Ант Скаландис - Катализ

Женька молчал, и Черный ответил сам себе:

– Впрочем, это его трудности. Он же у нас теперь зеленый.

– Ты ничего не понял, – возразил Женька. – Он просто влюбился в эту Шейлу.

– Да? – хмыкнул Черный. – Это ты со своей Крошкой стал сексуально озабоченным. Ни о чем другом думать не можешь. А мы, между прочим, даже не выяснили, как у них тут дела с гибернацией.

– Мы много чего еще не выяснили. Например, почему они все так хорошо говорят по-русски.

– Это я как раз знаю. В «Катехизисе» прочел.

– Что, – предположил Женька, – потому что русский – язык Брусилова?

– Это само собой. Но они тут не только русский, они по-всякому знают, потому что учить стало легко: вводишь себе кровь человека, владеющего нужным языком, пару ночей слушаешь курс грамматики, потом – разговорная практика и через неделю – все, в совершенстве… О, черт!

В коридоре погас свет, и они оба инстинктивно прижались к стене. Выстрелы гремели уже совсем близко. Кто-то пробежал мимо, вскрикнул и упал. Снова зажегся свет, но теперь зеленоватый и тусклый. Поперек прохода лежал человек в кротовской форме. Должно быть, черный смертник.

– Армагеддон, – вспомнил Женька.

– А оружие в номере забыли, – сказал Рюша.

– И номер неизвестно где, – добавил Женька.

– Поищи у этого, – Рюша кивнул на труп.

И тут в дальнем конце коридора загудело. Звук был низкий, утробный, зловещий. Не сговариваясь, они перепрыгнули через тело смертника и бросились бежать. Поворот, еще поворот, лестница, широкий коридор, устланный ковром, и вот уже кто-то бежит перед ними, кто-то сзади, а кто-то навстречу.

– Женька, стой! – опомнился Черный, когда они оказались посреди зала перед самым входом в ресторан.

А в ресторане было жарко. Клубами валил дым, раздавались крики, визги, выстрелы, круглая стеклянная дверь бешено вращалась вокруг оси, а потом что-то ударило в нее изнутри, и стекло разлетелось дождем мелких осколков.

– К лифту! Быстро! – скомандовал Черный, словно перед ним был не один Женька, а вся их группа.

В кабину лифта с ними вместе втиснулось человек пятнадцать: молодых людей во фраках, полуголых девиц и солдат в голубой форме роты контроля. Солдаты никого не конвоировали, солдаты сами удирали.

Внизу было потише. Бестолково суетилась пестрая публика. Перед дисплеями строился взвод голубых мундиров. А у каждого лифта, широко расставив ноги и свирепо выпятив нижнюю челюсть, стояли вооруженные грин-блэки. Такие же орлы дежурили возле выхода. К счастью, они только не впускали никого, а выпускали всех.

На улице стало совсем спокойно.

– Не знаю, как там Эдик, – сказал Женька, – а мы, кажется, уцелели.

– Сплюнь, – посоветовал Черный.

И тут Женька сообщил:

– Вижу «Звезду».

Над входом в отель сверкал огромный яркий кристалл, и теперь уже естественно было предположить, что это настоящий изумруд, хотя о том, как он выращен, оставалось только гадать. Изобилие изобилием, но ведь даже из миллиона маленьких изумрудиков один большой не так-то просто сделать.

Они пересекли площадь и открыли массивную малахитовую дверь. Их ждали. Двое бессмертных – Виктор и Ленка – сошли вниз по изумрудным ступенькам и остановились в центре холла под самой люстрой. Они были в кроссовках, джинсах и майках. И у Витьки не было бороды, совсем как на первых курсах.

– Ну, здравствуйте, – сказал Брусилов.

– Привет, – так же просто кивнула им Ленка.

А они не сразу сумели ответить. У Женьки в горле стоял ком. И только когда мастер спорта Андрей Чернов, суровый полярный командир, прикусив нижнюю губу, тыльной стороной ладони смахнул с заросшей щеки слезу, Женька не выдержал:

– Брусника… Витька… Брусника… Что же ты так поздно приехал? Любомира убили…

И заплакал, не в силах больше говорить.

– И это все, что вы хотите сказать нам, ребята? – спросил Черный, когда первые охи, ахи, объятия, поцелуи, глупые вопросы и неизбежные «А помнишь?» закончились и Ленка еще раз поразилась женским чарам Шейлы Петрикссон, так ловко охмурившей Эдика, а Виктор еще раз поведал о том, как он рад встрече со старыми друзьями.

– Понимаю, Андрюха, – сказал Брусилов, – вы ждете подробного рассказа, вы ждете разъяснений по всем вопросам. Я обещаю. Но только не сейчас. Мы с Ленкой должны бежать. Надо остановить этого идиота. И как вы тут можете помочь – не знаю. Пока просьба одна: старайтесь все понять, но ни во что не вмешивайтесь… Молчи, Черный! Понимаю, что трудно. И про Цанева все понимаю. Но постарайтесь, прошу, постарайтесь не вмешиваться! Здесь, в отеле, вы в безопасности – он охраняется моими людьми. Не подумайте только, что я арестовал вас. При желании можете идти куда угодно. можете даже отказаться от охраны. Но не советую: в городе неспокойно. А здесь у вас будет, чем заняться. Во-первых, вот книжка – вторая часть моей «Биографии катаклизма». Ее стоит прочесть.

Брусилов достал пластиночку размером с половину спичечного коробка, размножил ее в двух экземплярах, а потом, видимо, дал мысленный приказ, и пластиночки начали расти, пока не стали величиной с тетрадку.

– Это – сиброкнига, – пояснил Брусилов. – Вот – включение. Это – перелистывание вперед, это – назад. Понятно? Будут важные вопросы – связывайтесь по б-телексу. Вот мой номер. И последнее. Чтобы вы не скучали, когда читать надоест, с вами остается Крошка Ли и Конфетка Юха. Они наверху. А мы отчаливаем. До скорого!

Все это Брусилов сообщил привычным тоном руководителя, и они с Ленкой сразу ушли, так что растерявшийся Черный даже не успел ответить, что больше всего на свете он ненавидит сидеть в безопасности.

– Пошли наверх? – предложил Женька.

В отеле было совершенно пусто. Жутковато даже. Охранник встретился лишь один. В оранжевом комбинезоне, мускулистый, как штангист полусреднего веса, он стоял в конце коридора на этаже.

Подруги ждали из в роскошном номере, развалясь в креслах. на одном сервировочном столике красовались разноцветные вычурные бутылки, высокие хрустальные бокалы и маленькие рюмочки. На другом – сверкал начищенным никелем огромный кофейник, толпились вкруг него миниатюрные чашечки, манило глубокое блюдо, полное изысканных бутербродов и пирожных.

– А, черт! С Витькой не выпили, – сокрушенно вспомнил Черный.

– А он не пьет, – поведала Юха.

– Как это? – не понял Женька. – Как Шейла Петрикссон, что ли?

– Причем здесь Шейла Петрикссон? – Юха словно обиделась даже. – Вы что, не знаете, что на большой земле давно уже никто не пьет. Так, для вкуса только. А пьяным быть просто неприлично. Пьяных называют «цветными», потому что пьют либо зеленые, либо оранжевые. Брусиловы не пьют совсем, ни грамма. В целях пропаганды. А вообще-то, вы же знаете, на них не действует.