Азамат Козаев - Имяхранитель

Сатир взял со стола Немезиса линзу и встал перед Иваном. Линза ожила. Обломок до рези в глазах вглядывался в ее мерцающее нутро и видел… Идет человек, очень большой человек, в котором Иван без колебаний признал Урсуса. Его кто-то окликает, линза наплывает, делая изображение больше и четче. Это Иван. Он подходит к Урсусу, оглядывается на снимающую линзу, улыбается, позволяя запечатлеть свое лицо в мельчайших подробностях, и наотмашь бьет Октита чем-то тяжелым. Урсуса спасает лишь неимоверное здоровье и чутье. Он успевает заслониться и даже навязать какую-то борьбу, но удар в голову потрясает здоровяка. Тяжелая палка продолжает подниматься и опускаться. Наконец Урсус падает и больше не двигается.

– Глядите-ка, дем Октит оказался крепким орешком! Даже вам не по зубам. Может быть, кофе?

Иван бездумно кивнул. Из головы не шла удовлетворенная улыбка Ивана из линзы, с которой тот избивал Урсуса.

Однако когда открылась дверь и принесли кофе, у имяхранителя нашелся новый и очень серьезный повод не верить собственным глазам. Вошел… он сам, Иван, собственной персоной – высоченный и здоровенный обломок, несущий кофе на подносе. Один прибор двойник поставил перед Немезисом, второй – на столик для гостей. После чего, опустив поднос, встал рядом с сатиром.

– Вы по-прежнему говорите «нет»? Убежден, «нет» – мерзкое, отвратительное, плохое слово. Стоит вам его произнести, полиция очень скоро получит на руки фотографии и линзу с записью. Ваше резюме?

Иван огляделся по сторонам. Да, его взяли в клещи. В крепкие, острые клещи, из которых не вырваться.

– Вы сами полноименный, Немезис. Можете стать моим клиентом в любой момент. Неужели вас это совсем не пугает?

– Милейший Иван, я художник. Живопись – мое призвание, для нее – мое Имя. Смотрите, любуйтесь! – Немезис развел руками, показывая на стены. – Картины мои. Я художник, и как все художники, в поиске. Может быть, звери придут за мной… когда-нибудь, но не теперь. Моя лебединая песня еще не спета, я чувствую это! Сказать по чести, художник совершенствуется всю жизнь. Бесконечно, непрерывно движется к вершине, возле которой горги роют лапами вечные снега. Но ведь вы подождете моего восхождения на этот блистающий пик? Немного, лет сорок?

– И ваш случай, конечно же, окажется неподвержен неудаче?

– Разумеется! – Немезис отпил кофе. – А хотите, я подарю вам «Закат на Ифидисе»? Встреча с высоким искусством в какой-то мере компенсирует вам моральные терзания. Я понимаю, сейчас вы предаете сами себя, клянете почем зря, клеймите позором. Но это пройдет. Просто сейчас обстоятельства сильнее. Вы поймете это очень скоро.

– Ладно, заверните. Прихвачу ваш шедевр, – сказал Иван. – Только без рамы, она не впишется в мои интерьеры. Дадите время подумать? До полной луны еще два дня.

– Без рамы нельзя, это законченная вещь, – сказал Немезис. – Вечером перед наступлением полнолуния вы должны дать ответ. Ваш двойник заедет за вами в шесть.

– Нет-нет. Если можно, обойдемся без зеркальных отражений. Новая встреча со своей темной половиной кажется мне пошлой, как водевиль для безымянных.

Немезис подал знак, и лже-Иван подернулся рябью, заструился, будто горячий воздух в пустыне. Стал нечетким, как смазанная фотография. Обломок даже глаза прищурил и заслонился рукой, оберегая глаза от фокусов ожившего миража.

– Это полиморф. Зовут Нерей, – пояснил Немезис. – Принимает любой облик. Ну… почти любой. Кое-что ему все-таки не позволяется. И он это знает, правда, малыш? Нельзя принимать облик папочки Немезиса, это смерти подобно.

Полиморф оплыл, словно стеариновая свеча, перестал струиться, потом внезапно, рывком обрел четкость и стал вполне обычным человеком. Заурядным, чуточку грузным мужчиной. Встретишь на улице – пройдешь мимо. Он подошел к стене, снял то, что Немезис назвал «Закат на Ифидисе», завернул в газеты и перевязал жгутом.

– До завтрашнего вечера, имяхранитель, – сказал Немезис и отсалютовал кофейной чашкой.

– Вас не сильно расстроила потеря двух болванов на водах? – язвительно спросил на пороге Иван. – Я не хотел. Они первые начали.

