Уильямс Пауэрс - Солнце на продажу (сборник рассказов)

— Это же не что иное, как древняя китайская медицина, — блеснул эрудицией Мэддик. — Да вот не далее как с неделю назад я приобрел талисман — изделие, датированное восьмым веком, — для растираний при ревматических болях. Антикварная вещь.

— Бесспорно, Гейнсдэл был знаком с восточной глиптикой, — вежливо сказал Джарис. — Но он пытался систематизировать идеи, лежащие в ее основе, и выстроить их в упорядоченную теорию. Даже ударился в возрождение нэцкэ — фигурок, посредством которых японские самураи подвешивали к поясу трубки и кисеты. Ведь своим ваянием Гейнсдэл стремился охватить подспудные реакции всех частей человеческого тела. На одном из этапов своего творчества он даже взялся за бижутерию и сконструировал браслеты, приятные руке. Позднее переключился на конструирование кресел, неотразимых для ягодиц.

— Тоже искусство, — вставил Мэддик; все это время он то перекатывал диковинную вещицу в кулаке, то возвращал в излюбленное положение — выемкой к большому пальцу, чтобы удобнее поглаживать. — Скульптор-то поистине ухватился за суть тела.

Он улыбнулся Джарису, как бы приглашая оценить шутку, но не встретил ожидаемого отклика.

Опустив глаза, Джарис перевел взгляд на руку гостя: пальцы по-прежнему оглаживали гипноглиф, словно обрели самостоятельную жизнь.

— После этого, — продолжал Джарис, не обратив внимания на выпад, — Гейнсдэл перешел к конструированию спальных принадлежностей: создавал деревянные подушки наподобие японских чурбаков, уверяя, будто такая подушка навевает сладостные сновидения. Но плодовитее и охотнее всего он творил для кисти человеческой руки, так же как мастера японской пластики предпочитали творить именно нэцкэ. Ведь у человека пальцы рук наряду с осязанием наделены подвижностью, поэтому они с особо обостренным наслаждением реагируют на фактуру и массу раздражителя.

Джарис положил астрокристалл на место; теперь он смотрел, не отвлекаясь, только на пальцы Мэддика.

— Точь-в-точь как сейчас ваши, — добавил он. — Гейнсдэл добивался такой формы, перед которой не устояла бы рука человека.

Мэддик перевел взгляд на вещицу: пальцы теребили ее так самозабвенно, словно после долгого ожидания только сейчас наконец-то остались с нею наедине, вдали от взрастившей их руки и управляющего ими мозга.

— Должен признать, ощущение приятное, — сказал он. — Но, думается, теорийки ваши притянуты за уши. Едва ли можно утверждать, что удовольствие это абсолютно неотразимо. Если человеком овладевает жажда подобного наслаждения и он над нею не властен, то отчего мы с вами до сих пор не вцепились друг другу в глотки, не передрались из-за права на удовольствие гладить эту штуковину?

— Наверное, оттого, что мое желание слабее вашего, — мягко ответил Джарис.

Мэддик обвел взглядом сокровищницу хозяина дома.

— Да, вы, черт возьми, и без того как сыр в масле катаетесь! — вырвалось у него, и на какой-то миг его голос утратил обычную вкрадчивость. Однако Мэддик тут же понял, что выдает себя с головой, и поспешил сменить тему беседы. — А я-то полагал, вы коллекционируете исключительно предметы внеземного происхождения. Как же затесался сюда этот экспонат?

— Да, действительно, любопытное совпадение, — отозвался Джарис. — Вернее, одно из звеньев в цепи любопытных совпадений. В руке у вас экспонат внеземного происхождения.

— А прочие любопытные совпадения? — не унимался Мэддик.

Джарис раскурил зловонную манильскую сигару.

— Начну-ка я, пожалуй, с самого начала, — произнес он сквозь клубы дыма.

— Я так и чувствовал — не миновать мне длинной истории, — отозвался Мэддик. — Узнаю коллекционера, все вы на один лад. Великие мастера плести небылицы. Ради этого, я считаю, и собирают коллекции.

— Профессиональная болезнь, — улыбнулся Джарис. — Сакраментальный вопрос: собираем мы коллекцию ради того, чтобы плести небылицы, или плетем небылицы ради того, чтобы собрать коллекцию? Если свою небылицу я изложу достаточно складно, то мне, быть может, посчастливится и я заполучу в коллекцию вас самого. Усаживайтесь-ка поудобнее, а я уж приложу все старания: как-никак новая аудитория — новый стимул.

Радушным взмахом руки он указал Мэддику на кресло, причудливо вырезанное из слоновой кости, придвинул поближе к гостю вентилятор-увлажнитель, ароматические пастилки и графин с дунайским бренди, сам же расположился за письменным столом и опятьтаки знаком предложил Мэддику угощаться.

Выдержав неизбежную эффектную паузу, в какой не откажет себе ни один рассказчик, Джарис заговорил:

— Этой безделкой я дорожу по многим причинам, но по крайней мере одна из них чрезвычайно проста: гипноглиф мне достался в последнем моем дальнем рейсе. Как видите, — прибавил он, небрежно поведя вокруг рукой, — я допустил ошибку: вернулся разбогатевшим, и богатство убило во мне тягу к странствиям. Пожадничал — и вот теперь до конца дней своих прикован к Земле.

Все еще поглаживая большим пальцем выемку, Мэддик вставил:

— Насколько я понимаю, если у человека денег куры не клюют, то это не самая страшная беда.

Но Джариса не так-то легко было отвлечь от нити повествования.

— Вел я тогда поиск астрокристаллов вблизи Денеб-Кайтоса, и мне вдруг сказочно повезло: я наткнулся па пояс астероидов, а те буквально ломились от феерически красивых самоцветов. Набили мы ими звездолет так, что нам вполне по карману оказалось бы дважды купить такую планету, как Земля, со всеми потрохами, и уж собрались было в обратный путь, как вдруг обнаружили, что вокруг Денеб-Кайтоса обращаются какие-то планеты. До нас там шарило еще несколько экспедиций, и никто в своих отчетах даже словечком не обмолвился о планетной системе, сами же мы до того увлеклись погрузкой кристаллов на борт, что не очень-то озирались по сторонам. После уж я сообразил: то, что мы приняли за астероидный пояс, на самом деле было обломками погибшей планеты, они по-прежнему обращались вокруг своего светила. А поскольку в тех обломках содержание самоцветов составляло восемь процентов, можно было надеяться, что где-то неподалеку отыщется главная жила. Мы в темпе произвели съемки всей системы, сделали необходимые экспресс-анализы и приняли решение высадиться на восьмой планете — собрать там образцы пород, а также данные о формах жизни. Признаки жизни отмечались и на ДК-6, но не настолько явные, чтобы стоило там бросать якорь. А вот на ДК-8, судя по всему, жизнь отличалась многообразием. В этом случае вполне можно было всерьез надеяться на премию Галактической федерации. Конечно, когда у тебя на борту груз астрокристаллов, экипажу корабля даже миллион юнитов покажется разменной монетой, но ведь всякому лестно войти в историю, всякий мечтает стать первооткрывателем новой формы разума. Сами понимаете, колумбов комплекс и т. д.