Владимир Михайлов - Может быть, найдется там десять?

«Его превосходительству (далее следовал полный официальный титул секретаря и полное же его имя, иными словами, текст был составлен с соблюдением правил вежливости, не придерешься, по формуле «Равный – равному, но все же сверху вниз, а не наоборот»). По досадному недоразумению, группа из шести человек, обитателей иных миров, прибывшая в мир Альмезот по приглашению омниархии в качестве ее гостей, без всякого повода с их стороны была задержана силами Державной полиции в месте, избранном гостями для временного пребывания с соблюдением всех соответствующих законов и правил. Задержание произошло с применением оружия, что, к глубокому нашему сожалению, привело к жертвам среди людей, пытавшихся осуществить операцию. Насколько нам известно, все шестеро гостей омниархии в конечном итоге были схвачены и препровождены в место предварительного лишения свободы, где и находятся в настоящее время.

Я вынужден считать происшедшее грубой ошибкой и нарушением положенного порядка и благочиния в отношении официально приглашенных нами людей. Хорошо зная объективность и постоянное стремление к справедливости со стороны Вашего превосходительства, на кои уповаю, оставляю разбирательство и наказание виновников целиком на Ваше усмотрение. Однако же настоятельно прошу немедленно освободить неправедно задержанных из-под стражи, вернув им все изъятое у них имущество, и обеспечить возможность их беспрепятственного следования в обитель, равно как и свободное передвижение по столице и всему нашему миру, поскольку всякая деятельность наших гостей есть и будет направлена исключительно на достижение благих для нашего мира целей.

– Ты только погляди! – проговорил секретарь с усмешкой. – Благосклонный, надо же! Прыщ долгогривый! Ох, доберемся же мы до него когда-нибудь!

– Будете отвечать? – осведомился секретарь секретаря. – Или?..

– Да уж придется. Нарисуй ему вот что.

И он продиктовал текст, который и был незамедлительно отправлен в омниархию с соблюдением всех правил и норм секретности:

«Его святейшеству омниарху Храма. Я рад возможности еще раз засвидетельствовать Вашему святейшеству мое постоянное уважение и почтение, а равным образом сообщить, что задержание гостей омниархии было произведено целиком в рамках закона в результате нарушения ими правил посещения нашего мира резидентами других миров. В частности, речь идет о несоблюдении пункта „Б“ первого раздела Положения о временной и постоянной иммиграции, указывающего на необходимость немедленной регистрации в соответствующих органах Службы покоя; о нарушении пункта „М“ раздела второго – о запрещении лицам, не являющимся резидентами Альмезота, владения оружием и его применения и транспортировки в пределах мира; пункта „Е“ третьего раздела – о запрещении пользования транспортными средствами, не принадлежащими официально зарегистрированным компаниям; что самое прискорбное – о несоблюдении задержанными даже пункта „А“ первого раздела все того же Положения – о запрещении любого вида сопротивления представителям Службы покоя при исполнении ими служебных обязанностей, а также о нарушении целого ряда менее значительных правил и установлений. Исходя из этого, вынужден не согласиться с оценкой происшествия, данной Вашим святейшеством. Тем не менее, исходя из понятного нежелания какого бы то ни было осложнения отношений между Храмом и Державной службой покоя, одновременно отдаю распоряжение об освобождении задержанных из-под стражи. К сожалению, возвращение им изъятого оружия находится вне моей скромной компетенции, поскольку выполнение этой Вашей просьбы оказалось бы несовместимым с недвусмысленными требованиями Закона, коему я служу.

Искренне благодарю Ваше святейшество за бесконечно добрые, как всегда, пожелания в мой адрес и решаюсь от всей души пожелать Вам того же самого.

– Вот так ему, щукиному сыну, – сказал секретарь удовлетворенно. – Пусть знает!    Распоряжение выпустить задержанных на все четыре стороны действительно последовало без промедления. Но и на этом эпизод еще не завершился. Потому что после этого секретарь, несказанно удивляясь тому, что он делает, отправил еще одно послание – каким-то непонятным ему способом, неизвестно кому и куда; получалось вроде бы так, что это и не он вовсе, а кто-то иной, но все же одновременно и он сам. Какое-то совершенно несуразное сообщение послал он:

«Капитан, охотники освобождены и, вероятно, сразу же предпримут попытки обнаружить нас. Пока – только своими силами, никакого сотрудничества они не ищут, однако Храм наверняка обеспечит их всеми видами поддержки. Не следует ли встретиться?

И ответ получил тоже неизвестно откуда и от кого:

«Всем сидеть по местам, укрытий не покидать, собрать как можно больше информации о нужных нам людях, не терять времени зря. В твоем направлении, Рыцарь, главное – информация о действиях охотников, по возможности точная и своевременная. Все, что может как-то прояснить: кто они и откуда, подлинный уровень их возможностей. Крайне серьезно!

