Вадим Проскурин - Восемь дней Мюллера

— Господин Мюллер, с вами все в порядке? Ой, божечки! Давайте, я перевяжу!

— Это не моя кровь, — сказал Мюллер.

— А чья? — удивилась рабыня-сестренка. — И что вы делаете в пустой палате? Это же тринадцатая.

— Я тут удивляюсь, — сказал Мюллер. — Почему в дурдоме в разгар эпидемии пустует палата?

— Наверное, кого-то выписали час назад, — предположила рабыня. — Давайте, пойдемте, проверим.

— Пойдем, проверим, — согласился Мюллер.

Они прошли на пост, Мюллер открыл журнал учета больных, стал изучать. Девка оказалась права, обоих больных из тринадцатой палаты выписали час назад. А пациент по имени Сигнет в отделение не поступал ни сегодня, ни вчера, ни позавчера. И господин Ион в обозримом прошлом никого лично не приводил. Но кровь на простынях — не галлюцинация, порезов нигде нет ни у Мюллера, ни у сестренки, а кровь свежая, откуда взялась — одним богам известно. Кстати о богах… Может, все-таки вызвать Птаага, попросить объяснить? Но осталось всего полчаса… уже меньше… И что, если Сигнет соврал, и спусковой механизм конца света не определяется по времени, а запускается той самой последней молитвой, как Мюллер думал раньше?

— О, вот ты где! — послышался голос Иона.

Мюллер повернул голову и остолбенел — Ион стал черножопым.

— Что такое? — настороженно спросил Ион. — Мюллер, на тебе лица нет!

— Я схожу с ума, — констатировал Мюллер. — Мне мерещится, что ты черножопый.

Ион улыбнулся.

— Я действительно черножопый, — сказал он. — Родился в диком лесу за южным морем, мальчишкой меня поймали пираты, привезли в Палеополис, подарили мэру как диковинку, стали учить по приколу грамоте и устному счету, а потом вдруг оказалось, что я умнее многих белых. Мэр купил мне место в университете… да ты должен помнить, я же на год раньше тебя учился!

Мюллер вспомнил. Точно, был такой студент, местная достопримечательность, на вид обезьяна обезьяной, но отличник, притом не зубрила, а правильный отличник, по жизни умный, не только за партой. Про него столько разных анекдотов ходило, как такое забыть? Но минуту назад Мюллер точно знал, что ничего подобного не было. Или было?

Нет, Ион точно был белым! И возраст у него был другой, раньше он Мюллеру в отцы годился! Когда он принимал Мюллера на работу, разница в возрасте у них точно была большая, а потом как-то незаметно стала сглаживаться… Боги, это ведь и вправду безумие…

— У меня ложные воспоминания, — констатировал Мюллер. — Я схожу с ума. Меня надо запереть, пока я никого не убил.

— Там в тринадцатой кровь на простынях, — подала голос сестричка. — Свежая.

Ион выглянул в коридор, щелкнул пальцами. Откуда ни возьмись, в комнате появились два охранника с мечами и копьями, тоже черножопые, как хозяин, в национальных трусах до колен не то из перьев, не то из неведомой травы. Стоп! Почему они в комнате? Только что они были на сестринском посту, а он прямо в коридоре, нет тут никакой комнаты…

— Мюллер, будь другом, покажи кинжал, — попросил Ион.

Мюллер вытащил кинжал из ножен, его тут же отобрали, а самому Мюллеру заломили руки за спину и вдвинули мордой в стол, хорошо, что с размаху не приложили, но это не от осторожности, так случайно получилось. Какие они сильные, эти черные твари…

— Смирилку на него и в буйное, — распорядился Ион. — И палата чтоб самая лучшая, великий медик все же! Амбопа, поди, поищи тело.

— Нет никакого тела, — прошипел Мюллер, морщась от боли в вывернутой руке. — Исчезло, пропало черт знает куда, одна кровища осталась.

— Эх, — вздохнул Ион. — Никого не щадит напасть, а ведь какой медик был…

На помощь охранникам подоспели больничные рабы, общими усилиями они затолкали Мюллера в смирительную рубашку. По ходу Мюллер заметил, что белые рабы теперь не проявляют к черножопым товарищам обычного презрения, относятся как к равным, не как в прежние времена. А были ли они вообще, прежние времена?

В поле зрения появился Ион. Кажется, собрался уходить.

— Ион, будь другом, не уходи! — окликнул его Мюллер. — Скажи, заморские колонии как давно основали?

Ион печально покачал головой, поцокал языком.

— Какой медик был, — повторил он. — Вколите ему беладонны, а то бредит. Колонии какие-то придумал…

— Колонии! — закричал Мюллер. — За морем, на больших кораблях с белыми парусами, у корабля три мачты, а то и четыре, паруса белые и прямые, а весел нет! Туда возят преступников, а обратно рабов, а потом рабы однажды закончились…

Он вдруг понял, как Ион воспринимает его монолог, и осекся.

— Совсем плохо с господином Мюллером, — сказал Ион и поцокал языком. — Нет за морями никаких колоний, а есть только край света.

— Какой край света?! — возмутился Мюллер. — Свет не имеет края! Земля круглая, мы живем на поверхности шара! Это легко доказать — когда смотришь на далекий уходящий корабль, сначала пропадает из виду корпус, потом паруса один за другим… Что, не так?

— Ты еще скажи, что солнце ходит по кругу, а не проявляется и гаснет в одной точке неба, — сказал Ион. — Или что существуют холмы выше ста локтей. Или что у свиней нет рогов. Ладно, чего уж там… Беладонну принесли? Так колите, чего ждете!

Чьи-то руки приспустили с Мюллера штаны, затем подштанники. Невидимая рука протерла ягодицу ваткой с винным экстрактом (слава богам, хоть это не изменилось), в мышцу вонзился шприц. Мелькнула мысль: душевные расстройства Мюллер рекомендовал лечить беладонной, а расстройства бывают разные, в том числе взаимно противоположные, и лечить их все одинаково не совсем разумно… хотя что осталось разумного в этом мире? Что-то, наверное, осталось, слава богам, он только что об этом думал… ах да, дезинфекция. Слава богам, богам, богам!

Сердце забилось чаще, голова закружилась, выступил пот.

— Не доставлю вам удовольствия, обойдетесь, — пробормотал Мюллер.

Напрягся, попытался замедлить бешеный стук сердца, но не осилил, все бессмысленно, вот и фигуры уже расплываются, а на обоях начали проявляться чудесные орнаменты, а промеж них морды невиданных зверей… да какого черта…

— Птааг, помоги! — закричал Мюллер во всю глотку.

Отпустило мгновенно. Морды и орнаменты исчезли, искаженное пространство выправилось. Сердце больше не билось как бешеное… оно совсем не билось.

— Я остановил время, — сообщил Птааг.

Мюллер посмотрел в лицо богу и почти не удивился, увидев свое отражение.

— Ты — это я, — констатировал Мюллер.

— Ага, — кивнул Птааг. — Строго говоря, все мы — ты.

— Фантазия, — сказал Мюллер. — Вышла из-под контроля и пошла вразнос. Хорошо, до конца недолго оставалось.