Роберт Хайнлайн - Кот, проходящий сквозь стены

– Ф-фу… – Гретхен обхватила себя руками. – Это когда же было? Когда мне не стукнуло и тринадцати. И я еще понятия не имела, что вы моя прапрабабушка и называла вас Гвен, помните? И я тогда обо всем рассуждала как лунни. Но ведь здесь на Тертиусе никто и не думает, есть ли муж у женщины с ребенком! Вот на второй Гарпии каждая «птичка» имеет «птенцов», и лишь у считанных есть мужья. Три месяца назад мы воевали в Фермопилах[49] и дали грекам на этот раз выиграть. Нас повела резервный командир, поскольку наш полковник… в это время рожала. У нас с этим просто, и зуда ни у кого не бывает. А в Баррелхаузе, Ричард, у нас собственный детский приют. И мы вполне можем о себе позаботиться, правда, правда!

– Гретхен, – твердо заявила Хэйзел, – моя прапраправнучка не будет расти в приюте. К черту это, дочка! Я сама выросла в приюте и не позволю так поступить с твоим ребенком! И если ты не желаешь войти в нашу семью, то, по крайней мере, позволь усыновить ребенка.

– Нет!

Хэйзел закрыла ей рот рукой.

– Я должна обсудить это с Ингрид.

– Нет! Ингрид не мой начальник, так же, как ни один из вас. Бабушка Хэйзел, я, когда покинула дом, была ребенком, невинной девочкой, робкой и ничего не знавшей о мире. А теперь я не дитя и уже много лет не девушка. Я – военный ветеран, и меня ничем не испугать. – Она прямо посмотрела мне в глаза. – И я не желаю ребенком заманивать Ричарда в брак!

– Но, Гретхен, вы вовсе не заманиваете меня. Я люблю детей и хочу на вас жениться.

– Хотите? Почему? – спросила она печально.

Все это выглядело слишком патетично, требовалось немного разрядить обстановку.

– Почему я желаю на вас жениться, дорогая? Чтобы отшлепать вас по попке и заставить ее порозоветь!

Гретхен открыла рот, потом улыбнулась, и на щеках ее показались ямочки.

– Смешно!

– Не так ли? Может, ребенок и не такая уж приманка для брака, но шлепки – дело другое! Попытайся я проделать такое с чужой женой, муж бы запротестовал. А может, и она сама. Или оба. Дело рискованное. Одинокая девушка, коли ее отшлепать, может попытаться женить на себе, хотя ничего, кроме шлепков, ей не достанется. Поэтому женюсь-ка я лучше на вас: вы к этому привыкли дома, и вам, кажется, это по вкусу! Кроме того, такая солидная попка вполне это выдержит. Я ведь шлепаю сильно. И грубо!

– О Господи! Откуда вы взяли, что мне это нравится? – (А почему твои глазки так потемнели, дорогуша?) – Хэйзел, он что, серьезно это говорит? И грубо шлепает?

– Не могла выяснить, милая. Я бы в ответ сломала ему руку, он это отлично знает…

– Неужели, Гретхен, я бы сделал это против чьей-то воли? Никаких неразделенных удовольствий! Тем более что я совершенно бесправен. Я займусь этим, только если выйдете за меня.

– Перестаньте!

Гретхен вскочила, чуть не затопив наш плавучий столик, вышла из бассейна и побежала прочь из парка.

Я смотрел ей вслед, пока она не исчезла из виду. Вряд ли стоило за ней бежать, имей я даже две нормальные ноги. Она унеслась, словно спугнутое видение.

Я вздохнул:

– Ну что, ма, я попробовал, но ноша оказалась неподъемна!

– В другой раз, милый. Она же хочет! Вернется.

Ксия задумчиво заметила:

– Ричард, вы пренебрегли всего лишь одним словом: «любовь».

– А что это такое, Ксия?

– Это единственное слово, какое хочет слышать женщина, когда ее зовут замуж.

– Но мне это ничего не объясняет.

– Ладно, я знаю лишь функциональное определение. Но… Хэйзел, вы же знаете Джубала Хэршоу? Члена семьи Сеньора?

– Много лет. Но какая здесь связь со словом…

– Она лучше меня определит его суть.

– Пожалуй.

– То определение любви, которое, по моему разумению, Ричард должен был честно использовать в разговоре с Гретхен. Доктор Джубал говорит, что слово «любовь» подразумевает субъективные ощущения, при которых благоденствие другой личности непременное условие вашего собственного счастья. Ричард, мне кажется, что вы именно это продемонстрировали в отношении Гретхен.

– Я? Женщина, вы не в своем уме! Я всего лишь стремился загнать ее в безвыходную ситуацию, когда смог бы столько шлепать ее по попке, чтобы та порозовела. Сильно. Грубо.

Я выпятил грудь, стремясь показать себя настоящим «мако», но, боюсь, это никого не убедило. Слишком еще я был слаб для такого вида, черт возьми!

– Я все поняла, Ричард! Очевидно, чаепитие окончено? Хэйзел, а что, если вы посетите мое жилище? Я так давно не виделась с вами! Я приглашу и Чоу-Му, он, наверное, еще не в курсе, что Ричард покинул «Поля Леты»!

– Неплохая идея, – согласился я. – А нельзя ли отыскать и папу Шульца? И еще – не принесет ли одна из вас, милые леди, мою палку? Я, наверное, мог бы и сам обойти бассейн, но не уверен, что стоит рисковать.

Хэйзел подтвердила:

– А я уверена: рисковать совершенно не стоит. Ты достаточно сегодня находился. Тийна!

– Где там бунтуют?

– Нельзя ли соорудить «ленивый стул»? Для Ричарда?

– А почему не на троих?

– Достаточно одного.

– Сейчас нарисуем. Ричард, вы бы сами поддержали ее, она же слабеет.

Нашу воительницу нокаутировали!

У Хэйзел дрогнул подбородок.

– А я и забыла, что мы тут не одни. Тийна!

– Не волнуйтесь. Я же ваша подружка, и вы это знаете.

– Спасибо, Тийна!

На выходе из бассейна Ксия остановила меня, обвила руками, посмотрела в глаза и негромко, но достаточно внятно, чтобы привлечь внимание Хэйзел, произнесла:

– Ричард, не так уж часто приходится видеть проявление благородства.

Я не в положении, да и муж мне не нужен. Но если Хэйзел вас отпустит, можете рассчитывать на медовый месяц со мной в любое время. Да вы оба можете на это рассчитывать! Вы оба настоящие рыцари. И Гретхен это знает.

И она торжественно меня поцеловала. Освободившись, я ответил:

– Это не благородство, Ксия! Я просто применяю нетривиальные методы совращения. Видите, как легко вы на них поддались? Хэйзел, подтверди!

– Ксия, он и вправду по-настоящему благороден!

– Ну что? – торжествующе воскликнула Ксия.

– Но он по-глупому боится, что кто-нибудь это поймет.

– О, чепуха! Позвольте, я расскажу о своей училке в четвертом классе…

– Сейчас не время, Ричард. Ты еще не отшлифовал эту байку. Ксия, он же мастак рассказывать великолепные постельные истории!

– Когда не занимаюсь шлепаньем. А ваша попка, Ксия, тоже от этого розовеет?

Как выяснилось, мой недавний «завтрак» имел место после полудня, так что в самую пору было ужинать. Вечер оказался весьма приятным, но в моей памяти он сохранился сугубо отрывочно. И вовсе не из-за алкоголя: я не пил. Но как узнал позднее, пребывание в «Полях Леты» имеет некое последействие, сравнимое с опьянением. «Лета» способна беспорядочно влиять на память даже тогда, когда пациент уже вышел из «мертвой зоны». Как долго? А, ладно, – «танстаафл»! Небольшие провалы памяти не так пагубны, как последствия наркотиков. Мне вспоминается, что общение было очень приятным. У Ксии собрались все удравшие из «Раффлза»: мы с Хэйзел, Чоу-Му, папа Хендрик, Гретхен (ее разыскала Тийна, а Хэйзел уломала прийти). Но еще были Кэс и Пол, Лэз и Лор. Чудные детишки. Куда старше меня, как я узнал потом, но такие юные!