство голода. А теперь у него появилось еще и чувство собственного достоинства. Откуда что берется?

— А бабы твои? Лучше?

— А что бабы?..

— Уходят они, вот что! — прошипел Петр.

— Мальчики, мы вас покидаем, — словно подслушав, объявила Настя. — Макароны сами доварите или инструкцию написать?

— Никто никого не покидает, — проговорил Петр. — Все сидят на месте и ждут моих распоряжений.

— Не надо, Петя, — мягко возразила Настя. — Мы же условились. Телефончик я тебе оставлю, понадобимся — звякнешь. Я от своих обещаний не отказываюсь. И ты этого не делай.

— Что у вас случилось?

— У нас все отлично. Людмила нашла трех землячек. Естественно, мы должны быть вместе. И, естественно, не здесь, не в этой каморке. Тут и без нас Шанхай. Спим на полу, в туалет — очередь... не привыкли мы к такому.

— База...

— И база, и деньги — у них все есть. Людмила с ними встречалась.

— Катитесь... — помолчав, выдавил Петр. Настя подошла к Константину и, крепко его обняв, чмокнула в щеку.

— Спасибо за приют, за хлеб-соль. Телефон на столе. Не забывай, как-никак, супруги.

Она повернулась к Петру и, сказав что-то подобное, также поцеловала. Людмила проделала то же самое, но в обратном порядке. Прижавшись к Косте, она сунула ему в ладонь клочок бумаги, как он успел заметить — с цифрами.

— Мой номер, — сказала она одними губами.

— А дядя? — шепнул он.

— Позже.

С Ренатом и компанией девушки прощаться не стали. Будто отъезжающие на курорт, просто помахали из прихожей ручками и, положив ключи на тумбочку, аккуратно захлопнули дверь.

Петр тяжело опустился на табуретку и, глянув исподлобья на Константина, закурил.

— Не переживай, сотник, они с самого начала были бесполезны.

— Она меня не простила... — молвил Петр. — Удивительная женщина. Настоящая женщина. Я таких в жизни...

Кастрюля неожиданно вспенилась и выплеснула на плиту лишнюю порцию макарон.

— Хватит сироту разыгрывать! — буркнул Костя, выключая конфорку. — У нас с тобой дело. Нуркину прятаться все труднее, он теперь фигура публичная. Митинги, пресс-конференции. Можно его достать, можно. Я, кстати, и для ренатовских охламонов работенку придумал. Вместе мы его как-нибудь...

— Мужики, мы тогда тоже отхиляем, — подал голос Зайнуллин.

Петр хрустнул пальцами и воткнул бычок в банку со шпротами.

— В нашем положении надо посолидней как-то, — продолжал Ренат. — Офис нужен, а сюда что... порядочных людей сюда не пригласишь. Стремно тут. Я тебя обижать не хотел, но раз шмары эти свалили, то и нам...

— Как ты их?.. Шмары?!

Петр встал и медленно двинулся на Рената. Константин на всякий случай выбрал чистый нож. В коридоре мгновенно раздалось клацанье затворов.

— Остынь, Петруха. Если не так выразился — извини, а давить не следует. Жизнь меняется. Захочешь меня найти — спросишь на рынке.

— У карманников? У проституток?

— У любого, — спокойно произнес Ренат. — А ты, Костя, ножик-то убери. Нехорошо это. Мы же как люди уходим. Презент вам приготовили, для нужд политической борьбы.

Двое бойцов выволокли из комнаты клетчатый баул с оружием.

— По-царски, — сказал Петр. — А мне тебе и подарить нечего.

— Если б не ты, я, может, до сих пор в больничке бы сшивался. Так что в расчете.

Они удалились не так изящно, как Настя с Людмилой. Ушли, гремя железками и звеня водкой, но, когда их шаги затихли, в квартире вдруг стало невообразимо пусто. Никто больше не матерился, не толкался на кухне, никто не смотрелся в зеркальце и не благоухал косметикой.