Генри Олди - Ангелы Ойкумены

– Вот, – кратко доложил папаша Лопес.

Аплодисментами ему были чавканье, бульканье и сопенье.

– Вернемся к мухам, – спустя некоторое время выдохнул Монтелье. Говорил он с трудом, устремив взгляд в пространство. – Уверен, вы выжали из Яффе еще кое-что, помимо проекта «Воплощение». Ну давайте, не жмитесь!

– Я не жмусь, – дон Луис смежил веки и, казалось, задремал. – Я кокетничаю. Ломаюсь я. Меня следует уговаривать. Понимать надо! Мы же с вами богема, тонкая натура… Попробуйте лестью, я падок на лесть.

Монтелье с грустью смотрел на пустую кружку:

– Мы с вами – кошка с собакой. Давайте, пока я не умер!

– Сеньора Коэн предает свои извинения. Она хотела встретиться с вами лично, но обстоятельства помешали этому.

– Сеньора Коэн? К сожалению, не имею чести быть знакомым. В любом случае, я принимаю ее извинения. Не стоило беспокоиться.

Что за ерунда, думает маэстро. Решительно не знаю, о ком идет речь. Сеньора с гематрийской фамилией решила передо мной извиниться? Не самая удивительная вещь за последнее время.

– Стоило, – когда он того хочет, мар Яффе делается цепок как клещ. – Вы знакомы с сеньорой Коэн. Вы дважды встречались в большом теле с Рахиль Коэн, лидер-антисом расы Гематр. В окрестностях Хиззаца, и потом, на орбите Террафимы. Вспомнили? Это была Рахиль Коэн.

– Ангел?

– Антис.

«Аве, Рахиль!» – вскидывает руку Пробус. Щелкает бич из белого пламени. Высится страж на пороге рая. Позже фамилию ангела – антиса? – не раз упоминали в присутствии Диего. Маэстро ее не запомнил, только имя. Сами понятия «фамилия» и «ангел» упорно не желали укладываться рядом в его сознании.

– Тех встреч сеньоре Коэн показалось недостаточно?

Язык мой, думает маэстро. Враг мой. Когда укол рапиры обгоняет мысль – это правильно. А вот когда язык…

Они беседуют, стоя у кустов, усыпанных гроздьями мелких бледно-синих цветов. Напротив, под араукарией, тренируются две юные фехтовальщицы, первокурсницы Бунг Лайнари. Джессика, вспоминает Диего. Сокращение дистанции. Прыжок, удар кинжалом. «Вы должны были сказать: «Спасибо, маэстро!» Нет, эти еще совсем зеленые. Никаких импровизаций, чистая школа.

– Сеньора Коэн хотела встретиться с вами в малом теле. С вами и с вашей женой. Но ей пришлось срочно вылететь на помощь круизному лайнеру «Парадиз». Трасса Фравардин – Таммуз, атака флуктуации класса 3D-11+. Зачистка космических трасс – главная забота антисов.

Забота, думает маэстро. Яффе произнес «забота», не «работа». Гематры точны в формулировках.

– Я уже говорил, что принимаю извинения сеньоры Коэн. Сейчас, когда я понял, о ком речь, я скажу иначе: любые извинения в данном случае излишни.

– Рахиль явилась ликвидировать стаю. Обнаружив в колланте инородное тело, она…

– Замолчите, прошу вас. Или я буду вынужден уйти.

Яффе умолкает.

– Избавьте меня от объяснений, – Диего Пераль строг и лаконичен. Так он ведет занятия с университетской командой. Спортсмены шепчутся, что маэстро еще больше гематр, чем Эзра Дахан. – То же самое я сказал профессору Штильнеру, едва он начал очередную лекцию. Что произошло, то произошло. Как именно? Мы не хотим этого знать.

– Мы? – переспрашивает Яффе.

– Я и моя жена.

– Как вам будет угодно. Сеньора Коэн просила меня передать: она ошиблась. Это ее вина. Она просит прощения.

