Сергей Лукьяненко - Джамп (Сборник)

– Ты рад этому? – удивленно спросил я.

– Да! – с вызовом ответил Тараи. – Нет, мне жаль тех ребят, что погибли. Конечно. Но рано или поздно подобное должно было случиться. Нельзя бесконечно нести во Вселенную собственную этику, пусть даже абсолютно правильную. Не нужна звездам наша любовь, Ник!

– А что тогда нужно? Если не любовь?

Я не то чтобы был с ним не согласен. Наоборот, его тихий бунт был мне симпатичен… мне, космическому извозчику Хрумову, а не регрессору Нику.

– Что нужно? Я не знаю, Ник. – Агард развел руками. – Я ведь историк. Не прогнозист, не философ, не Наставник… Может быть, уважение?

– Вместо любви?

– Прежде любви. Если она придет, конечно. Это ведь такая смешная вещь, любовь… – Тараи засмеялся. – Ты знаешь, сколько значений было раньше у этого слова? А сколько осталось? А? Когда тебе разрешают с самого детства дружить с девочкой и говорят про то, какая вы славная пара, – разве это любовь?

– Нет, – ответил я. Представил Катти и поправился: – Не знаю.

– Ты умный парень, Ник. Мало кто сумеет сказать хотя бы «не знаю».

Тараи вздохнул.

– Значит, Уход. Отвлекся я… Мы бежали. Ник. Позорно и постыдно бежали, оказавшись перед выбором – скрыться или быть уничтоженными. А словесная чушь про нежелание жертв… это уже ваш любимый принцип Обратимости Правды…

Он захохотал – и вдруг замолк. Уставился на меня с испугом, словно сообразив, что слишком уж разговорился.

– Мне тоже кажется, что Обратимость Правды – не самая верная мысль, – сказал я, вставая. – Я пойду спать. Долгий был день.

Тараи неуверенно спросил:

– Если я останусь на ночь здесь…

– Как угодно.

Я коснулся двери – та открылась. Темно, горит лишь одна лампа. Здесь есть управление светом, или он выключается автоматически? В бараке была полная тишина, лишь за стенами шум ветра. То ли спят все, то ли притворяются.

– Агард, ты вроде бы неплохой человек, – негромко сказал я. – Слушай, как ты здесь выжил?

Он молчал, и я касанием заставил дверь закрыться.

– Я болтун, Ник. Рассказчик. Вечера долгие, жизнь скучная. А я много чего помню про древние эры. А еще больше придумать могу. – Агард подмигнул: – Всякая небывальщина… что взять с больного историка?

– Не удивляюсь, – сказал я. – Спокойной ночи, Агард.

Это было труднее всего – заснуть.

Сон, как подвиг, – неплохое применение сил.

Почти придуманный мной, почти оживший Ник Ример, пилот и регрессор, медленно уплывал в небытие.

–  Куалькуа исследовали его тело, Петр. Они сольются с твоей плотью, создадут имитационный покров, полностью идентичный пилоту Геометров. Вплоть до генного уровня.

– Как это возможно, командующий?

– Спроси их сам, человек. Если ты сможешь понять ответ, я буду завидовать тебе весь остаток жизни…

Бедный Ник Ример. Мне кажется, ты был хорошим парнем. Ты болтал со своим кораблем – и несчастные электронные мозги, распотрошенные счетчиком, сохранили твои интонацию и манеру думать, словарный запас и стандартные реакции…

–  Петя, я не могу настаивать. Поверь, ты не инструмент для меня…

– Я хотел бы поверить, дед.

– Кто-то должен пойти на это. И ты имеешь наибольшие шансы прорваться. Дело не в возрасте или телосложении, эти сраные амебы могут перекроить любое тело. Главное – душа. Ты ведь и впрямь на него похож.

– Дед, это почти обидно. Быть похожим на Геометра…

– Но в этом наш шанс…

Я вспомнил все. Свой настоящий дом. Своего ненастоящего деда. Инженера Машу. Старую побирушку у магазина. Мальчика по имени Алешка. Любимца «Трансаэро» и ФСБ полковника Данилова. Свою дикую, безобразную ссору с дедом на флагмане Алари.

Но черт возьми, а куалькуа, вползшие в мое тело! Это ли не повод для ярости!

Я провел рукой по груди. Где здесь моя плоть, а где биоплазма Чужого? Господь Бог не разберет! Где мое тело, где тело Ника Римера? Что служит границей, если даже мозги мои наполнены заново из нервных центров куалькуа! Моя память, как забавная безделушка, перекочевала в чудовищное сознание счетчика. Была отдана на сохранение куалькуа, вернулась, когда ситуация стала критической с их точки зрения… Я – игрушка, отданная Чужим.

Мы не вмешиваемся, Петр Хрумов. Мы служим. Тебе трудно поверить, но нам не нужно управлять твоим разумом. Добровольное соглашение…

Что оно дает вам?

Приключение. Мы – часть целого, Петр. Мы живем чужими страстями, переходим из тела в тело. Мир – такая интересная вещь. Можно покорять его собственными силами. А можно стать частью чужой силы. Это интересно – быть вечным наблюдателем в бесконечном путешествии. Мы служим всем – и никому. Сильные расы пускают нас в свои тела. Слабые – мечтают об этом. Ты стремишься к правде? Весь мир стал бы нашим, возникни у нас подобная цель. Но зачем? Он и так наш. Без насилия и активности. Мы наблюдаем… наблюдаем…

Я застонал.

Куалькуа – легко. Их судьба – симбиоз, и растечься по моему телу для них ничуть не неприятно. Но я не хочу такой жизни. Что во мне – чье?

Я с детства занимал чужое место. Рос, откликаясь на имя, которое мне не принадлежало. Пользовался комфортом и уважением, которые предназначались совсем другому человеку… маленькому человечку, не ставшему взрослым. И расплата пришла, она могла запоздать, но не могла миновать меня. Древняя богиня справедливости стряхнула античную пыль и отмерила мне мою настоящую судьбу. Но я не угомонился, я стал, почти стал, Никки Римером. Занял его место под звездами. И Немезида, покачав головой, подстегнула своих грифонов и вернулась, чтобы ударом плети привести меня в чувство.

Спасибо, дочь ночи. Я принял свою долю. Я не Петр Хрумов, и я не Никки Ример. Просто человек, начинающий жить заново.

Звездам не нужна моя любовь. Но и я без нее проживу.

Я попал в мир Геометров, мир, который выглядел раем. Такой знакомый, что он показался своим. Да ведь столько раз он оживал в человеческих мечтах, этот мир добрых людей и справедливых решений, лишенный страха и унижения! И путь, которым он шел, тоже казался правильным и верным. Воспитание. Обучение. Целесообразность. Справедливость. Любовь.

Только про уважение – всегда забывали.

Быть правым – это испытание. Хотеть добра – преступление.

Раз за разом твоя доброта столкнется с чужой. С высоты своей силы и доброты захочется помочь, принять груз чужих ошибок на собственные плечи.

Что плохого, если людям не придется мучиться в поисках своего призвания?