Филип Фармер - Т. 10. Река Вечности. Мир Реки. Рассказы

Как Давид, который танцевал от радости, когда вернул евреям ковчег Бога, подумал Микс. Но Иешуа плясал перед незримой публикой. И ему, определенно, нечего было праздновать.

Микс стоял в замешательстве. Он чувствовал себя в роли человека, подглядывающего в окно. Он почти решил удалиться и оставить Иешуа во власти того, что владело им. Но, вспомнив, с каким трудом он сюда добрался и сколько времени пришлось потратить на это, он передумал.

Микс крикнул. Иешуа перестал танцевать и шатнулся назад, будто пронзенный стрелой. Микс подошел к нему и увидел, что тот плачет.

Иешуа, отвернувшись, встал на колени и плеснул на себя ледяной воды из озерца, образовавшегося у водопада, затем повернулся к Миксу. Слезы высохли, но широко раскрытые глаза все еще выдавали неистовость.

— Я танцевал не потому, что был счастлив или меня наполняла слава Божья, — заговорил он. — На Земле, в пустыне у Мертвого моря я часто танцевал. Вокруг никого, только я и Отец. Я был арфой, и Его пальцы перебирали струны бурного восторга. Я был флейтой, и Он пел через мое тело песни Небес.

Но этого больше не будет. Теперь я танцую, потому что, если не танцевать, я бы выплескивал свою муку и боль воплем, пока мое горло не охватит огонь, а потом спрыгнул бы со скалы в объятия долгожданной смерти.

Но что толку в этом? Здесь, в этом мире, невозможно совершить самоубийство. Лишь на время. Через каких-то несколько часов он снова встретится с собой и миром. К счастью, ему не приходится снова встретиться со своим богом. Встречаться больше не с кем.

Микс пришел в еще большее замешательство.

— Все не так уж плохо, — сказал он. — Этот мир, может, и не оказался таким, каким представлялся тебе. И что с того? Ты не можешь винить себя за свои ошибки. Кто способен постигнуть истину о непостижимом? Как бы там ни было, в этом мире есть много хорошего, чего не было на Земле. Так что наслаждайся этим хорошим. Конечно, здешняя жизнь — не сплошное удовольствие, но где ты видел такую жизнь на Земле? По крайней мере, тебе не надо волноваться из-за того, что старишься. Здесь полно симпатичных женщин. Тебе не нужно просиживать ночами, ломая голову, где достать еды на следующий день или как уплатить налоги или алименты. Черт, даже если здесь нет ни лошадей, ни машин, ни кино, я бы все равно выбрал этот мир! Теряешь одно — находишь другое.

— Ты не понимаешь, друг мой, — проговорил Иешуа. — Только такой человек, как я, — человек, который заглянул сквозь завесу, которая и есть сущность нашей материальной вселенной, и увидел за ней реальность, почувствовал внутри прилив Света…

Он вдруг замолчал, взглянул наверх и, сжав кулаки, издал долгий воющий крик. Микс лишь однажды слышал подобный крик — в Африке, когда бурский солдат упал со скалы. Впрочем, нет. Никакого бурского солдата он не слышал. Он просто еще раз смешивал фантазию с реальностью. Имя «Микс», что на английском языке двадцатого века означало «смесь», очень подходило к нему.

— Наверное, мне лучше уйти, — сказал Микс. — Я знаю, как бывает, когда ничего не поделать. Мне жаль, но…

— Я не хочу одиночества! — произнес Иешуа. — Я ведь тоже человек, и мне тоже хочется разговаривать и слушать, видеть улыбки и слышать смех, я тоже хочу познать любовь! Но я не могу простить себя за то, что я был… тем, кем был!

«Интересно, о чем он говорит?» — подумал Микс и, повернувшись, направился к краю площадки. Иешуа пошел за ним.

— Если б я только остался там, с сынами Задока, сынами Света! Так нет! Мне казалось, что я нужен миру мужчин и женщин! Каменистые пустыни развернулись передо мной, словно свиток, и я прочитал на них, что уготовано нам, и очень скоро, потому что Бог показывал мне грядущее. Я оставил своих братьев в их пещерах и гробницах и пошел в города, потому что жившие в них мои братья и сестры и маленькие дети должны были знать, чтобы получить возможность спастись.

— Я, пожалуй, пойду, — сказал Микс. — Я тебе сочувствую, конечно, что бы там ни обуревало тебя. Но я не смогу тебе помочь, пока не буду знать, в чем дело. Да и тогда, мне кажется, помощник из меня выйдет никудышный.

— Ты послан, чтобы помочь мне! Это не простое совпадение, что ты так похож на меня и что наши пути пересеклись.

— Я не лечу больные мозги, — проговорил Микс. — Так что не о чем даже и говорить. Я не сумею сделать тебя нормальным.

Иешуа резко опустил руку, которую протягивал Миксу.

— Что я несу? Неужели я так никогда и не научусь? Конечно же, ты не послан. Нет Никого, кто мог бы послать тебя. Это всего лишь случайность.

— Увидимся позже.

Том стал спускаться. Во время спуска он лишь раз поглядел наверх и увидел лицо Иешуа, свое собственное лицо, глядевшее на него сверху. Микс разозлился. У него было такое чувство, будто ему следовало остаться и хоть немного поддержать человека, подбодрить его. Он мог бы слушать до тех пор, пока Иешуа не выговорился бы и не почувствовал себя лучше.

Но к тому времени когда Микс спустился к холмам и зашагал обратно, его мысли приняли другое направление. Теперь Микс сомневался, смог ли бы он по-настоящему помочь бедному малому.

Иешуа наверняка почти свихнулся. Он был явно какой-то недоделанный. И вообще, с этим миром и воскрешением было что-то странное. Умерших людей не только воскресили из мертвых в их двадцатипятилетнем теле — за исключением, конечно, тех, кто умер на Земле в более молодом возрасте, — но и полностью исцелили всех, кто страдал на Земле душевной болезнью.

Однако со временем проблем нового мира накапливалось все больше и больше, и ко многим стала возвращаться их прежняя болезнь души. До шизофрении дело не доходило, но, насколько Микс понял из разговора с одним человеком двадцатого столетия, шизофрения по меньшей мере на три четверти обязана физическому дисбалансу и имеет в основном генетическое происхождение.

Тем не менее за пять лет жизни в долине Реки появилось некоторое число больных людей. Это, если сравнить с Землей, не так много. Не очень-то успешным было и воскрешение относительно обращения большинства так называемых здоровых к новой точке отсчета, к совершенно другой социальной установке, которая совпадала бы с реальностью.

Какой бы ни была эта реальность.

Как и на Земле, большая часть человечества действовала подчас, противореча здравому смыслу, хотя и пыталась оправдать свои поступки, и была невосприимчива к логике, которую она не терпела. Микс всегда знал, что мир — наполовину безумен, и вел себя соответственно — как правило, с пользой для себя.

Точнее, он так думал тогда. Теперь же, когда у него появилось время иногда размышлять о земном прошлом, он понял, что был полубезумным, как большинство людей. Он надеялся, что жизненные уроки чему-то научили его, но сколько раз он уже убеждался в обратном. Во всяком случае, он был бы способен простить себя за свои грехи, за исключением кое-каких проступков.