Спейсер Кацай - Тарназариум Архимеда

— Найдется, — буркнул тот.

— Прекрасно. Так вот, мистер Блейк… Или Хастон?.. Как вам удобнее?

— Мне все равно.

— Да? Тогда я буду называть вас Блейком. Фамилия Хастон вызывает во мне некоторые неприятные эмоции.

Эммануил бросил на Маккольна быстрый взгляд. Тот не обратил на это никакого внимания.

— Так вот, мистер Блейк, в свое время я был тяжело ранен. Знаете, как оно бывает? Война. Секретное задание государственной важности. Нападение проклятых наци. Короче, я выпал из окна. Собирали меня долго и по частям. Кое-что сборке не подлежало. Кое-что впопыхах собрали неправильно. Короче, я стал калекой. Парализованным калекой, у которого, к тому же, появилась масса всяких болячек. И я должен был доказать всем — и, в первую очередь, самому себе! — что я остаюсь нормальным человеком. Маккольны никогда не сдаются, Блейк! — внезапно выкрикнул хозяин бомбоубежища и попытался сделать какое-то движение. Но остался на месте.

Хастон внимательно посмотрел на него. Расширенные глаза собеседника напоминали глаза сумасшедшего. Впрочем, было заметно, что Маккольн изо всех сил пытается взять себя в руки. В конце концов, это ему удалось.

— Так вот, — продолжил он, — мне нужно было доказать свою нормальность. А что самое нормальное в человеке, Блейк?

Хастон пожал плечами:

— Ну, наверное, производное от названия этого существа. Человечность.

Маккольн попытался хохотнуть, но издал только какой-то хлюпающий звук:

— Бред! Человечность! Этим качеством, Блейк, вы противопоставляете себя природе со всеми ее шипами, зубами, дубинами и атомными бомбами. Не надо отрываться от нее, Блейк, не надо. Самое главное в человеке, Блейк, это способность к продолжению своего рода. Любыми способами. Без этого от всей вашей человечности останется только пустой звук. Которого, кстати, никто не услышит. Так вот… Нашел я тут одну… Мало ли в этой стране породистых шлюх, готовых прыгнуть в постель к калеке ради его тугого кошелька? Но… Но одно из двух: или шлюха была непородистая, или мои болячки зашли гораздо дальше, чем я предполагал. — Маккольн снова, тяжело, со всхлипом втянул в себя воздух. — У меня родился сын. Но… Но он тоже стал калекой. Калекой, Блейк! И гораздо худшим, чем я.

До Хастона начал доходить суть сложившейся ситуации.

— И вы хотите, чтобы я… Техническими средствами…

— Нет! — коротко выкрикнул Маккольн. — Нет. Если вы думаете, что помочь ему можно созданием совершенных протезов, то… — Он сделал долгую паузу и с трудом продолжил: — После рождения сына я заболел еще больше. Я начал гнить заживо, Блейк! Мне бы умереть, успокоиться, но… Но перед смертью я должен был сделать все для того, чтобы найти способ вернуть сына к нормальной жизни. Я искал. И не мог найти. Потому я согласился на гемикорпороректомию.

— Боже!!! — широко раскрытые глаза Хастона стали немногим отличаться от сумасшедших глаз Маккольна.

А тот уже нажимал что-то под столом и медленно выезжал из-за него:

— Смотрите!

Эммануилу показалось, что он сейчас потеряет сознание. Да, он слышал об гемикорпороректомии, наиболее деморализующей и калечащей операции из всех существующих, во время которой пациент подвергался ампутации всей нижней части тела. Включая ноги, прямую кишку и гениталии. Он знал об этом, но видеть последствия этой чудовищной вивисекции ему еще не приходилось.

Обрубок, носящий имя сэра Билла Маккольна, возвышался на трубчатой конструкции, заканчивающейся небольшими колесиками. Жужжал небольшой моторчик. Внутри виднелись какие-то трубки, шланги и провода, выползающие из нижней части оставшегося тела и исчезающие где-то за столом. А все вместе это напоминало ужасный, противоестественный гибрид человека и металлического паука. Паук крякнул и вопросительным тоном произнес:

— Впечатляет?

Хастон закрыл глаза.

— Я вижу, что впечатляет, — донеслось из темноты. — И если вы думаете, что я попрошу вас создать нечто подобное для моего сына, то глубоко ошибаетесь, Блейк. Нет, лучше уж я разнесу к чертям собачьим всю эту планету. Вместе с ним, со мной и всеми выродками, которые никогда не знали, что такое настоящее физическое страдание! Да откройте вы глаза, черт возьми! — внезапно раздраженно выкрикнул Маккольн.

Эммануил нехотя повиновался. Человек-паук уже снова находился за столом и внимательно рассматривал Хастона. Выродка, не знающего настоящего физического страдания.

— Блейк, а ведь я знаю кое-что про вас. Знаю, что ваши родители родом из Аламогордо. Знаю, что они были выдающимися, но не признанными учеными. Знаю, что вы храните в секрете некоторые их разработки. И даже, возможно, используете их… Впрочем, всего знать невозможно. — Маккольн попытался наклониться вперед. — А ведь я искал вас, Блейк-Хастон. Долго искал. А вы обыграли меня. Нехорошо. Как в том детективе: чтобы надежно спрятать какую-нибудь вещь, положите ее на видное место. Кто же знал, что вы работаете у меня под носом? Ну, да ладно. Храните свои секреты. Сейчас они меня не интересуют.

Эммануил с нарастающим беспокойством смотрел на Маккольна. Последняя сентенция ему очень не понравилась. И человек-паук заметил это.

— Да расслабьтесь вы, Хастон! Я же сказал, что все ваши секреты мне уже ни к чему. Все равно я долго не протяну. Но перед смертью я хочу увидеть сына. Здорового сына. Понимаете, Блейк? Совершенно. Здорового. Сына.

— Но каким образом… — начал было Хастон, но Маккольн жестом остановил его.

— Вы сможете это сделать. Я знаю. Вы просто воспользуетесь моей идеей, — он снова хотел было глотнуть воздуха, но только тяжело двинул кадыком своей птичьей шеи. — Сама идея проста. Обычно мы действуем так. Есть здоровая нервная система, здоровый мозг, но поврежденное тело. Мы приспосабливаем к нему различные механические протезы и — о-ля-ля! — живем. Существуем. Однако в нашем случае дело обстоит наоборот. Есть молодое здоровое тело с поврежденным мозгом. Нужно заменить мозг протезом, Блейк. Только и всего.

— Так ваш сын?.. — ахнул Хастон.

— Да. Полный кретин. От рождения. И вы должны с помощью своей чертовой электроники помочь его мозгу работать нормально. Что-то там подавить, что-то — усилить. Разберетесь.

И Маккольн что-то нажал на столе. Одна из полок с папками отъехала в сторону. В появившемся проходе молодая женщина в белом халате придерживала за плечи худощавого подростка с пустыми глазами.

— Бэ… — пролепетал он, — па… бу-бу…

— Знакомьтесь, — повернул к нему голову Маккольн, обращаясь, однако, к Хастону. — Маккольн-младший. Мой сын… Поздоровайся с дядей, Дэн.

Из уголка полуоткрытого рта Дэна Маккольна стекала мутная струйка слюны.