Светлана Дильдина - Песня цветов аконита

Слуги приходили за ним, уводили в покои, переодевали ко сну — а он был не здесь. Засыпал не сразу, а просыпался мгновенно, всматривался в лица — нет ли плохих новостей? О хороших боялся и думать. Что давали ему съесть или выпить, то принимал, не думая, что это, не повторят ли попытку.

Все равно — со смертью повелителя он теряет все. Становится меньше, чем был, когда его привезли сюда. Теперь у него — лишь знания, доверенные прихотью повелителя человеку, не имеющему вообще никакого ранга.

Наверное, лишь один среди бесчисленного множества слуг был полон желания что-то менять.

Аоки ненавидел даже воздух Островка и охотно сбежал бы, появись такая возможность. Долг в его случае — лишь слова, Аоки не выбирал господина — но за мальчишкой присматривали, ненавязчиво и постоянно.

— Никто не желает тебе зла, — говорили ему. — Но нам велено следить за тобой.

«Телята пустоголовые!»

— А если он прикажет вам пойти и утопиться?

— Просто так — не прикажет. Если же вдруг господину понадобится наша смерть — что ж, мы его люди. И ты.

— И я… — нехотя соглашался подросток. Вслух не решался произнести того, что раньше свободно слетало с языка. Помнил. И повторения не хотел.

Простым слугам не так-то просто было покинуть Островок — он хорошо охранялся. А за слугами Йири присматривали особо. На всякий случай — вдруг что недозволенное передадут господину.

Аоки так рассудил — следить-то следят, но больше за теми, кто находится рядом с Йири, и старательно подобной чести избегал. А сам присматривался ко всему. Да и в бытность свою в доме Хоу успел приятелями обзавестись. Хоть и мало толку от этого, но все же… И пока остальные гадали, какой станет их жизнь и что будет с молодым господином, Аоки даже не вспоминал о нем.

Сердце Островка было обнесено стенами. Поначалу он разведал, кто и когда его покидает. Гонцы не годились, гонцом не прикинешься, гости со свитой в тяжелые дни не наведывались. Оставались те, кто привозит продовольствие, и мусорщики. Стараясь не вызывать подозрений, Аоки свел знакомство со всеми, кого сумел встретить. Не мудрствуя лукаво, набрал золота и самоцветов, наведавшись в покои господина, когда тот отлучился. Спрятал за подкладку рукава. Воровство — подлее убийства, но эти побрякушки принадлежат Йири, как домашней киске шелковая лента. Стоило подумать про кошку, как в голове созрел план, и мальчишка спать не мог, все ворочался, восторженно обдумывая детали. Ему рисовались картины небывалого торжества. О нет, он не вор! Он верный слуга.

Расхохотался при мысли такой. Заворчали за тонкой занавесью, отделявшей его лежанку от соседней.

— Да сплю я уже, сплю! — буркнул мальчишка, перекатился на живот и начал загибать пальцы, обдумывая подробности. Не упустить бы чего.

А наутро, пока и не рассвело толком, помчался к одному из чернорабочих Островка. Высыпал перед ним на землю сокровища, ревниво глядя — не приближайся!

— Видел? Твое будет, если поможешь.

Тот, к кому обратился Аоки, коренастый мужчина лет тридцати, головную повязку снял и утер лицо. От вида такого богатства аж испарина выступила. Взгляда не сводил с обещанной награды, но спросил нерешительно:

— Это же… целый дом купить можно. Да за такое, коли хватятся, не то что без головы оставят — я уж не знаю, что и придумают!

Подросток губы скривил, рассмеялся:

— Трусишь? Да не бойся, не хватятся! Еще и спасибо скажут, что взял! А ты донеси на меня, коли боишься! Останешься с медной монеткой в знак благодарности!

— Ладно уж, — кивнул мужчина. — Я привезу одежду, только волосы спрячь под повязкой — других таких поискать, вмиг заметят. Мусорщик предупрежден, поможешь другим сгрести сор в его телегу. Когда остальные уйдут, заберешься в мусор, никто тебя не увидит.

Сердце колотилось — не от страха, от восторга. Скоро он будет свободен! Но сейчас не только о предстоящем побеге думал мальчишка. Не только о себе помнил. Отдавать долги? Что ж, он готов.

…Тот — сидит в кружевной невесомой беседке, смотрит, как ласточки носятся над прудом. Сумерки. Фиолетовый хаэн расшит белыми звездами снега. Лицо, как всегда, спокойно. Йири не удивлен, увидев рядом мальчишку.

— Это ты?

— Санэ, — насмешливо произносит Аоки. — Не ожидал, что я осмелюсь явиться без зова, мой господин? Позовешь слуг, чтобы они убрали меня отсюда?

— Нет, — он чуть улыбается, и улыбка эта выводит Аоки из себя.

— Если наш повелитель умрет, сколько ты проживешь, Ласточка? Говорят, у вас, северян, тела умерших скрывают в ямах? Ты себе уже приготовил?

Тот смотрит на воду. И та же улыбка — легкая и тихая.

— А я… я нашел способ отсюда выбраться, — выпаливает мальчишка на выдохе. — Тебе и в голову не приходило, что с Островка можно уйти?

Аоки смеется.

— У меня есть друзья. Не то, что у тебя. Я скоро буду свободен — не помешаешь! А ты… оставайся, растение этого сада!

— Зачем ты пришел?

— Я… — мальчишка опешил, но тут же завел с прежним напором: — Чтобы ты знал, что не все подвластно тебе !

— Согласен. И что же?

— Может быть, хочешь, чтобы и для тебя дверь открылась? — с издевкой спрашивает мальчишка. — Не больно ты волен уйти, господин мой. За тобой ой как смотрят…

— Знаю.

— У меня есть друзья! — с вызовом повторяет мальчишка. — Хочешь, сегодня же покинешь Островок? Или предпочтешь умереть, застыв, как лягушка перед ужом?

В глазах его ясно читается: согласись. Я хотел бы убить тебя — но ты спас мою жизнь, хоть и был жесток потом. Я верну тебе долг, и наградой мне будет — страх на твоем лице, и слова, которые ты скажешь мне после.

— Мне не нужна твоя помощь.

И снова — этот намек на улыбку, лицо небесного посланника, стоящего выше смертных.

Аоки немеет.

— Тебе здесь не выжить! Разве что засунут тебя на какой-нибудь каменный остров — и никому ты ни слова не скажешь! Об этом уж позаботятся!

Тот протягивает ладонь и касается золотистых волос. Гневное золото. Зеленый пожар под густыми ресницами. В раскосых глазах — ненависть, такая пламенная, безудержная, что становится прекрасной. Она тоже в своем роде — совершенство.

— Трус! — шепчет Аоки и отбрасывает руку Йири, не в силах выносить этого спокойного взгляда, скользящего по нему, как по изысканному изделию.

— Это лишь слово.

— Ты знаешь, что с тобой будет? Хочешь сам отправиться в Нижний Дом? Это будет легче всего, — говорит он со злобой. Месть не удалась. — Или ты даже умереть от своей руки не способен? У тебя нет друзей. Ты… просто вещь, — бросает он, встряхивая золотой копной. — Будь у тебя воля и гордость…