Андрей Чертков - Время учеников. Выпуск 3

— Извините.

Капитану стало противно, и он закрыл глаза. Но тут же снова открыл их, услышав на удивление тихий и полный ненависти голос соседа по камере:

— А ведь это все из-за вас, господин капитан. Из-за вас…

— Допустим. И что теперь?

Но толстяк его не услышал:

— Вы ведь меня тогда заставили… Заставили! Я же не хотел «стучать», но вы… А как же? Сам грозный капитан Квотерблад предлагает сотрудничать — попробуй, откажись! Конечно, у меня в «Боржче» тогда все местные сталкеры отирались, да и не только…

Он как-то очень не по-мужски обхватил руками голову и застонал:

— Ох, какой же я был идиот! А вы… Нет, вы-то все правильно рассчитали, господин капитан! Куда эти парни из Зоны приносили «хабар»? Где удачу обмывали, поминки разные, и вообще… где языками трепали больше всего? Да еще после стаканчика-другого? Конечно, в «Боржче»! А толстяка Эрни стесняться нечего, он вроде мебели за стойкой… Господи, ну за что? Скажите, за что вы меня так?

— Заткнись, — поморщился Квотреблад. — Надоело…

— О, лучше бы я отказался!

— Некоторые отказывались. Не все ведь «стучали».

Эрни посмотрел на собеседника мокрыми от слез глазами:

— И — что? Садились в тюрьму, по вашей милости! А мне нельзя было, у меня семья, дети, ресторан, в конце концов…

Капитан Квотерблад с нехорошей улыбкой отчеканил:

— В конце концов, ты оказался здесь. Понял?

— Будьте вы прокляты, — Эрни махнул ладошкой перед лицом, сполз обратно на койку и отвернулся к грубо отштукатуренной стене. — Будьте вы прокляты все…

Некоторое время капитан молча разглядывал рыхлую, трясущуюся спину соседа по камере. Наступившая тишина почему-то не принесла облегчения — наоборот, ему вдруг стало немного жаль этого никчемного и немолодого толстяка.

— Ладно, успокойся… Не сердись.

Эрни шевельнул плечом, но не ответил.

— Послушай, может, тебе-то как раз и повезет!

Это был, в общем-то, запрещенный прием, но подействовал он безотказно. Собеседник тут же перевернулся на спину, потом на бок — и с надеждой посмотрел на капитана:

— Повезет? Повезет, да?

— Слышал, наверное, про сержанта Луммера? Ну, который в отделе безопасности Института служил, помощником Вилли Херцога.

— Херцог… Его еще Боровом называли, да? Знаю. А вот Луммер…

— Неважно! Здоровенный такой детина, бывший полицейский. Так вот, его, сам понимаешь, одним из первых арестовали. Как пособника реакционного режима и «врага прогресса». Приговорили к смертной казни, а потом вдруг — раз, и помиловали!

— Как это? За что? — Собеседник уже вновь сидел на койке, свесив вниз коротенькие ножки в драных носках.

— Ну, как сказать… В общем, теперь этот Луммер опять при погонах — здесь же работает, в тюрьме.

— Кем работает?

— Ассистентом. На допросах. — Капитан непроизвольно дотронулся до шрама на подбородке, и этот его жест не укрылся от взгляда соседа по камере.

Толстяк облизнул губы и, понизив голос почти до шепота, спросил:

— Людей пытает? Да?

— Дурак ты, Эрнест. — Квотерблад даже прикрыл глаза, чтобы не видеть собеседника. Всякая охота продолжать разговор опять пропала.

— Но ведь пытки официально запрещены! Я сам читал в газете, что…

— Наверное, — пожал плечами капитан. — Нам тут газет не полагается. Но вот ты знаешь, например, как этот самый Боров погиб?

— Он погиб? Его казнили?

— Нет. Не казнили. Просто… Просто Луммер забил своего бывшего начальника до смерти. Перестарался, говорят. У старика Вилли всегда было слабое сердце, но он ни в чем не хотел признаваться.

— У них там свои дела! — Толстяк выбросил перед собой ладони, будто отталкивая что-то тяжелое и большое. — У них свои дела, а я тут ни при чем. Я все рассказал, о чем спрашивали, раскаялся — и вообще… За что меня-то убивать? За что?

Квотерблад поморщился:

— В прошлом году арестовали церковного сторожа. Инвалида с одной ногой, да еще глухого, как тетерев — после контузии!

— Его-то за что?

— Вот как раз за это и арестовали… Восьмой параграф: «активное противодействие прогрессу в составе организованного вооруженного формирования».

— Простите, господин капитан, однако…

Но Квотерблад уже продолжал:

— Оказывается, он во время Посещения служил сержантом в авиационном полку. Их тогда — помнишь? — первыми в Зону послали. На разведку…

— Помню, — кивнул толстяк. — Конечно!

Когда-то фотоснимки искореженных и обгоревших вертолетов с эмблемой королевских ВВС не сходили с газетных полос. Потом этот трагический эпизод перекочевал из прессы в популярную литературу, в научные монографии — и постепенно забылся.

— Четыре из пяти боевых машин прямо там и остались, на месте… А экипаж, в котором летал этот парень, сумел дотянуть — взорвался уже на посадке. Беднягу выбросило волной под винт, рубануло, но врачи его все-таки спасли.

— Повезло!

— Он тоже, в общем, так считал. До недавнего времени.

Эрни недоверчиво поднял бровь:

— И что же с ним сделали? С инвалидом этим?

— Как обычно… «Приговор приведен в исполнение».

— Бред какой-то! Ерунда.

— Вот именно, — кивнул капитан Квотерблад.

Не говоря больше ни слова, он отвернулся к стене — вытянув одну руку вдоль туловища, а другую подложив под голову.

Несколько долгих, тягучих мгновений толстяк Эрни сверлил полным страха и ненависти взглядом седые волосы на затылке соседа по камере и его старческую, дряблую шею.

— Господин капитан…

— Тихо! — Снаружи, сквозь окованную железными листами дверь в камеру проник посторонний шум. Судя по всему, кто-то быстро шел по тюремному коридору — и было их человек пять, не меньше.

— Обед уже несут?

Квотерблад отрицательно помотал головой:

— Помолчи. — Звуки шагов сначала усилились, а потом постепенно затихли, удаляясь в направлении следственного корпуса. Дождавшись полной тишины, Квотерблад снова лег лицом к стене.

Впрочем, ненадолго — на своей койке зашевелился Эрни:

— Господин капитан! Вы не спите?

— Чего тебе еще надо? — Собеседник не изменил позы, только в такт произнесенным словам чуть шевельнулась его ушная раковина.

— Я только хотел спросить… Ну, насчет…

Что-то в тоне и в голосе толстяка заставило соседа по камере повернуть голову и покоситься через плечо:

— Насчет чего? Только давай на этот раз — покороче!

— Скажите… это правда? Правда, что приговоренных к смертной казни…

Он замолчал, не решаясь продолжить — так, что капитану хватило времени обернуться полностью и даже привстать на локте: