Ант Скаландис - Катализ

Зашевелилась, задвигалась, забеспокоилась, почуяв запах гари, вся благополучная планета Земля. Проняло. Но, по мнению Шейлы Петрикссон, было уже поздно.

Она рассказала им все это, проиллюстрировав, что могла, новыми кадрами хроники, а потом опять села в кресло и, глядя на четверых пришельцев отчаянными изумрудными глазами, стала ждать их реакции. А они подавленно молчали. Потом Черный сказал:

– Хочу с Брусиловым поговорить.

– А я не хочу, – злобно откликнулся Станский, – с меня хватит.

Только Женька не знал, что сказать. Он тупо смотрел куда-то мимо Шейлы и думал: «Вот и утешила, красавица, объяснила, как быть. Проклятый мир».

Потом вдруг спросил:

– Где сигареты? Где мои сигареты?!

Из книги «Катехизис сеймерного мира»

Вопрос. Стало ли человечество счастливее в сеймерном мире?

Брусилов. Безусловно, стало.

Петрикссон. В результате всякого социального катаклизма какая-то часть человечества становится счастливее, а какая-то – несчастнее. Вопрос в том, каково соотношение этих частей. сеймерная революция сделала счастливее очень небольшую часть людей Земли. Это брусилиане и прочие оранжисты, кучка героев космоса да безумствующие ученые, которым всегда чем страшнее, тем интереснее. Остальные же – подавляющее большинство человечества – стали во сто крат несчастнее.

Хао Цзы-вэн. Счастливее или несчастнее бывают отдельные люди, а человечество в целом никогда не станет счастливее, чем оно было и есть.

Пинелли. Наверное, да, так как, с моей точки зрения, счастье человечества в познании мира и самих себя.

Угрюмов. Человечество стало другим. А стало ли оно счастливее, не знаю. Этот вопрос – вне науки.

Кротов. Издеваетесь, мистер Конрад?

Уайтстоун. Да. Благодаря Апельсину.

Сингх. Не просто счастливее! Человечество теперь купается в море счастья!

Комментарий.

Разноречивость ответов лишний раз подтверждает древнюю истину: никто не знает, что такое счастье. Я тоже не знаю этого и не берусь ответить на собственный вопрос. Но вместе с тем я убежден, что живу и работаю во имя счастья человечества.

5

А Брусилова у Крошки Ли не оказалось. Женька связался с ней по б-телексу, как только ушла Шейла, и Ли появилась на экране информотеки во всем великолепии. В своем служебном комбинезоне она полулежала в голубом кресле с длинной золотистой сигаретой в углу рта.

– Виктор ждет вас в «Изумрудной звезде». Это здесь, близко. От входа в «Полюс» сразу увидите.

– Ты рассказала ему? – вырвалось у Женьки.

– Да. Разумеется.

– А он?

– По-моему, даже не удивился. Вздрогнул только и тут же сказал, что никогда не верил в вашу гибель. Наврал, конечно. Все же знают, что он вас сразу похоронил. Да, а потом хотел заплакать. Но не сумел. Эти бессмертные, они разучились плакать. Мы с ним долго еще говорили. Он ведь не за вами сюда приехал. Вы знаете, да? Так что вы ему только карты путаете… Ой! А где Станский?

– Станский ушел с Шейлой, – сказал Женька. – Не хотел видеть Бруснику.

– Вот это да! – Крошка Ли поднялась, вышла из кадра и вернулась в кресло со стаканом зеленой жидкости. – Ну а вы как, ребята? Держитесь пока? Или зеленые совсем доконали?

– Шутки шутками, Ли, но что же теперь будет? – спросил Черный.

– А может быть, ничего не будет.

– Как это? – не понял он.

А Женька заметил:

– Еще одно оригинальное мнение.

– Не так уж оно и оригинально, – начала объяснять Ли, – у меня вчера…

– Погодите, Ли, – перебил Черный, – Вы-то кого представляете?

– Профсоюз гетер города Норда.

– Я серьезно спрашиваю.

– А я серьезно и отвечаю.

– Но это же не политическая партия. В политике-то Вы с кем? С Петрикссонами?

– Вовсе нет. Мы сами по себе. И потом, что значит, с Петрикссонами? Двое из них умерли естественной смертью. Четверо других – глубокие старики и политикой уже не занимаются. Кристина Петрикссон работает на Венере. Грета погибла в прошлом году в семнадцатой межзвездной. Мартин – предатель, переметнулся к черным. Альвар живет в Австралии, в партии состоит чисто номинально. Остается кто? Сванте? Его Кротов убрал – слишком бурную развил деятельность – причем, убрал чисто: воздушная катастрофа, несчастный случай. Шейла – единственная. Есть, конечно, еще третье поколение, но среди них, заметных фигур я не знаю. Род измельчал. А вы не знали этого?

– Откуда? – грустно сказал Черный. – Что можно узнать за один день, наивная Вы девочка!

«Девочка! – мелькнуло у Женьки. – Сто два года…» И вдруг словно бомба разорвалось у него в мозгу: почему он не подумал об этом раньше? Почему? Ведь она скоро умрет, очень скоро… Это невозможно! Сейчас, когда он только нашел ее… Сколько же ей осталось? Сколько?!

А Черный меж тем спокойно продолжал:

– Так почему Вы считаете, что ничего страшного не будет?

– Я не сказала, не будет. Я сказала, может не быть. Дело в том… Впрочем, Вы все равно не поймете. Вы же…

– Послушай, Ли, – перебил ее Женька, от волнения он говорил свистящим шепотом, – послушай, Ли… – он потерянно замолчал и, так и не решившись на главный вопрос, неожиданно для самого себя сказал совсем другое: – Что у тебя за манера? Ты нас за идиотов держишь?

– Да не за идиотов. Просто… понимаете… У меня вчера был один клиент из Африканского ВИСа…

Слово «клиент», да еще рядом со словом «вчера» больно укололо Женьку, несмотря на весь трагизм ситуации, и дальнейшее просто скользнуло мимо его ушей.

– … говорил, что они очень близки к успеху.

– Ну и что? – спросил Черный.

– Я же говорила, не поймете.

– Ладно, Рюша, – сказал Женька, – пошли к Бруснике.

– Верно, – поддержала Ли, – при встрече поговорим.

– Ты тоже там будешь? – оживился Женька.

– Я уже там.

– Не зови Брусилова! – почти закричал Черный. – Не хочу по телевизору.

– Брусилов внизу, – успокоила Ли. – Мы ждем вас, – и отключилась.

– Эй, Евтушенский! – окликнул Черный сидящего словно в трансе Женьку. – Не расслабляйся. Нас осталось только двое.

– Так пошли, – сказал Женька.

– А как же Кротов? – напомнил ему Рюша.

– А ну его к черту! Успеешь еще повидаться.

Но Женька ошибался. Они не успели повидать Кротова.

Коридоров стало как-то больше. Двери, светящиеся таблички с условными знаками, никаких надписей и ни души нигде.

– Заблудились, – констатировал Женька.

Где-то совсем близко началась стрельба. Других ориентиров не было, и они пошли на выстрелы.

– А вдруг Эдик попал в передрягу, – с тревогой, но и с оттенком зависти сказал Черный. Ему уже надоело быть нейтральным и пассивным наблюдателем в этом мире.

Женька молчал, и Черный ответил сам себе: