Павел Комарницкий - День ангела
Вот странно, досюда я пролетел птичкой, а теперь… Ноги весят минимум тонну каждая. Шаг… Ещё шаг. Ещё.
Она лежит на спине, мокрая, блестящая. Её глаза закрыты, но она дышит, глубоко и ровно. Дышит! Она живая!
Щупальца фиксаторов, удерживающие её, исчезают, извиваясь, как змеи. Ирочка беспокойно завозилась и открыла глаза. Ярко-синие, сияющие.
— Рома…
Она вдруг садится, ошеломлённо озираясь вокруг.
— Мама? Что-то не получилось? Мне приснился удивительный сон… Будто всё получилось, и я уже стала человеком…
Она встречает мой взгляд и осекается. Маленькая моя…
Я тянусь к ней, руками вынимаю из ванны витализатора, и она тянется ко мне, обхватывает меня руками, ногами. Двадцать пальчиков, способных шутя колоть орехи, вцепляются в меня мёртвой хваткой. Громадные мокрые крылья разворачиваются, обхватывают меня, накрывают…
«Я люблю тебя»
Чья это мысль — моя или её? Да какая разница! Это наша мысль.
Всё пространство Вселенной занимают её глаза, и я ощущаю на своих губах вкус крови. Больно? Какие мелочи…
* * *Белоснежный ковёр искрится мириадами разноцветных огоньков. И потолок, обычно молочно-белый, с лёгкой голубизной, сейчас сверкает всеми цветами радуги — Кио постарался. И в довершение к этому в окна бьёт неистовое летнее солнце.
Мы все стоим, разбившись на две группы. Четверо — Уэф, мама Маша, я и Ирочка. Напротив все остальные.
— Друзья мои! — на сей раз Уэф говорит звенящим, могучим, торжественным голосом, от которого чуть вибрируют сами стены. — Моя дочь вернулась. Вернулась к прежнему облику. Вернулась к жизни. И вернулась она благодаря ему, вот этому человеку.
Они вдруг все разом встают на одно колено. Все, кроме Ирочки, которая цепко держит меня за руку.
— Мы рады видеть вас обоих, живая легенда будущего.
Репетировали они, что ли?
— На этом торжественную часть считаю закрытой.
Словно плотина прорвалась. Хлопают крылья, меня по плечам хлопают руки всех размеров, от детских до могучей лапы Коли-Хруста. Хохочет Геннадий, утратив весь свой дипломатический лоск. Ирочка визжит, повиснув на деде Иваныче, а тот только утробно хрюкает от избытка чувств.
— Обед будет позже, а сейчас — ну что, хоровод?
* * *Солнце поднялось уже в самый зенит, прокаливая землю неистовым полуденным жаром. Но это не помеха нашему празднику.
Второй раз я вижу их хоровод. Только тогда была ночь, и над головой вместо солнца сияла призрачная иллюминация.
«Дед… Какой же… танец… без крыльев! Я же калека, калека, понимаешь ты или нет!!»
Маленькие цепкие пальчики сильнее сжимают мою ладонь. Я встречаюсь с ней взглядом, тону в неистовом синем сиянии. Опять они синие. Господи, хорошо-то как!
— А серые, значит, всё-таки не нравились? — смеётся Ирочка.
«Ты вернулась. Ты вернулась с того света, откуда никто не возвращался»
«Как же я могла тебя оставить?»
«Мне было плохо без тебя»
«И мне без тебя. Мне было больно, темно и сыро. Хотя я и была без сознания»
Я прижимаю её к себе. Маленькая моя…
«Тебе было больно, потому что пуля попала в голову»
«Не только. Мне было больно, потому что не было тебя»
Она мягко отстраняется.
— Можно, я потанцую? Я так давно не имела крыльев, соскучилась по хороводу.
— Само собой, иди.
— А может, и ты потолкаешься? Пояс при тебе? Будет весело, правда…
Я посылаю ей мыслеобраз — дрессированный медведь неуклюже топчется среди толпы кувыркающихся цирковых акробатов. Ирочка смешливо фыркает.
— Ну уж прямо так…
— Иди, родная. Я подожду, когда у меня будут крылья. Ну какой танец без крыльев?
Она смотрит мягко, нежно. Гладит меня по лицу.
— Ты прав. Когда они у тебя будут…
— Да иди уже, всё пропустишь!
Мы, четверо людей, сидим на лавочке, врытой в землю под деревом. Очень удобно, и солнце не печёт, и обзор неплохой. Видно, как в небе кружатся стремительные радуги, сплетая кольца и восьмёрки. Красиво!
«Ну что ты, разве это хоровод, Рома» — улавливаю я мысль. Вроде, Аина? — «Это так, школьная разминка. И народу мало, и маскирующий купол на семидесяти метрах. Несерьёзно!»
— Ну ладно, Рома, — на мою руку ложится ладонь Геннадия, — Мы с Колей, пожалуй, поедем. Счастливо вам обоим.
— Как? А обед?
— Похаваем в дороге — встревает Коля-Хруст — Слушай, я и не предполагал, что так может быть. Так, как у вас. Посмотришь, и умирать не страшно, правда.
— Тебе и умирать… Тебя из танковой пушки не вдруг завалишь!
Коля довольно хохочет, и Геннадий тоже смеётся, вставая.
— Поехали, Коля. До Москвы путь неблизкий.
— А разве вы не коконом прибыли?
— Не, мы на тачке, — Коля тоже поднялся, — у нас ещё дела, туда-сюда заехать надо. Кокон, Рома, конечно, штука отличная. Но есть один минус — всё время надо лазать на крышу, или искать самые тёмные углы. Внезапное появление из ничего, из летнего марева, посреди улицы может вызвать массу ненужных слухов и кривотолков.
— А поясами почему?.. — я осекаюсь. Опять ляпнул. Проблемы-то те же, вся и разница, что вместо десяти минут уйдёт два часа.
— Вот именно. До свидания! — это Геннадий.
— Будь здоров, живая легенда! — плечо гудит от Колиного щедрого хлопка. Лапы, как у термина… В общем, как у того Ивана.
Теперь хохочут двое — дед Иваныч и Геннадий, а Коля стоит с разинутым ртом.
— Ух, блин… Ну и сравнил… Ладно, я без обид. Пока!
— Погодите, — дед Иваныч тоже встаёт, — я вам на дорожку соберу поесть-то…
Они уходят, и я остаюсь один. В небе невысоко играют белые радуги. Ну хватит вам танцевать… Пора бы перекусить, вообще-то!
* * *Я вхожу в комнату, наполненную сумраком. На улице ещё светло, но подслеповатые окна бывшей кельи смотрят на восток, и мрак уже копит силы по углам, готовясь затопить помещение.
— Чего сидишь без света?
Ирочка сидит на полу, перед ней в воздухе висит большое прямоугольное изображение, видно, как бегут строки. Ясно, смотрит передачу нашего телевидения.
— Помылся? Полотенце повесь на крюк… Ну вон, на тот, на устройство контроля эфира… Смотри, Рома, это про нас. Видеозапись.
— … Таким образом, погоня за дешёвыми сенсациями в последнее время стала массовым явлением, и многие журналисты, и репортёры сделали погоню за сенсациями основой своей работы, если такое занятие вообще можно назвать работой.
С экрана на меня смотрит Геннадий Александрович Меньшиков. Адвокат и акула бизнеса.
— Такой подход очень опасен, потому что в принципе подрывает доверие к телевидению и прессе. Конечно, есть категория людей, которым нравятся сказки, но большинство населения просто отвернутся в конце концов от наших экранов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});