Секретарь только покачал головой. А вернее – Уве-Йорген покачал секретарской головой. Державный обладатель тела настроился на полный отдых, а тут как раз можно было действовать очень активно. Рыцарь, конечно, мог и вовсе отключить его сознание на какое-то время, но боялся, выполняя секретарские обязанности, сделать что-то не то и не так, он ведь не полицейским все-таки был и нужного опыта не имел. А впрочем, владелец тела, похоже, и сам хотел отключиться. Не стоит ему мешать, так решил Уве-Йорген.

Так что если на секретаря не очень жать, а только деликатно тут и там подталкивать, он сам сделает все, что нужно. И отключится он по собственной воле, все они тут обожают отключаться… Вот сейчас – чего он захотел?

– Эй!

– Слушаю, патрон.

– Дай-ка мне… Огневки пальца на три. Я же отдыхать приехал, в конце концов, расслабиться, завтра денек будет ничуть не лучше, верно?

– Да уж конечно, патрон.

Тем временем Вирга все дальше уходила от места, где еще совсем недавно находилось то, что должно было, по общепринятому мнению, служить ее крепостью – однако, как оказалось, не смогло выдержать даже первой осады. Шла все дальше, не думая, куда идет и зачем; шла ради того, чтобы идти, ничто другое сейчас не было в ее силах, а бездействие – она чувствовала – оказалось бы куда более мучительным. Двигалась, словно в трансе, не отдавая себе отчета в том, что направление, избранное ею – или избравшее ее, может быть? – вело не в относительно благонадежные городские кварталы (благонадежность была весьма условной, но все же хоть какая-то существовала, во всяком случае, у обитавших там людей сохранялось пусть слабое, но представление о нормах поведения, о людских отношениях), но, напротив, в те глухие районы, где даже в лучшие времена никаких правил не придерживались, а слово «закон» вряд ли вообще было там известно. Туда не заходили и не заезжали никакие полицейские патрули, потому что даже честный полицейский не враг самому себе и своей семье и понимает, что нет смысла соваться туда, где изменить что-либо к лучшему не в твоих силах, где твое вмешательство во что угодно неизменно вызовет такое противостояние, с которым ни в одиночку, ни вдвоем, ни даже большой командой не справишься. И где из любой темной подворотни, где сумерки стояли даже ясным днем, каждую секунду может вылететь и вонзиться в тебя заточка или фирменный нож, а то и веник иголок. Сколько стволов в этих местах было на руках у обитателей, никто не знал, понимали только, что – много, очень много. Вирге самой бывать там никогда не приходилось, потому что было бы делом глупым и безнадежным искать там клиентуру, и все, что ей об этих местах было известно, она почерпнула в рассказах Гера. То, например, что не так давно затеяли в этом районе какое-то большое строительство, что-то даже успели построить, но вдруг все прекратили, бросили совсем, и там от этого не лучше сделалось, а наоборот – вся шантрапа туда полезла, такой бомжатник устроили, что не дай Бог. Будь женщина в своем уме, она испугалась бы самой мысли идти в те места; однако, как уже сказано, вряд ли сейчас ее действия контролировались здравым смыслом или хотя бы какими-то инстинктами – самосохранения, например. Хотя в душе у Вирги возникло и осталось ощущение, что именно в таких местах могли искать укрытия шестеро, чьи тела сейчас, наверное, сгорели вместе с домом, но что-то ведь уцелело – то, что ушло, судя по их же тогдашним разговорам, нечто, что со временем должно было снова превратиться в них же; так что искать это неопределенное следовало именно там. Рассудок, правда, резонно возражал: ну, пусть они даже там, но, во-первых, как ты их найдешь, если они сделались невидимыми уже когда уходили, ты пройдешь рядом – и не увидишь, разве что они сами захотят тебя остановить. Только к чему ты им теперь, когда ничем помочь не можешь, сама нуждаешься во всякой помощи, а они, обладающие, как теперь ясно, способностями, какие не свойственны обыкновенным людям, наверняка заняты делами намного более серьезными, чем бабенка без царя в голове, да и вообще без головы, зато с другими частями тела, которые столь рьяно ублажала вот только что с первым захотевшим… Вот это как раз было следующей мыслью, какую Вирга четко осознавала: что вот за этот поступок, этот грех она и понесла наказание, лишившись сразу всего, что у нее было: дома, статуса, надежной опоры – Гера… А может быть, это еще и не было всем наказанием, а лишь его началом, и что-то сейчас вело ее или даже несло в дурные места для того, чтобы там заслуженная кара постигла ее во всей полноте… Вирга была религиозной лишь в той мере, что и большинство населения, для которого Бог сохраняется чаще всего как составная часть устойчивых словосочетаний типа «Слава Богу», «Господи Боже!» и им подобных. Так что в обычное время она о случившемся если и подумала бы, то уж, во всяком случае, при этом у нее не возникали бы мысли о грехе и воздаянии. А в том состоянии, в каком она пребывала сейчас, наоборот, только такое отношение к себе самой и было для нее естественным и неизбежным. Заставляло и обо всей уже прожитой части жизни задуматься: а такой ли она была, как следовало, и оправдывает ли ее, Виргу, то, что «все так живут»? Или нет?