Николай Соколов - Ариасвати

— Гм? — пробормотал с сомнением упрямый Рами-Сагиб. — Но эти дважды, даже трижды рожденные — ведь это выдумка браминов?

— Не знаю и не берусь об этом судить.

— Затем там фигурирует какая-то божественная дева… Она как будто даже назвала ее по имени…

— Кстати, мистер Рами, — торопливо прервал его Андрей Иванович — вы не помните, как она ее называла?

— Не помню, мистер Гречоу. Кажется, что-то в роде Парвати…

— Кажется: Рамисвати?

— Нет, мистер Гречоу, Рамисвати — имя самой девадаси.

— Мне помнится, что оно оканчивалось тоже на "свати"… Саросвати?

— Нет, сэр, это совсем не то.

— Как же? Парасвати, Арасвати?

— Да, что-то в роде этого. Повремените сэр, быть может, я еще припомню… Мне кажется, — начал он, спустя несколько времени и вдруг замер с открытым ртом, уставив испуганные глаза по направлению к куче деревьев, стоявших на полугоре, несколько в стороне от пути.

Андрей Иванович взглянул в ту сторону и, также точно увидев рактазу[42], окаменел с широко открытыми, неподвижно устремленными в одну точку глазами. Казалось, как будто какой-то мертвящий холод внезапно оковал его члены в то время, как вся кровь прилила к сердцу и все внутри его затрепетало. Он чувствовал, как дрожала у него нижняя челюсть, как волосы дыбом поднимались на голове и холодный пот выступал на лбу.

Прошло несколько долгих секунд, прежде чем он, все еще не сводя глаз с приковавшего их предмета, опустил дрожащую руку в карман своей куртки и вынул маленький дорожный револьвер, жалкое орудие для борьбы с громадным тигром, уже припавшим на передние лапы всего в нескольких саженях расстояния и приготовившимся сделать свой смертельный скачек…

Ярко отливала на солнце его блестящая красноватая шкура с черными характерными полосами, огромные зеленые глаза, казалось, выпускали целыми снопами лучи фосфорического света. Припав громадной головой на могучие передние лапы, животное, казалось, как будто ласково помахивало хвостом, прижав по кошачьи свои пушистые уши и только в нетерпении царапало землю, точно пробуя силу своих страшных, острых когтей. Из слегка открытой пасти виднелись кровавый язык и белые, острые зубы и слышалось не то ворчанье, не то веселое мурлыканье кошки…

Сколько мыслей промелькнуло в голове Андрея Ивановича в этот короткий промежуток времени, пока он смотрел, не спуская своих точно очарованных глаз, в лучистые зеленоватые глаза животного, готовившегося к своему роковому прыжку! Казалось, в эти мгновения он успел снова пережить всю свою жизнь. Пред ним пронеслись с быстротою молнии картины детства, мирная Грачевка, школьная жизнь, университет, воспоминания страннической жизни, лица родных, друзей и знакомых, наконец, остров Опасный с его сказочной обстановкой… Но над всеми этими обрывками мыслей скоро всплыла одна господствующая мысль и эта мысль мгновенно возвратила ему утраченную бодрость и придала твердость руке, сжимавшей револьвер:

— Не может быть, — подумал он, — чтобы я приехал сюда из Европы только затем, чтобы погибнуть здесь преждевременно и такой глупой, бесславной смертью. К чему же тогда все то, что со мною случилось? — И он вспомнил при этом свой Гиппогриф, свои приключения в Нагорном храме, в Порт-Саиде, Нариндру, наконец, — девадаси. — После всех этих чудес и такая смерть! Нет, это нелепо, — продолжал он, быстрым взглядом окидывая револьвер. — Этого не может быть, — повторил он еще раз и твердой рукой поднял револьвер, стараясь навести его прямо в глаз кровожадного зверя.

Вот все тело животного вздрогнуло, передние лапы согнулись… Настал роковой миг. Рами-Сагиб в покорном отчаянии опустился на землю и закрыл лицо руками. Андрей Иванович нажал боевую пружину револьвера…

Но ни выстрела, ни прыжка не последовало. Случилось что то странное: тигр, точно подброшенный вверх какой то посторонней силой, перевернулся в воздухе и тяжело шлепнулся вниз, ударившись спиной о землю. Лапы его, с выпущенными когтями, несколько секунд судорожно сжимались, точно в предсмертных конвульсиях, из пасти закинутой навзничь головы выступила кровавая пена и затем безжизненное тело громадного животного медленно покатилось под гору, цепляясь за выдавшиеся камни, кустарники и корни растений. Удивленный Андрей Иванович, забыв свой недавний страх, подбежал к обрыву и, нагнувшись над краем его, наблюдал, как труп тигра катился по крутизне, падая с камня на камень, пока не повис над пропастью, зацепившись за полусгнивший пень.

Вдруг кто-то тронул его за плечо. Андрей Иванович вздрогнул от неожиданности и обернулся: позади него стоял бледный Рами-Сагиб, еще не оправившийся от испуга.

— Нариндра, — прошептал он побледневшими губами, уловив взгляд Андрея Ивановича.

— Что Нариндра?

— Убил тигра.

— Как убил? Я не слыхал выстрела… Чем он мог убить?

— Взглядом.

XXIII. Этого не может быть

Предположение было так чудовищно, что Андрей Иванович в свою очередь, подумал, не помешался ли в уме от страха его товарищ.

— Вот он стоит, — шепнул снова Рами-Сагиб, указывая на противоположную сторону оврага.

Только теперь, подняв глаза по направлению, указанному Рами-Сагибом, Андрей Иванович заметил на той стороне оврага потемневшие стены храма Парвати и примыкавшую к ним террасу факира Нариндры. Сам Нариндра стоял на краю террасы, вытянувшись во весь рост и скрестив на груди свои сухие руки. Казалось, он вовсе не замечал людей, находившихся по ту сторону оврага, сосредоточив все свое внимание на трупе громадного животного, повисшем над пропастью.

Андрей Иванович несколько времени смотрел на факира, перебирая в уме вероятные причины смерти тигра, в числе которых не были забыты ни внезапное укушение очковой змеей, ни отравленная стрела, ни даже выстрелы из электрического ружья. Не остановясь, однако, ни на одном из этих предположений, Андрей Иванович, забывшись, крикнул через пропасть по-русски.

— Почтенный Нариндра! Не знаешь ли, кто убил тигра?

Нариндра поднял на Андрея Ивановича свои огненные глаза, махнул рукою в знак приветствия и заговорил что-то на своем языке.

— Что он говорит? — спросил Андрей Иванович Рами-Сагиба.

— Он говорит, что кто бы ни убил тигра, — это не важно. Русский сагиб вовсе не затем приехал сюда из Европы, чтобы погибнут здесь преждевременно и такою глупой, бесславной смертью. Это нелепо и потому этого не может быть…

Андрей Иванович вздрогнул от неожиданности и изменился в лице, услышав из уст Нариндры ту самую мысль, которая пришла ему в голову в роковое мгновение встречи с тигром и так повлияла на подъем его духа.