Глаза Гейзенберга - Фрэнк Херберт
Свенгаард снял куртку, накинул ее на тело Норса и начал растирать ему руки, восстанавливая кровообращение.
Справа от него возникла Калапина и села рядом. Ее ладони были сжаты в кулаки, костяшки побелели от напряжения. Черты лица как-то заострились, глаза смотрели вдаль. Калапине казалось, что она прошла долгий путь с тех пор, как поднялась с пола зала. На нее нахлынули воспоминания, от которых не получалось избавиться. Она знала, что одолела свое безумие; знала, что обрела странную, возвышенную рассудочность.
Ее внимание привлекла красная сфера – шар-оракул, источник огромной силы, все еще притягательный. Затем она подумала о Норсе, с которым столько раз делила постель, – своем союзнике и источнике утех.
– Он умрет? – спросила она и повернулась к Свенгаарду.
– Не сразу, – ответил доктор. – Но тот последний истерический припадок… нанес непоправимый ущерб его телу.
Свенгаард вдруг осознал, что теперь в зале звучали лишь тихие стоны и приказы, отдаваемые спокойным голосом. По освободившемуся пространству беспокойно сновали слуги.
– Я освободила Баумора и Дюрантов и послала за другими… докторами, – сообщила Калапина. – Несколько человек – уже мертвы… много раненых.
«Мертвы – как странно звучит по отношению к нашим», – подумалось ей. И тут же пронзила мысль, им было необходимо пройти через этот водоворот событий, что жизнь приобрела совершенно иной ритм. Он сменился сразу после калейдоскопа воспоминаний о прожитых сорока тысячах лет. Ничто не ускользнуло от ревизии – ни один из моментов, когда ей случалось совершать добрые поступки либо проявлять жестокость. Она вспомнила всех Максов Оллгудов, Ситак… каждого любовника, каждую забаву… Норса.
Свенгаард услышал шаги, огляделся. К нему присоединился Баумор, держа на руках женщину без сознания. Длинный синюшный кровоподтек пересекал ее щеку и подбородок, руки плетьми свисали вдоль тела.
– Можно воспользоваться этой медлабораторией? – спросил Баумор. В его голосе слышался холодный призвук, свойственный киборгам, но в глазах читались очень живые и человеческие боль и ужас.
– Прошу, но придется работать вручную, – сказал Свенгаард. – Я отключил автоматику.
Баумор потоптался на месте, обошел его с женщиной на руках. На шее у нее упрямо пульсировала крупная вена.
– У нее сломаны обе руки, мышечная контрактура. Я хочу ввести ей миорелаксант, пока нет возможности доставить ее в больницу, – произнес Баумор.
Калапина узнала женщину, вспомнила, как однажды поспорила с ней из-за любовника.
Доктор Свенгаард снова принялся массировать руки Норса. Глиссон, сохраняя невозмутимость, сидел в колодках. Лисбет растянулась на спине, близ нее на коленях стоял Харви.
– Миссис Дюрант! – крикнул Свенгаард, вспомнив о своих обязанностях. – Как вы?
– С ней все в порядке. Ограничение в передвижении – лучшее, что могло с ней случиться в последние несколько часов, – отозвался Баумор.
«Лучшее, что могло случиться? Харви прав: киборги бесчувственны, как машины», – подумалось доктору.
– Пусть он замолчит, – прошептал Норс. Свенгаард посмотрел вниз на бледное лицо оптимата, увидел пульсирующие вены на лбу и ввалившиеся щеки. Дрожащие веки Норса силились подняться.
– Предоставьте его мне, – произнесла Калапина. Норс уставился на бывшую любовницу. Он моргнул, не в силах должным образом сфокусировать взгляд. Из глаз его потекли слезы. Калапина приподняла ему голову, склонилась над ним, нежно погладила по лицу. – Раньше ему это нравилось. Ступайте, помогайте остальным, доктор.
– Калапина, – пробормотал Норс. – Ох, Калапина… как же мне плохо.
Глава 20
– Почему вы им помогаете? Никак не пойму вас, Баумор. Какой смысл помогать врагам? – спросил Глиссон. – Ваши действия просто нелогичны.
Он бросил взгляд за выдвинутый сегмент шара-оракула на треугольный постамент: там, где некогда заседал всем составом Триумвират, сейчас в полном одиночестве сидела Калапина. Мелькающие разноцветные голограммы плясали пятнами на ее лице. В воздухе напротив женщины висела огненная пирамида, сложенная из проекций нулей и единиц.
Глиссона освободили из колодок, но он продолжал сидеть на прежнем месте, все такой же безрукий. В зал принесли кушетку для Лисбет Дюрант; она улеглась и взяла за руку севшего рядом с ней Харви. Баумор стоял спиной к Глиссону и смотрел на шар-оракул. Он машинально сжимал и разжимал пальцы, разрабатывая руки. На правой стороне его рубашки темнела кровь. Лицо с тонкими эльфийскими чертами выражало озадаченность.
Свенгаард вышел из-за глобуса – неторопливый силуэт в красноватом ореоле. Вдруг весь зал озарился ярким светом. Светильники под потолком автоматически вспыхнули, как только снаружи стемнело. Доктор проверил, как себя чувствует Лисбет, дружески похлопал Харви по плечу.
– С ней все будет в порядке. Она у вас очень сильная, – заверил он. Глаза Лисбет продолжали следить за ним до тех пор, пока он снова не скрылся за оракулом. Плечи доктора поникли от усталости, но лицо светилось радостью – наконец-то он нашел применение своим знаниям и умениям.
– Калапина, мы отправили к докторам последних нуждающихся, – произнес он.
– Я видела. – Она взглянула на вереницу камер. Все индикаторы присутствия горели. Более половины явившихся сегодня в зал оптиматов госпитализировали с нервным срывом. Тысячи погибли, многие были при смерти. Уцелевшие смотрели на шар-оракул. Калапина тяжело вздохнула, хорошо понимая, что они должны чувствовать, и размышляя, как бывшие властители мира восприняли свое падение. Собственных эмоций она пока не понимала. Она испытывала странное чувство облегчения.
– Где Шрайль? – спросила она.
– Раздавлен толпой у выхода, – ответил Свенгаард. – Он… мертв.
оптиматка вздохнула.
– А Норс?
– Идет на поправку.
– Вы хотя бы поняли, что с вами произошло? – спросил Глиссон, недобро сверкнув глазами. Сидевшая в задумчивости Калапина повернулась к нему и, чеканя слова, ответила:
– Мы перенесли эмоциональный стресс, нарушивший тонкий баланс метаболизма. Вы заманили нас в эту ловушку. Все очень просто – пути назад нет.
– Вижу, осознали-таки. Так вот, любая попытка вернуться к старым формам отныне будет вызывать у вас скуку и неизбежную апатию.
Калапина улыбнулась.
– Да, Глиссон. К старым формам возврата нет. Мы очарованы новой формой жизненной силы, которой и представить себе не могли.
– Понимание налицо, – с удовлетворением и немного ворчливо произнес киборг.
– Мы нарушили естественный ход жизни. Все формы жизни существуют в своем ритме, а мы нарушили этот ритм. И я думаю, что все же имело место какое-то внешнее вмешательство в случае эмбриона Дюрантов – природа попыталась самостоятельно восстановить сбившийся ритм, – сказала Калапина.
– Что ж, чем раньше вы передадите контроль в наши руки, тем быстрее восстановится порядок и…
– Передать вам? – спросила возмущенно Калапина, изучая контрасты мерцающего света в зале. Все стало черно-белым, краски куда-то ушли. – Да я скорее
