Евгений Прошкин - Слой

— Ну-ка! — Немаляев выхватил кассету и прочитал пометку: «Горшков». — Это он с владельцем девятого канала. Так, и что?.. Я ее слушал, там ничего нет.

— Сан Саныч, на кассете не дезинформация, — догадался Кирилл. — Псевдоинформация. Попытка скрыть подлинный разговор, произошедший в ресторане. Вывод: объект не в курсе, что мы им занимаемся, иначе подсунул бы он что-нибудь более достоверное. И еще: Горшков, участник радиоспектакля, с ним заодно.

— Выводы у них... — буркнул Немаляев. — Какая мне теперь разница, в курсе он или не в курсе? Мне это, братцы шпионы, теперь до лампочки.

Немаляев подозревал, что знает о своем соратнике не все, но он не думал, что Нуркин зашел так далеко.

Владя-Владя... Забыл, кто тебя кормит? Кто помог тебе построить партию, свел с нужными людьми, наполнил счет? А кто решал твои бесконечные проблемы? А Мурманск? Зачем тебе ракеты? «Аврора», да? Ты что, снова решил побаловаться с мятежом?

Немаляев мог закрыть глаза и на мелкие секреты, и на манипуляции с партийной кассой, но здесь пахло совсем иным — безопасностью страны. Их общей безопасностью — партии, братвы, Ополчения, ментов, фраеров, малышей... Всех.

И Нуркин еще имел наглость разглагольствовать о каких-то ошибках! Оставить сотника в живых — ошибка? Ну, может быть, и так. Только ошибки Влада были куда круче. А самое печальное, что он, кажется, не сделал никаких выводов...

— Не делите людей на друзей и врагов, тогда вам не придется разочаровываться, — сказал Кирилл. — Мы все организуем.

— Да, его время пришло, — согласился Немаляев. — Вам что-нибудь нужно?

— Как всегда. Сан Саныч. Деньги и ваше доброе слово.

— Деньги сейчас, доброе слово — после акции.

— Мы называем это мероприятием.

Немаляев тяжело вздохнул.

— Вот и прими их, свои меры. У тебя хорошо получается.

Глава 9

«Теперь уж точно не получится, — раздраженно подумал Петр. — Если с Людмилой не сложилось там, у Бориса, то здесь и говорить нечего. Бардак, грязища, раздолбай всякие под ногами вертятся... Никаких условий. Другую можно было бы отвезти в гостиницу, но эта не поедет. Не таковских кровей».

Хлопнула входная дверь — раздолбай, легки на помине, вернулись с продуктами. Лучше было бы сказать — с закуской, поскольку основное место в сумках занимала водка. Ренату, как непьющему, его подчиненные принесли кулек конопли — нехилый газетный фунтик, в которые бабульки расфасовывают семечки.

— Не много тебе? — хмуро спросил Петр.

— Так я ж не один, — осклабился Ренат. — На толпу раскумарим, может, и на завтра чего останется. А не останется — еще стакан возьмем. У нас с цыганами договор, мы у них вроде на абонементе.

— Оптовые скидки?

— Мы за шмаль не платим, мы ее так берем. А они зато живут без забот и своими делами занимаются. Взаимовыгодное сотрудничество.

— Сотрудничество... — протянул Петр, нервно раскачиваясь на носках. — Растешь, Ренатик. Кого еще под крышу принял? Сутенеры, кидалы?.. С блатными перетер? Ментов в районе всех купил?

— Что ж мне теперь... — буркнул Зайнуллин. — Кормиться мне на что? Хрусты от твоего кармана? Западло мне, да и кончатся они у тебя скоро. Вот и задумаешься — то ли грузчиком наниматься, то ли на большую дорогу.

Костя в эти разговоры не вмешивался — знал, что бесполезно. К тому же они сами жили на деньги, накопленные убитым Борисом. С точки зрения Уголовного кодекса Костя и Петр были Ничем не лучше отморозков Рената.

На кухню вошла Настя. Одета она была по-домашнему: шлепанцы, рваные джинсы и тонкая футболка, под которой, бугря ткань, болтались большие твердые соски. Посягательств на честь и достоинство Настя не боялась. В первую же ночь с бандой Зайнуллина она выстрелила одному бойцу между ног — пуля в темноте прошла ниже, но вопрос о свободной любви был решен раз и навсегда.

— Мужики, вы охренели, — сказала Настя, открыв сумки.

— Ребята справятся, — заверил Ренат. — Нам сегодня кое-что отметить надо...

— В этом я не сомневаюсь. Еды, говорю, мало.

— Больше не пойдем, — крикнул кто-то из комнаты. — Жара на улице.

— Ренат! — требовательно произнесла она.

— Не, не пойдем, — подтвердил Зайнуллин.

— Ну... Как затарились, так и пожрете, — заявила Настя, выкладывая продукты на стол. — Что-то у соседей радио не слышно.

— А мы его у них приобрели, — сказал Ренат. — Им — лишняя доза, нам — здоровый сон.

— Хоть ты сообразил. Эти идейные так бы и страдали, а потом взбесились бы и пошли глотки резать.

— Если можно договориться, надо договариваться, — важно изрек Зайнуллин. — Если нельзя, тогда уж резать...

— Подруга твоя когда вернется? — спросил Петр. — Далеко ты ее отправила?

— Это дело наше, сугубо женское, — шутливо ответила Настя, хотя было понятно, что Людмила пошла отнюдь не за прокладками.

С недавних пор у них тоже завелись какие-то дела — женские или не женские, понять было невозможно, поскольку Петра с Костей не очень-то посвящали. Ясно было лишь то, что сотня, не успев сформироваться, уже расползалась. Девять человек для одной компании оказалось слишком много. Все трещало и разваливалось. Идея мщения, поддерживавшая двух ополченцев, остальным была чужда, и они нашли себе другой смысл существования, или, вернее, способ. Способ у них был один на всех, но всех почему-то вел в разные стороны.

Не видеть этого Петр не мог физически, однако продолжал корчить из себя лидера. Константин заметил: раньше, несколько дней назад, сотник лидером прикидывался, теперь — именно корчил. Никто уже не верил в его силу, никто не вздрагивал от его окрика, Петра просто терпели, как терпят сварливую старуху. Наверно, всем так было удобней — пока.

— Если мы в ближайшее время не найдем Нуркина, то вообще неизвестно, зачем мы землю топчем, — высказался Константин.

Настя и Ренат даже не обернулись. Правильно, это их не интересовало — с самого начала. Петр взглянул на их равнодушные лица и, взяв Костю за локоть, вывел его в коридор.

— Нуркин как комар, — мрачно проговорил он. — В телевизоре, в газетах... зудит где-то возле уха, а хвать — и нету. Я на той неделе кортеж его застал — случайно, он с митинга какого-то ехал. Увязался за ним, да куда там... Отрезали. Легко и непринужденно. Прижали джипом к обочине и дальше понеслись. Охрана у него на уровне. Но самое паскудное не это. Мало того, что ему на трассе зеленую улицу открывают, менты же ему честь отдают!..

— Скоро два месяца, дорогой сотник. За такой срок...

— Легко говорить! Сидя в норе.

— Ты не прав, командир, — без обиды возразил Константин. — Я потому в норе, что почти весь список зачистил. В одиночку.

— Почти! — выразительно произнес Петр.