Светлана Дильдина - Песня цветов аконита

— Иди, мальчик. Даже если бы ты явился как друг, я не пошел бы с тобой.

— Дурак… — шепчет Аоки. Почему-то ему хочется плакать. Его вновь заставили казаться ничтожеством. Глупым мальчишкой. Неудачником…

— Пусть же они отплатят тебе за все! — в гневе выпаливает он, глядя на синий тяжелый шелк — занавес беседки.

В последние дни он старался, не покидая покоев, знать все, даже в любимый уголок сада не хотелось спускаться. Но — снова не выдержал. Навестил Иримэ. Не сказать, что легче стало — она смирилась с предстоящей потерей.

Йири ушел.

Деревянной резной галереей — драконы обвивают колонны, выползают из плюща и прячутся в нем. Йири не шел — почти скользил между колонн, быстро и мягко. Но это текучее движение грубо прервали.

— Благословенному недолго освещать наши дни. Теперь ты снизойдешь до простых смертных? Тебе не помешают друзья.

— Как и Белым Лисам.

Несколько секунд — глаза в глаза. Потом Ханари, вскрикнув, отдергивает руку. На ней — кровь.

— Тварь!

Йири поворачивается и исчезает. Весь Дворец-Раковина знает, что иногда он движется, словно призрак. К себе — бросает анару на циновку возле кровати. Опускается на колени, сцепив пальцы. Губы шепчут молитву, но лицо безмятежно, словно лик небожителя. Йири привык, что оно должно быть таким.

Звездная метель охватила небо. Тысячи светящихся капель срывались в бездну — шальное безумие звезд, повторяющееся из века в век.

— Ты тратишь жизнь на мечты и бесполезную страсть. Я ожидал от тебя большего.

— Не могу, — глухо. — Я помню, что надо семье, помню о чести Дома. Но из меня плохая подмога сейчас.

— Чем дальше, тем хуже.

— Да. — Голос — холодный металл.

А старший неторопливо роняет слова, порою переводя взгляд на небо — то, что творится там, нечасто увидишь.

— Лучше бы он умер тогда.

— Тогда и меня бы не было.

— Глупости всё.

— Не глупости, Шену. Я понимаю — уже не ребенок давно. Это либо моя жизнь, либо моя погибель.

Особо крупная звезда сорвалась, на янтарь цветом похожая.

— А если исполнится желание — окажется он в твоем доме, что сделаешь?

— Не знаю пока.

— Это опасная игрушка, Ханари.

— Не игрушка, брат. Он мое сердце держит.

— Ты — как дикарь, не умеешь держать свои влечения в узде. Надо ждать. Этот мальчик не должен жить, но пока умереть ему рано. Он все же кое-что значит… хоть и немного. Я заберу его с Островка и увезу в Приют облаков, мои владения. Там он будет пока, и ты его не тронешь. Этого — не допущу. Если Благословенный поправится… посмотрим; вероятно, Йири все же придется проститься с этим миром. Если же болезнь унесет Благословенного… делай, что хочешь. Только недолго. Никто не должен узнать — или тем паче перехватить твою Ласточку.

В эту минуту Ханари ненавидел брата. Потом обрадовался. Потом ему стало совсем тяжело. Даже если и отдадут — потом вырвут из рук, или придется своей рукой эту нить перерезать.

Спал Йири чутко, а в последние ночи просыпался даже от тени шороха. Но этим утром сон наконец одолел. Виделось — он куда-то летит по бесконечным черным коридорам и не может понять, кто ждет его в конце пути. Голоса и шаги за дверью разбудили его — не сразу сообразил, что сырая хмарь за окном — осеннее утро, а сам он лежит в постели, и погасший светильник стоит на полу.

Вскочил, накинул свободное домашнее одеяние цвета топленого молока, подбежал к двери. Натолкнулся на высокого человека в форме дворцовой стражи. Испуганно вскинул глаза.

— Что случилось?

— Ничего, господин. С нынешнего утра у ваших дверей будет стоять охрана. Вам запрещено отлучаться из этих покоев.

— Почему?

— Таково повеление нашего господина.

Взглянул на знаки, вышитые на форме, сообразил, кому подчиняется дворцовая стража. Если бы не спросонья, сообразил бы скорее.

— И что еще вам приказано?

— Ничего. Только не пропускать никого — ни сюда, ни отсюда, за исключением нескольких слуг.

— А их, в свою очередь, тоже отрезали от остального мира, так? Только через людей господина Хисорэ, вашего начальника?

Высокий человек посмотрел на него, коротко поклонился и шагнул назад. Значит, и разговаривать с Йири никто не собирается.

Через пару мгновений в комнате появилась испуганная девочка-служанка.

— Что происходит, господин мой? Кто эти люди?

— Не спрашивай. Я и сам не пойму, хорошо это или плохо. Тебе разрешили приходить ко мне? Кому еще?

Она назвала имя.

— Так… Двое всего. Достаточно, впрочем.

— Помочь вам одеться?

— Для чего? — сорвалось с неожиданной злостью. — Если бычка ждет нож мясника, к чему украшать его ленточками! Я не знаю, ждет меня нож или что иное, где одежда не требуется!

Девочка, бледная, стояла на коленях, опустив голову. Опомнился, подбежал к ней, за руки взял.

— Прости, я не хотел тебя пугать. Прости. А мне… помоги мне, хочу выглядеть хорошо. Пусть делают, что хотят — это их решение, не мое.

Ханари сто раз уже проклял себя за несдержанность, глупость и высокомерие. Он ведь помочь хотел. Что тут скрывать, рад был, что мальчишка без защиты остался — не сомневался, что сам защитить сможет. Наконец-то ломалась преграда, которая не пускала его к самому дорогому, именно так — помочь, спрятать от всех и от брата — и потом не сможет не оттаять снежная птица. И все станет, как должно. Невозможно же столько ждать, ночами не спать — и впустую? Ведь не может Сущий позволить такого! И знал Ханари — не допустит, чтобы кто-то ему вред причинил. Лучше своей рукой отправить в Небесный дом. А потом уйти следом. Только так, ежели защитить не сможет.

И вот — все напрасно. Теперь его помощь не примут — разве поверит Йири теперь? Ханари сам бы — поверил?

Зол он был. Подумать только, посмел ударить!.. Тварью назвал. А потом — слова брата. И жестокость, и грязь, и надежда.

А потом узнал, что Хисорэ выставил стражу. Теперь — все. Сейчас он — сильнейший.

Так — из рук ускользает, болотный огонь. Только с ума сходить и остается.

Только в первое утро слуги видели Йири потерявшим самообладание, и то недолго. После — передвигались по коридорам с опаской, а к нему в покои входили и облегченно вздыхали. Он не расспрашивал ни о чем, но взгляд был теплым, утешающим. Девочка-служанка немного играла на ахи, и порой он просил ее поиграть. Конечно, до искусных музыкантов девчонке было далеко, но незамысловатые мелодии устраивали юного господина, и благодарность его была искренней. Но все же предпочитал сейчас одиночество. Думал.

Он понимал — умные не будут спешить. Некуда. Если они захотят, чтобы Йири не жил, — он жить не будет. За него некому вступиться. Да если и будет кому… Найдут способ, не выдав себя — другой, медленный яд или нечто иное. А те, что боятся Благословенного, спешить не станут тем более — вдруг смерть пройдет мимо Юкиро.