Генри Олди - Ангелы Ойкумены

– Почерк, – буркнул режиссер, углубляясь в чтение. – Ваш жуткий почерк. Кто ясно мыслит, ясно пишет. В вашей голове, сеньор Пераль, наверняка бардак. Сам чёрт ногу сломит…

– Хватит о чертях, – напомнил дон Луис.

– В училище вы подавали заявление на отделение оперативной работы?

– Так точно.

– Повторное заявление по месту службы подавали?

– Никак нет.

– Сейчас у вас есть такой шанс. Не желаете им воспользоваться?

– Никак нет.

– Вы осознаете всю необратимость последствий?

Легату за пятьдесят. Крепок, широк в кости. Ежик уставной стрижки. Три вертикальные морщины между бровями. Жесткие носогубные складки. Служака, солдафон, потомственный военный. Так думают все, направленные к легату на собеседование.

Ну, почти все.

Черный мундир. Служба Безопасности. Для аналитика более чем достаточно.

– Осознаю в полной мере.

– Вы хорошо зарекомендовали себя по службе, – легат пролистывает страницу досье, открытого в голосфере. – Внеочередное звание. Отличные перспективы. Добровольцы у нас есть. Вы уверены, что хотите войти в их число?

– Так точно.

– Без устава, парень. По-мужски, с глазу на глаз. Ты хотя бы понимаешь, что тебе предстоит? Через что придется пройти? С чем жить до конца твоих дней?

Погасив сферу, легат дает понять, что официоз закончился.

– Так точно, понимаю. Это я работал по объекту «Маэстро».

Крисп хочет добавить: «Если это вам о чем-нибудь говорит,» – и молчит. По легату видно: говорит. Еще как говорит. Иначе легата не назначили бы проводить собеседования. Добровольцев проекта «Воплощение» доверят не всякому.

Воплощение, думает Крисп. Так зовут жену объекта, в переводе с эскалонского. Крисп раньше не знал этого, а когда узнал, ему почему-то стало неприятно.

– Зачем это вам?

Суровый вояка исчезает. Возвращается обращение на «вы». На Криспа смотрит усталый мужчина вдвое старше его, годящийся обер-центуриону Вибию в отцы. Что скажет отец, думает Крисп. Что скажет отец, когда узнает?

– Зачем? – повторяет легат.

В кабинете их было трое. Крисп, манипулярий Тумидус и старуха с фигурой щуплого подростка. Темно-синий брючный костюм, старомодные седые букли. В другой ситуации старуха выглядела бы забавно. Но в ЦУСБ Помпилии и в страшном сне никому не пришло бы в голову потешаться над Госпожой Зеро. Главная Сука это отлично знала. И офицеры знали, что она знает, и…

В общем, проехали.

– Обер-центурион Вибий для доклада прибыл!

Мысленно Крисп утер пот со лба. В действительности он стоял по стойке «смирно».

– Вольно, красавчик, – старуха дернула уголком рта: усмехнулась. – Вытаскивай штырь из задницы и садись напротив. Твой рапорт я читала. Если ты повторишь его слово в слово, я тебя съем без соли. Мой интерес другой, я бы сказала, интимный.

С осторожностью мыши, нюхающей сыр в мышеловке, Крисп присел на краешек кресла. Достал – вольно, так вольно! – платок, вытер пот со лба. С удивлением воззрился на платок: тот остался сухим.

– Что именно вас интересует?

– Твои личные впечатления от встреч с объектом. С его женой. Кстати, на днях они обвенчались в соборе Святого Выбора. Не знал?

Совет да любовь, мрачно подумал Крисп.

– С объектом я встречался лично четыре раза, если не считать дистанционного наблюдения. С его женой – дважды. В первый раз она была уже мертва. Во второй…

Он начал рассказ. Труп на пороге спортзала. Ползущий к трупу мужчина. «Детали!» – требовала старуха. Крисп вспоминал. Он сам удивлялся, сколько подробностей сохранила его память. Похороны на Хиззаце. Попытка Эрлии заклеймить объект. «Дальше!» – требовала старуха. Смерть Эрлии она велела пропустить. Ей требовался объект, и только объект. Жена объекта. И я, осознал вдруг Крисп. Почему? Зачем я ей понадобился?!

Попытка захватить объект и жену объекта на Террафиме. Переход двоих в большое тело. Об этом его расспрашивали дольше всего. Крисп выдохся, и старуха это поняла.

– Достаточно, красавчик. Я услышала все, что нужно.

Она повернулась к манипулярию Тумидусу, ткнула пальцем через плечо, без стеснения указывая на Криспа:

– Нет, не ты. Ни разу не ты.

Упрек, решил Крисп. Комплимент? Если комплимент, то кому?! Надеюсь, ей не нужен еще один адъютант? Я для этой роли не гожусь. Честное слово, не гожусь!

– Свободен, – велела старуха. – Иди и напейся.

Она знала, думает Крисп. Знала, что я вызовусь добровольцем. Проект «Воплощение», экспериментальные пассколланты. Не для перевозок, для воскрешения. Охота на бессмертие. Цена? Криспу Сабину Вибию было страшно. Стать координатором колланта – значит остаться без рабов. Утратить саму возможность клеймить ботву. Изгой, белая ворона, чужак среди своих, пусть даже и почетный изгой…

– Зачем? – повторяет легат.

– Я это начал, – говорит Крисп. – Я и закончу.

Эрлия была бы довольна, думает он.

– Яффе? – спросил Монтелье. – Это он слил вам информацию?

За время чтения черты его лица заострились, сделав режиссера похожим на хищную птицу. Луис Пераль с интересом наблюдал, как Монтелье читает. Он видел это не впервые, и всякий раз поражался увиденному. Телепат воспринимал текст, печатный или рукописный, не как основу будущей работы, а как врага, соперника, которого любой ценой необходимо победить, подчинить, превратить если не в союзника, то в пленника. Мне это кажется, сказал себе драматург. Я это придумал. Я ревную. Для меня текст первичен, и я ревную к человеку, который растворит мои слова в кипятке своего арт-транса. Возможно, сейчас Монтелье смотрит на меня и видит отнюдь не добродушного толстяка, а тигра, на чьи владения покусились.

– Вымысел, Ричард, – уклончиво ответил он. – Художественный вымысел. Слышали о таком? Естественно, я не сидел на совещании. И на собеседовании тоже. И да, Яффе встречался со мной на днях. Гематры лаконичны, но мне хватило. Когда б вы знали, из какой мухи я готов вылепить слона…

– Я знаю, – перебил его режиссер. – Уж я-то знаю! И настаиваю на новой порции мух для лепки.

Он замолчал, потому что у стола возник папаша Лопес с блюдом, полным тапас. Не то чтобы Монтелье смущался присутствием ресторатора, но тапас – пирамидки из говяжьей котлетки, начиненной сыром, ломтика сыровяленой колбасы, печеного томата и острейшего перчика на вершине – пах так соблазнительно, что все искусство мира пасовало перед искусством кулинарии.

– Вот, – кратко доложил папаша Лопес.