– Не берите в голову, – чернокнижник небрежно отмахнулся. – Вы правильно сказали – болваны. А болванов в мире как мух. До встречи…

Дома Иван распаковал картину, критически оглядел и так, и эдак, повертел в руках, перевернул вверх ногами. Усмехнулся и отставил в сторону. Нагнулся подобрать с пола газеты и наткнулся глазами на интригующий заголовок. «Двойное убийство!» – аршинными буквами возвещали «Ведомости».

Бормоча: «Интересно, интересно», он развернул газетный лист. В статье, переполненной восклицательными знаками и многоточиями, писали, что на северо-восточном побережье рыбаками обнаружены два мужских тела. Трупы не поддаются опознанию, так как лица утопленников сильно изъедены морскими обитателями. Окружная жандармская служба вынесла вердикт о насильственной смерти. У одного из найденных острым предметом перебит позвоночник, второй убит рубящим ударом в лицо. Не исключено, орудием убийства послужил тот же предмет. Загадкой для полиции является не только личность убитых, но и место совершения преступления. В округе никто из жителей не пропал. По всей видимости, убитые были нездешними.

– Значит, расщелина все же ведет в море, – поднял Иван палец, будто продолжая давешний спор с Кастором. – Парень с девчонкой из легенды вполне могли бежать. Не только они, их младшие брат и сестра тоже.

Настроение улучшилось, будто получил привет от старых друзей. Иван еще раз взглянул на картину и неожиданно для себя расхохотался. Стало удивительно легко, и уверенность, что все образуется, снизошла на него, как долгожданная вечерняя прохлада. Он бросил взгляд на творение Немезиза.

– Место этому шедевру только в музее, – усмехнулся Иван. Повернулся к линзе, заказал к подъезду конный экипаж и в хорошем расположении духа сварил себе кофе.

Урочным вечером, едва пробило шесть, в дверь позвонили. Давешний полиморф молча стоял на пороге и ждал.

– Очень вовремя. Проходи, ты мне нужен.

– Хозяин ждет ответа.

– Знаю. Сейчас поедем к нему. У меня для него готов отдарочек.

Взгляд полиморфа сделался вопросительно-удивленным.

– Я приготовил для твоего хозяина ответный подарок. Как человеку искусства. Что на твой взгляд, подходяще? Все же ты в какой-то степени моя половина, и вкус у тебя быть просто обязан.

На столе стояли две картины, написанные в одной манере.

– Мазня-мазней, – скривился полиморф. – Мы берем это с собой?

– Обязательно.

– Тебе придется выпить это, – Нерей подал Ивану небольшой пузырек с бесцветной жидкостью. – Ты не должен знать, куда мы едем.

– Опять?

– Уже пора привыкнуть.

– Так и жизнь можно проспать, – проворчал Иван, но, тем не менее, содержимое пузырька выпил.

– …Проснитесь, имяхранитель, ну просыпайтесь же. Так и жизнь можно проспать!

Иван протер глаза.

– Не далее как час назад я говорил то же самое вашему помощнику.

– Увы, лишь время сущее, все остальное тлен. Мы стали ближе к нашей цели еще на час. Надеюсь, вам хватило времени для принятия решения?

– О, да, конечно. Я подумал и решил отказаться от слова «нет». Вы правы, мерзкое и неприятное слово. От него веет какой-то безысходностью.

– Это просто восхитительно! Я надеялся на ваше понимание. Позвольте предложить отобедать с нами. Предстоящая луна потребует от вас большего мужества, чем обычно. Ведь именно сегодня звезды пророчат вам неудачу. Ноктис, увы, погибнет, и храбрый имяхранитель окажется бессилен перед силою полной луны. Расмус, бродяга, готовь обеденную залу! Труппу котофеев и синих дев на сцену! Лучшие вина на стол! Вам, имяхранитель, как обычно, мадеру?

– Почему-то не удивляюсь тому, что вы изучили меня досконально. Да.

– Лучшую мадеру на стол! Дражайший Иван, ну, скажу я вам, это будет пиршество! – Немезис взмахнул руками, словно дирижер. – Но, может быть, вам перед подвигом противопоказан алкоголь?

– Полноте, дорогой астролог. Что за сомнения? Чуть-чуть доброго вина для поднятия духа не повредит.

К восьми часам нелепо-роскошная обеденная зала была убрана со щедростью, граничащей с безвкусицей. «Он не мог сделать красиво, поэтому сделал богато», – усмехнулся Иван. Страсть хозяина к золоту и его оттенкам смахивала на патологию. Практически все в обеденной зале было сделано из золота или раскрашено под него.

«Немезису впору менять псевдоним, – Иван прикрыл глаза. – Например, Мидас! Чем плохо?»

На сцене творилось нечто невообразимое. Бал в бестиарии. Под аккомпанемент «поганых арфистов», странных существ, более всего похожих на заключенных в огромные веники истощенных негритят, невообразимые получеловеческие пары исполняли что-то, отдаленно напоминавшее балетное адажио.