– Вина? – Диего смотрит в бесстрастное лицо алама Яффе, гематра, который давным-давно учил эскалонских школяров логике и математике. – Прощение? О какой вине, каком прощении может идти речь?! Передайте сеньоре Коэн мою самую искреннюю благодарность. В нашей семье всегда будут молиться за ее здоровье и благополучие. Пока я жив, и после моей смерти – всегда.

Часовня, думает маэстро. Мы возведем ей часовню. В Эскалоне, или здесь, на Хиззаце. Мы станем приходить туда вместе: я, Карни, наши дети. Конечно же, у нас будут дети. Они подрастут, и я расскажу им про ангела из чисел, которые свет.

Про нашего ангела-хранителя.

– Часовня?

– Да.

– Неплохо, – кивнул Монтелье. – Сойдет.

– Гениально! – обиделся дон Луис. – Слушайте, Ричард, почему вы отказываетесь меня хвалить?

– Потому что сырье. Руда.

– Думаете?

– Мне ее обогащать, плавить и перековывать в сталь. Адова работенка!

– Плавить руду? Перековывать в сталь? Ричард, кто из нас варвар?

Вместо ответа Монтелье направился – с трудом, надо заметить – к угловому столику. Троица головорезов, приканчивавших шестой кувшин вина, внимательно следила за действиями режиссера. Три правых руки сжимали кружки, три левых опустились на рукояти кинжалов.

– Здравствуйте, сеньоры! Рад видеть вас живых и в добром здравии. Иногда мне кажется, что вы бессмертны. Рухнет мир, а вы по-прежнему будете пить вино в «Гусе и Орле». Могу ли я обратиться к вам с маленькой просьбой?

– Кого режем? – поинтересовался один.

– Сколько платите? – вмешался второй.

– Не сегодня, – уточнил третий. – Сегодня у нас заказ.

Монтелье оседлал свободный стул:

– Плачу хорошо. Режем меня. По возможности быстро, чисто и безболезненно. Понимаете, я не хочу жить. Этот сеньор, – кивком он указал на благодушествующего дона Луиса, – проел мне всю плешь. Достал до печёнок. Прокомпостировал мой уникальный мозг…

– Папаша! – заорал первый головорез, взывая к хозяину таверны. – Печёнок нам!

– Гусиных печёнок!

– И телячьих мозгов! С зеленым горошком!

– За мой счет, – добавил Монтелье. – Так вы прикончите меня, сеньоры?

Первый головорез встал.

– Мы? Вас, сеньор? – он подкрутил усы. – Да что вы такое говорите?! Как у вас только язык повернулся, сеньор Монтелье! Мы – ваши верные зрители! Поклонники вашего таланта! «Гнев на привязи» лично я пересматривал восемь раз. «Мондонг» – дюжину, не меньше. «Колесницы судьбы», режиссерскую версию – уж и не помню, сколько!

– Виват, Монтелье! – гаркнули остальные.

– Можно автограф? Прямо на скатерти? Я выкуплю ее у папаши Лопеса и буду хранить, как полковое знамя!

– Виват, Монтелье!

Расписавшись на скатерти, режиссер вернулся за стол. Дон Луис, находясь в прекрасном расположении духа, ковырялся в зубах. Зубочисткой ему служил кончик хорошо очиненного гусиного пера.

– Я вас утешу, – ухмыльнулся драматург. – Вот, получите.

С горестным вздохом Монтелье взял предложенные страницы.

– Право, мне жаль отпускать вас, маркиз.

Химеры из вессалийского гранита с неодобрением взирают на собеседников. Они тоже не хотят отпускать узника. Позади двух мужчин – стены Монсальского за́мка. Шесть башен, узкие окна-бойницы, копья шпилей, устремленных в небеса, галерея с зубчатым парапетом. С галереи отлично простреливаются окрестности, от рвов, заполненных грязной водой, до близкого леса. И, диссонансом к суровой функциональности крепости – барельефы, статуи над входами в башни, декоративные колонны по фасаду…