Борис Толчинский - Нарбоннский вепрь (Божественный мир)

-- Пошли к Эребу вы, сиятельство! Довольно мне оскорбления терпеть от вас... вы, глазом не моргнув, сожгли в огне чужой войны шестьсот моих солдат и горюете о какой-то варварской девчонке!

-- Я уничтожу вас, Септимий Доламин. Вы проиграли битву -- и вас ждет расплата.

-- Вы проиграли, а не я!

-- Я проиграла? Я?! Вы меня смешите! Вижу, в вас ума совсем не осталось. По-вашему, потеряв всего одну когорту, я уже проиграла? Это я-то, София Юстина! Когда мне будет нужно, я одержу победу. Но уже без вас. Вопросы есть?

-- ...Еще один, ваше сиятельство. Кому мне передать дела?

-- Вы в самом деле решили поступить, как подобает поступать патрису?

-- Так точно.

-- У вас есть сын, если я не ошибаюсь.

-- Не ошибаетесь. Он заканчивает Академию Генштаба.

-- Ваш сын ее успешно закончит и получит достойное место во флоте.

-- Я хочу умереть, зная, что мой сын не будет стыдиться своего отца...

-- Хорошо. Я что-нибудь придумаю. Посмертной славы вам не обещаю, адмирал, но и поношений... полагаю, их тоже не будет!

-- Благодарю, ваше сиятельство.

-- Простите и вы меня, адмирал. Это политика. Увы, политика часто бывает несправедливее войны...

-- Конечно. Я буду молить о вас богов. Не каждому солдату императора суждено принять смерть из-за прихоти такой красивой женщины, как вы, княгиня София...

-- Ох, ничего-то вы не поняли!

-- Понял. А впрочем, это уже неважно... Да будут боги благосклонны к вам. И к вашему сыну Палладию.

-- Думаю, он будет жить. Прощайте, адмирал. Я также помолюсь о вас великим аватарам.

-- Прощайте, ваше сиятельство...

* * *

148-й Год Кракена (1786),

5 мая, Галлия, пещера Гнипахеллир

Из дневниковых записей Януария Ульпина

...Герцог явился к нам на рассвете. Сказать, что он выглядел плохо -значит ничего не сказать. На нем не было лица. Все то время, что минуло со дня битвы, мы не беспокоили его, и делали это вполне сознательно: наш благородный друг обязан был сполна почувствовать бремя власти и ответственности. Без нашего участия.

Мы знали, разумеется, что его тревожит. Первомайская победа явно была пирровой. Чтобы справиться с одной-единственной когортой, молодому герцогу пришлось пожертвовать жизнями более чем трех тысяч преданных ему людей. А если прибавить события горячего апреля, можно с уверенностью утверждать, что наш благородный друг остался править в государстве без армии, без знати, без казны. Он это понимал. Со дня на день герцог ждал новой интервенции. Когда второго мая с рейда порта исчез линкор "Уаджет", герцога это нисколько не обрадовало. Он был уверен, что София снарядит против него по меньшей мере преторию морских пехотинцев, и против этой силы он уже не выстоит...

Наш благородный друг не знал, как знали мы, что Софии Юстине не до него нынче. Она дни и ночи пропадает в Центральной клинике Фортунатов, не отходя от сына ни на шаг. Умница! Это для нее лучший способ замять нарбоннский скандал -- да разве кто посмеет обвинить в политических просчетах страдающую мать?! Даже плебеям Корнелия Марцеллина и то не хочется прослыть хладнокожими циниками. Вдобавок София обезоружила критиков, подав в отставку с поста министра колоний, правда, не в связи с неудачей в Нарбоннской Галлии, а якобы из-за тяжелой болезни Палладия. "Растроганный" отец, первый министр, не посмел удовлетворить прошение дочери и взамен отставки предоставил ей месячный отпуск... Мы убедились, в который уже раз, в умении нашей врагини устраивать душещипательные фарсы, виртуозно ускользать от ответственности, да при этом выглядеть святой и героиней в глазах слезливой аморийской публики!

Первый министр Тит Юстин выступил вместо нее перед плебейскими делегатами. Как и следовало ожидать, высокородные Юстины свалили всю свою вину на стрелочников. Главными виноватыми оказались: само собой, Варг, как вожак мятежников; Кримхильда, ибо не сумела удержать вверенную ей власть; покойный командир когорты, оказавшийся бездарным военачальником; наконец, посол Луций Руфин, также покойный, за то, что допустил мятеж. Обычное дело в "Богохранимой" Амории: dat veniam corvis, vexat censura columbas57. Сенатор Марцеллин молчал, забившись в угол, и не возражал, когда в газетах откровенно поносили его выдвиженца Луция Руфина. Сенаторская дочка Доротея, беременная ребенком герцога, была при отце, благодаря хитрости Софии, собственной глупости и глупости Варга...

Политические дрязги в имперской столице означали для молодого герцога важную передышку. Мы постарались втолковать это ему. Мы объяснили, как, по нашему мнению, лучше всего использовать эту передышку и что она может дать делу свободы. Герцог внимательно, я бы даже рискнул сказать, с благоговением, выслушал нас, и настроение у него заметно улучшилось.

-- ...Нынче же казню Кримхильду, -- сказал он в завершении разговора.

-- Это будет грубейшей твоей ошибкой, благородный друг, -- тотчас отозвался отец.

Варг опешил. Он никак не мог привыкнуть к извилистому ходу наших мыслей, но уже начинал понимать, что мы с отцом ничего не говорим и не делаем просто так.

-- Если ты казнишь сестру, сам сотворишь из незадачливой герцогини святую мученицу, -- пояснил отец. -- Тебя все будут обсуждать и осуждать, от императора амореев до лесного разбойника. Первому ты бросишь наглый вызов тем, что казнишь архонтессу, которую он назначил править в Нарбонне, а второй потеряет к тебе уважение, так как рыцарю-победителю надлежит быть великодушным к женщине, к родной сестре...

-- Какая ж мне она сестра, какая женщина, -- загремел герцог, -- когда она меня убить хотела?! И убила бы, если б смогла!

-- Ну и что? Ты для себя определись, чего ты хочешь: отомстить Кримхильде или использовать ее в благих целях, во имя свободы своей родины.

Герцог смотрел на отца зачарованным взглядом.

-- Неужто можно? -- опасливо спросил он.

-- Кого угодно можно использовать в благих целях, если знаешь, как, -усмехнулся я.

-- Полагаю, вы мне сейчас это объясните, касательно Кримхильды, -пробурчал герцог.

-- Нет ничего проще, -- кивнул отец. -- Отпусти ее.

Варгу показалось, что он ослышался.

-- Как это "отпусти"?!!

-- Мгновение, не кипятись. Лучше скажи мне, благородный друг, как себя ведет твоя сестра в темнице?

-- Вызывающе! Едва я водворил ее туда, она объявила сухую голодовку. Четвертый день не ест, не пьет. Я приходил к ней... ну, как ко мне София... хотел дать ей шанс. Но она только орет на меня, говорит, мол, ты, брат, убийца нашего отца и подлый узурпатор, а я, Кримхильда, твоя законная владычица... Вообрази, она клянется вздернуть меня на осине, как только возвратит себе престол! По-моему, она рехнулась, коли грозит мне из темницы!

-- Не зарекайся, -- хмыкнул отец. -- Не ты ли сам грозил оттуда же могущественной Софии?! Вспомни, как давно это было!