Гарри Гаррисон - Крыса из нержавеющей стали. Кн.2

Мальчики мгновенно подчинились, они знали, кто тут Директор, но учители колебался:

— Коум сказал…

— Коума здесь нет. И Коум ошибается. Я приказываю вам в последний раз опустить винтовки.

Учитель еще минуту стоял в раздумье. Ханасу показалось, что это слишком долго, и он, повернувшись ко мне, приказал:

— Стреляй в него.

Естественно, я выстрелил, и он мягко повалился на пол со снотворной иголкой в шее, хотя мальчики и не знали этого. Ханасу это не волновало. Он не привык к тому, что его приказы не выполняются.

— Подыми эту винтовку, — приказал он рядом стоящему мальчику. — И созови общее собрание всей школы. Немедленно.

Они на секунду подняли ружья и тут же опустили. Я оттащил тело учителя и положил его рядом с лежащими мальчиками. Ханасу закрыл дверь. Он обдумывал свое выступление.

— Значит, мы сделаем вот что, — в конце концов сказал он. — Я буду агитировать, опираясь на язык Морали философии. Их встревожили внутренние конфликты, и сейчас эта проблема будет решена. После того, как они поймут, что происходит, мы отправимся в космопорт. Там Коум и его активисты. Я буду говорить с ними и, надеюсь, что они присоединятся к нам. Тогда ты вызовешь свой корабль, он сядет, и мы перейдем ко второй части нашей программы.

— Задумано прекрасно. Что будем делать, если они не согласятся с вами?

— Им придется сделать это. Их убеждать буду не я, а текст Морали философии, в подлиннике, так, как он написан. Как только они поймут это, то и не подумают спорить или возражать, они просто подчинятся.

Его голос звучал так уверенно, что я поверил в успех задуманного нами.

— Может, мне стоит пойти с вами? Мало ли что может случиться.

— Ты останешься здесь, пока тебя не вызовут.

Ханасу вышел, а мне ничего не оставалось делать, как только ждать его. Ряд неподвижных фигур привел меня в уныние, и я включил радио, выйдя на связь со своим кораблем. Надо было сообщить им, что здесь происходит. Им надлежало находиться на орбите, над космопортом и ждать дальнейших приказов. Я только отключил связь, как раздался стук в дверь.

— Пойдемте со мной, — приказал мальчик с суровым лицом.

Я подчинился. Меня ждал Ханасу у открытых центральных дверей, со всех сторон его окружали мальчики и учителя.

— Мы идем в космопорт, — сказал он. — И будем там с наступлением рассвета.

— Никаких проблем?

— Разумеется, нет. Я могу только сказать, что рассеял их сомнения и преподнес новую интерпретацию правил Морали философии. Мне кажется, они все поняли. Мои люди выносливые, они черпают силу в подчинении. Сейчас они стали еще сильнее, потому что подчиняются разумным идеям.

Ханасу вел единственную машину, которая медленно двигалась во главе процессии, и я был рад ехать рядом с ним. Учителя и ребята поспевали за нами, скользя на лыжах. Притом марш-бросок они совершали безропотно, не обращая внимания на то, что спали всего один час. Да, дисциплина здесь была железная. Ничего не стану говорить о кекконшикианских машинах, и вообще о транспорте. Несмотря на то, что этот переезд был несколько помягче, чем предыдущий, и Ханасу ехал медленней, чтобы лыжники успевали за ним, мы здорово устали, пока доехали до цели. Мы подъехали к воротам космопорта одновременно с рассветом, озарившим утренний снежный буран первыми неяркими лучами солнца. Два охранника вышли из будки и бесстрастно смотрели на машину и лыжников, будто это происходило каждый день.

— Доложите Коуму, что я хочу его видеть, — приказал Ханасу.

— Никому не разрешен въезд. Указание Коума. Все враги должны быть уничтожены. В вашей машине враг. Убейте его.

Ханасу властно произнес:

— Четырнадцатое правило Устава подчинения гласит, что вы должны подчиняться приказам одного из Десяти. Я приказал вам. Никто не имеет права приказать убивать. Отойдите в сторону.

Какие-то чувства проступили на лице охранника, но тут же исчезли. Он отступил назад.

— Проезжайте, — сказал он. — Коум будет информирован о вашем прибытии.

Выстроившись в линию, наши юные и дряхлые захватнические силы прошли по территории космопорта к административному зданию. Мы прошли возле установки противовоздушной обороны, и человек, управляющий ею, не сказал нам ни слова, вообще не попытался нас остановить. Наступил серый студеный рассвет, укутанный в снежные хлопья. Наша машина остановилась перед главным входом, и Ханасу, кряхтя, вылез из машины. Дверь здания распахнулась. Я остался в кабине, желая оставаться незамеченным. Коум с дюжиной сопровождающих вышел быстрым шагом, все они были вооружены. С ужасом я подумал, что в нашем отряде оружие есть только у меня.

— Возвращайся в школу, Ханасу. Ты здесь не нужен, — прокричал Коум.

Ханасу не обратил никакого внимания на него и продолжал идти вперед, пока не столкнулся с ним лицом к лицу. Когда он заговорил, его голос звучал очень громко, так, что все могли его слышать.

— Я обращаюсь к вам всем, сейчас же уберите оружие, потому что вы поднимаете руку на правила Морали философии. Согласно этим правилам мы не должны вести себя, как слабые расы. По этим правилам мы не имеем права совершать убийства, вступая в борьбу с другими расами, которые превосходят нас по численности миллион к одному. Если мы начнем войну, как это делаем сейчас, то сами будем убиты. Неужели вы забыли чему учит нас Тысяча? Вы должны…

— Вы должны отсюда убраться, — призвал Коум. — Это вы сами нарушили правила. Уходите, или будете убиты. — Он поднял ружье и прицелился.

Я выскользнул из машины.

— На вашем месте я бы этого не делал, — сказал я, прицеливаясь из своей винтовки.

— Вы привезли сюда чужака! — голос Коума дрожал. — Мы уничтожим и его, и вас…

И вдруг наступила леденящая душу тишина и затем послышался громкий хлопок — это Ханасу подошел к нему и влепил пощечину.

— Вы объявлены вне закона, — сказал Ханасу. — Мы пришли арестовать вас. С вами покончено.

— Покончено? Только не со мной! — рявкнул Коум, он взревел от ярости и вскинул ружье.

Я отпрыгнул в сторону и хотел выстрелить, но мне помешал Ханасу. Со всех сторон доносились выстрелы.

Я не сразу понял, в чем дело, но потом до меня дошло — это люди Коума Стреляют в своего предводителя. Видимо, он им всем порядочно надоел. А скорее всего, правила Кекконшикианской Морали уничтожили его. Им приказали, и они выполняли приказ. Тиран рухнул на землю. Как будто ничего не произошло, спокойный и невозмутимый, Ханасу стал объяснять людям свою интерпретацию закона. Они заметно успокоились. К ним вернулись твердость и цельность, структура и порядок. Безжизненное тело Коума больше никого не интересовало.