Роман Злотников - Армагеддон

— Не знаю, но чует моя жопа, что это был полный пи… ц!

6

— «Латники», сэр… приказывают остановиться.

Клайд наклонился вперед и, высунувшись из-за плеча водителя, уставился на дорогу. «Латник» был один. И выглядел совершенно обычно. То есть сейчас, через два месяца после того как союзнические войска пересекли границы Империи, Клайд мог сказать себе, что этот «латник» выглядит как обычно. А в первый раз… И Клайд припомнил, как он в первый раз услышал о «латниках».

Это произошло спустя неделю после начала вторжения. Клайд уже готов был поверить в то, что самое страшное позади и больше русские не преподнесут им никаких сюрпризов. Просто потому, что не успеют.

Тем более что сначала все шло просто великолепно.

Они довольно быстро оправились от шока, вызванного русскими спутниками, и через два дня маршевые колонны вновь двинулись вперед. Они набрали лихой темп, за сутки буквально пролетая сотни километров (что было во много раз больше того, что они ожидали при планировании операции), и при такой скорости передвижения передовые части должны были выйти на окраины русской столицы через три, максимум четыре дня. Но потом движение колонн резко замедлилось. Хотя для этого как будто не было никаких особых оснований.

Противник по-прежнему не оказывал почти никакого сопротивления, и сообщений об обнаружении крупных сил имперских войск по-прежнему не поступало. Кое-где, правда, внезапно обнаружились мелкие отряды, начавшие слегка покусывать победоносные союзнические войска, но общие цифры потерь были до смешного малы. Состояние дорог, по которым передвигались войска, также было вполне удовлетворительным. Конечно, они по-прежнему не имели доступа на трансконтинентальную автостраду, но дороги, шедшие по поверхности земли параллельно ей, вполне позволяли держать очень высокий темп наступления. Однако скорость продвижения стала падать, причем необоснованно быстро. К исходу седьмых суток с начала вторжения вдруг пришли сообщения, что соединения, до того дня продвинувшиеся наиболее далеко в сторону Москвы и Санкт-Петербурга, вдруг вообще остановились.

Дивизия генерала Брейди за предыдущие сутки продвинулась на тридцать три километра. А дивизия генерала Аргенса, прежде демонстрировавшая прямо-таки рекордные темпы, за это же время преодолела всего пятнадцать километров, умудрившись при этом потерять несколько «Паттонов». Ну а в следующие двое суток ни один танк, ни одна БМП этих соединений вообще не двинулись с места. Клайд затребовал сводку потерь, но все потери относились к тому дню, когда им удалось хоть и немного, но продвинуться вперед, да и потери эти, если абстрагироваться от существующего положения дел, были не так уж велики. У Аргенса — девять «Паттонов» и четыре человека. А у Брейди вообще всего две БМП. Правда, одним из убитых оказался капитан Грейси, командир роты разведывательных танков. Он стал первым офицером, погибшим в этой кампании. Но после гибели Грейси никаких потерь не было, и все же, невзирая на прямые приказы командования, за два следующих дня ни одна боевая машина не продвинулась вперед ни на метр. Это было странно. И Клайд решил на месте выяснить, в чем дело.

До дивизии Аргенса он добрался в семь сорок вечера. Там его уже ждал его любимый «хаммер» (слух о странной любви помощника Президента по национальной безопасности к этому старью прошел по всему фронту), но самого Аргенса не было. Как доложили Клайду, он уехал в притормозившую передовую бригаду разбираться в обстановке. Клайд подождал полчаса, но радиосвязь снова отказывалась работать, а телефонный кабель до штаба той бригады пока не протянули, так что Клайд решил больше не ждать у моря погоды, а отправиться вслед за Аргенсом и разобраться со всеми неприятностями непосредственно там, где они имели место быть.

С Аргенсом они разминулись. Когда «хаммер» с Клайдом и «джипы» с охраной добрались до злополучной бригады, командир дивизии уже уехал. Впрочем, он был Клайду не очень-то и нужен, поскольку Клайд и сам уже находился там, где надеялся получить ответы на свои вопросы.

Командира бригады они обнаружили в штабе. Крепкий высокий генерал с квадратной фигурой и коротко стриженным ежиком тронутых сединой волос сидел над картой в компании… с бутылкой русской водки. Рядом стояло блюдце, на котором были аккуратно разложены тонко нарезанные ломтики сала и кружочки соленого огурца. Это зрелище показалось Клайду таким странным, что он замешкался на пороге в нерешительности: стоит ли вообще входить. Он не имел чести лично знать бригадного генерала Найтвуда, но, по отзывам, это был настоящий военный, добрый служака, живая иллюстрация к образу крутого американского вояки, созданному голливудскими боевиками. Уж его-то Клайд меньше всего ожидал увидеть в обнимку с бутылкой. И вот такой пассаж.

— Э-э-э, генерал…

Найтвуд медленно повернул голову, и Клайд понял, что тот пьян.

— Ты… к-к-к-то?

Клайд покачал головой. Генерал Найтвуд был не просто пьян, а пьян вусмерть.

— Я — помощник Президента по национальной безопасности, Смитсон. Чем это вы тут занимаетесь?

Найтвуд несколько мгновений напряженно морщил лоб, пытаясь вникнуть в смысл того, что ему только что сказали, наконец что-то все же пробилось сквозь пьяный туман, окутывавший его мозг, и от столь успешных результатов мыслительной деятельности его лицо расплылось в счастливой улыбке.

— Я… это… и — и-изучаю противника. — Он замолчал, старательно осмысливая собственные слова, и, очевидно справившись с этой задачей более или менее удовлетворительно, выдал следующую порцию: — Оказывы… э-э-э-вывается, что мы его нич… ик… нич-черта не знаем, — он икнул, — ну-у-у… его… противника. — Тут рука генерала, поддерживавшая подбородок, подломилась, и он упал лицом на блюдце. Огурцы веером рассыпались по карте. Но генерала это ничуть не обеспокоило. Он коротко всхрапнул и… уснул сном младенца.

Клайд молча окинул взглядом картину и, тихо затворив дверь, вышел на улицу.

У крыльца дома, занятого Найтвудом под штаб бригады, переминался с ноги на ногу лейтенант, командир приданного ему взвода охраны. Клайд спустился по ступенькам, вытер вспотевший лоб и, повернувшись к лейтенанту, нервно спросил:

— Сигареты есть, лейтенант?

Тот изумленно уставился на Клайда. Ведь всего полчаса назад Клайд довольно резко заявил, что не только не курит, но и на дух не переносит табачного дыма.

— Не желаете сигару, мистер…

Клайд обернулся. Слева от него замер сержант, сверля его испытующим взглядом. Клайд благодарно кивнул и, ухватив сигару, нервно отгрыз у нее кончик, сплюнул и, наклонившись к услужливо протянутой зажигалке, прикурил. Сержант убрал зажигалку, продолжая все так же испытующе вглядываться в его лицо: