Святослав Аладырев - Извек (Княжье похмелье)

Глава 26

Умолчали, в узоры чары Стыли веки, плач ворожей. Вдохи зары замерзали хриплым криком сторожей... Дмитрий Ревякин

Наставница хмурилась, где это видано, чтобы русалки обратно просились. Да и не способно это - из русалок в люди. Сколько себя помнила, всегда перекидывали в одну сторону. И то не всегда получалось. Особенно трудно бывало с теми, у кого душа не простилась с миром окончательно. Иной раз приходилось по два-три раза обряд творить, прежде чем утопленница оживала в новой своей сути. Легче было с отчаявшимися, которые бросались в спасительную воду, решившись уйти от людей раз и навсегда. Лелька же, сиганула с моста, когда степняки вели в полон два десятка женщин ее деревни. Наставница вспомнила ворчание водяного, впервые увидевшего беглянку. Старый Щитень долго смотрел на восьмилетку, представшую перед подводным народом. Еще дольше ворчал, что, непроста девка, с такой намаешься, ибо все привязки на земле остались. Подрастет, назад попросится, куды тогда бечь? Тем не менее, недовольство водяного не помешало ему участвовать в обряде. Да и Лелька обернулась на удивление быстро. Видно слишком напугали ее степняки и разор родной деревушки. Однако Щитень еще долго хмурился: вроде русалка как русалка, но уж больно живая. Всем премудростям училась жадно и слишком быстро, без обычной подводной неспешности, будто не было впереди долгого русалочьего века. Скоро стали замечать, что вопреки обыкновению, девчонка росла. Через три года, вызывая удивление подружек, начала превращаться в девушку. Те, пополнив русалочье племя, так и не менялись. Щитень вновь начал сетовать, что все не так. Тем временем, лучшая ученица успела стать общей любимицей и водяной вскоре успокоился, мол, будь что будет. Наставница тоже радовалась на послушную и веселую Лельку, хотя и замечала слишком живой нрав воспитанницы. И вот настало время больших забот... ...Ива вздохнула. - Одумайся, девонька, не дело это, туда сюда сигать. Да и покон такого не позволит. Русалочий век на земле короток. И пяти седьмиц под солнцем не прожить. Щитень грустно кивал, соглашаясь. Наставница продолжала: - Я когда только наставницей стала, помню, случай был. Изловили как-то одну из наших, да отвезли в деревню. Сам ловец до нее сердцем запал, жениться хотел. Только на рассвете тридцать третьего дня умерла она. Рыбарь тот ее снова к реке принес, в воду опустил, да сам в омуте и утопился. Не жить нам при Яриле. - Мне и без Ярилы здесь не жить, - тихо молвила Лелька. - Задыхаюсь я тут... Под своды грота скользнула старшая русалка, что-то шепнула Матушке-Наставнице, вдвоем вышли. Водяной смотрел на тоскующую Лельку добрыми выцветшими от старости глазами. - Эк тебя, девка, угораздило... Жила себе спокойно, ни забот, ни тревог. Только и делов, что с подружками веселиться, да жемчуг собирать. Теперь вот кручину себе нахлопотала. Видать, рано мы тебя в русалки перекинули, не подумали как след. С такой душой тебе бы бабой быть, детишек нянчить, мужа любить. Надоть было тебя к своим отвести. - Да не осталось у меня своих, - вздохнула русалка. - Степняки всю деревню пожгли, кого не убили - в полон увели. Водяной, прикрыл глаза, потеребил зеленую, с проседью, бороду. - И то верно, запамятовал. - пробормотал он. - И что ж с тобой делать? Не иначе как к самой Дане тебе надобно. Нам, без ее ведома, такое решать не по силам. За подобное самоволие ни тебе, ни нам не сдобровать. Прознает владычица речная, всех в осоку превратит, или в камыш. А мне, на старости лет, уж больно не полезно на холодном ветру стоять. Лелька подняла глаза, с мольбой взглянула на водяного. - Дедушка Щитень, миленький, укажи дорожку к Дане, вдруг отпустит... - Показать-то не мудрено. Утес, за вторым изгибом отсюда, помнишь? Неподалеку оттуда, в лесу еще старое капище есть. - Как не помнить. - Так вот плыви туда и жди на берегу, под утесом. Там одна из пещер Даны. А мы с матушкой наставницей подсуетимся, вызовем владычицу. Авось, что-нибудь да получится. Лелька часто закивала, порывисто ткнулась лбом в кряжистое плечо водяного, не медля ни мгновения, легким ветерком шмыгнула прочь. Щитень проводил русалку грустным взглядом, почесал морщинистый нос и поспешил в покои наставницы. Матушка пребывала в глубокой задумчивости. На коленях поблескивала россыпь отборного жемчуга. Рука с крупным сверкающим шариком замерла в воздухе, да так и забыла опуститься, пока звук шаркающих шагов не заставил вынырнуть из забытья. Водяного встретил обеспокоенный взгляд. - Ну что, старый, не одумалась девка? - Да рази такая одумается, - проворчал водяной и, помолчав, добавил: Не-е, такой ежели что втемяшится, то все, суши русло! Тем паче, что она у нас, по сути, меньше всех русалка. И попала к нам слишком мелкой, и на земле дольше всех бегать может, да и училась всему быстрее других. Прочие твои воспитанницы тумкают иначе, с холодным сердцем. А эта рази русалка? У вас все медленно, покойно. Че спешить ежели впереди века. А у Лельки все, как у бешенной молнии, испугавшейся Перуна. Ива, соглашаясь, горестно покачала головой. - Да сама знаю. Что делать-то будем? А, старый? Видать придется пред ликом Даны явиться. Водяной шевельнул покатыми плечами. - Так и я про то. Нам тут больше решать нечего. Наставница вздохнула и, сетуя на неспокойные времена, ссыпала жемчуг в круглую корчагу*. Постояла, что-то припоминая, хлопнула в ладоши. Из темноты прохода показалась растерянная русалка, из старших сестер. Замерла с нитками бус в руках, вопросительно смотрела на наставницу. Та властно подняла подбородок, но помедлила и сказала не повышая голоса: - Отвлекись покуда от монист, надобно принести из трапезной седьмое блюдо. Русалка вылупила глаза, отчего стала похожа на снулую плотву. - Матушка, так как же я узнаю, какое из них седьмое? Они же все как капли воды схожи! - Эх, кулема, - устыдил водяной. - Большая уже девка, а все уму не наберешься. Седьмое, оно же гадальное! На нем по канту полоса вытерта до блеклости. Остальные блестят сплошняком, потому как бусины по ним не катают. Лицо русалки просветлело и она мигом скрылась с глаз. Щитень с Наставницей переглянулись. Водяной подвигал седыми кустами бровей, проворчал: - Ну никак не могет умом пошевелить. Пусть бы хоть ногами живо шевелила, да рази пошевелит... Пока до трапезной дойдет, пока со всеми подружками посудачит... Хорошо ежели к вечеру приволокет. Русалка, однако, вернулась быстро, видать, любопытство было сильнее желания поболтать. Протянула блюдо водяному, отступила к стене и затихла, надеясь, что удастся узреть что-нибудь интересное. Обиженно скривилась, когда две пары глаз выжидающе остановились на ее лице. - Ступай, ступай. - ласково проворковала Наставница. - Тут дело серьезное, в следующий раз любопытничать будешь. Русалка выпятила нижнюю губку и, вздохнув горше крушинного настоя, подалась восвояси. Едва шорох босых ног затих, Щитень сопнул и поворотил взор к Наставнице. - Ну что, Ивушка, покудесничаем, пока в памяти? - А куда теперь деваться? - согласилась та и медленно прикрыла глаза. Водяной выровнял блюдо на уровне пояса, упер краем в могучий живот и замер, следя за тем, чтобы оно не шелохнулось. Ива отвязала с пояса продолговатую скрыньку, выкатила на ладонь три жемчужины, крупнее лесных орехов. Отобрала ту, что отливала синевой. Прошептав имя владычицы вод, пустила бусину вдоль края блюда. Едва голубая искра пробежала по кольцу, все вокруг потемнело. Перламутровое дно наоборот высветлилось и обнаружило величественное лицо со внимательными синими глазами. Дана перевела взгляд с Наставницы на Щитня. - Слушаю вас, мои преданные помощники. Реките. Наставница глянула на водяного, вздохнув, заговорила: - С заботами мы к тебе, Великая. Самим бед наших не развести, потому и позвали. - она замолчала, но благожелательный взгляд Даны поощрил продолжить. - Воспитанница наша влюбилась. На глазах сохнет, а что делать не ведаем. - Русалка?! - брови богини взлетели и замерли крутым изгибом. - Влюбилась?! - Не совсем русалка, - встрял водяной. - То есть перекинуть мы ее перекинули, да больно молода была, от земных корней так и не ушла. Сердце, видать, полыхать осталось, вот теперь огонь наружу и выбился. - Кто он! - перебили Дана. - Да кто ж его знает? Из людей, причем вроде Перуном помечен. - Воин? - Ну не пахарь уж точно! - улыбнулся Щитень. - И не рыбарь. Тех у нас пруд пруди. По всему судя, из Киевской дружины. Он умолк. Наставница тоже затихла, как утица в камышах. Дана хмурилась, не веря услышанному, но унылые лица помощников убеждали, что все - чистая правда. - Отговорить пробовали? - задумчиво поинтересовалась Дана. - И слушать ничего не хочет, может ты попробуешь, Великая. Глаза богини блеснули с укором. - Придется! Ведаете ли куда отправить? - Уже отправили! - поспешно заверил водяной. - Ну, плуты! - рассмеялась владычица. - Все наперед делаете, а прикидываетесь улитками! - Приходится... - виновато протянул Щитень. - Жалко же их, несмышленых. Брови водяного столпились у переносицы и почти полностью затенили глаза, однако под седыми зарослями, то и дело проблескивало лукавство. Дана улыбнулась и провела перед собой ладонью. Перламутровая поверхность тут же погасла. Щитень с облегчением отставил блюдо. - Вот, Ивушка, и гоже получилось. Там сами разберутся, а нам пора на затон кого-нибудь послать. Кликни тех, кто пошустрей, пусть поглядят. Намедни там вроде бы бобры разгулялись... - Слыхала. - отозвалась Наставница и хлопнула в ладоши...