Грэхэм Мастертон - Проклятый

- Кто-нибудь звонил, Марго? - спросил доктор Розен, проходя мимо стола.

- Только мистер Уиллис, - ответила Марго и затрепетала мне смоляно-черными ресницами. - Ох, еще и доктор Кауфман из Вет Израел.

- Соедини меня с доктором Кауфманом через 10 минут, хорошо? - поручил доктор Розен. - Оставь Уиллиса на более позднее время, пока он сам не позвонит. Шла ли речь о его фиброзе?

- Наверно да.

- Идем, Джон, - он пригласил меня жестом руки. - Спасибо, Марго.

- Пожалуйста, - замурлыкала Марго.

- Новенькая, верно? - заметил я, входя за Розеном в его просторный кремовый кабинет. Я огляделся. На стене все еще висела та же большая масляная Эндрю Стевовича, женщина с лунными глазами и два лунных мужчины. Я знал каждую подробность, каждый оттенок и цвет этой картины, поскольку долгие часы просиживал напротив нее, рассказывая доктору Розену о своей депрессии и одиночестве.

Доктор Розен сел за широкий тиковый стол и мельком пробежал почту. Кроме утренней корреспонденции угол стола был пуст, на нем была лишь небольшая абстрактная статуэтка, напоминающая то ли свернутый треугольник, то ли пародию на "Йони". Доктор Розен сказал мне когда-то, что эта статуэтка символизирует сущность силы врачевания в каждом человеческом организме. У меня это скорее связывалось с тяжелым случаем несварения, но я сохранил это мнение при себе.

- Энн, - отозвался доктор Розен, как будто продолжал уже начатый разговор. - Энн испытала иск и серьезную контузию; у нее сломана кисть, фиксированы мышцы и растянуты мышцы бедер. Ну, с тех пор шок наверно уже миновал, но физическое облегчение наступит лишь через пару дней.

Он замолчал и со сморщенными бровями посмотрел на письмо от Питера Бента Бригхема, а потом поднял на меня взгляд, выражающий сдержанное любопытство.

- Наверно, предпочитаешь не говорить, как это случилось? - спросил он.

- Разве Энн ничего не говорила?

- Сказала, что занималась бегом и упала, но мне очень трудно поверить в такое. Особенно если учесть, что она должна была падать с широко расставленными ногами, как балерина, выполняющая поперечный шпагат. К тому же еще синяки и царапины на коже явно указывают, что она была вдобавок ко всему и голой.

Я пожал плечами и старался принять дипломатичное выражение лица.

Доктор Розен наблюдал за мной с минуту, дергая себя за козлиную бородку пальцами. Наконец он сказал:

- Джон, я вообще не утверждаю, что травмы Энн имеют связь с тобой. Но, помни, что я врач и как врач я должен задавать вопросы. Это надлежит моей профессии. Врач не только лечит признаки, но также старается познать причины на случай, если признаки появятся вновь. Он не занимается только механическим исправлением поломанных костей.

- Знаю это, доктор, - я кивнул головой. - Но прошу мне верить, что между нами не было ничего... как бы вы выразились? Ничего несоответственного.

Доктор Розен склеил Губы, явно не удовлетворенный моим ответом.

- Только послушайте меня, - продолжал я. - Я не избивал ее. Я почти ее не знаю.

- Она была с тобой в ту ночь, когда это случилось, и она какое-то время была голой.

- Так же бывает, доктор. Люди иногда раздеваются догола по ночам. Но прошу мне верить, что ее обнаженность не имела ничего общего со мной. И ее повреждения тоже. Я только привез ее сюда, чтобы вы ей занялись.

Доктор Розен встал и сделал пару кругов вокруг стола, глубоко засадив руки в карман брюк.

- Ну что ж, - сказал он. - Я не смогу доказать, что ты врешь.

- А вы так хотите это доказать?

- Я только хочу знать, что случилось. Джон, эта девушка ушиблась не во время занятий гимнастикой. Ты это знаешь, и я тоже знаю. Я не собираюсь совать нос в твои дела. Я не являюсь каким-то единоличным гражданским комитетом. Но я как врач должен знать, как дошло до того, что Энн была так грубо избита и оскорблена. Ее повреждения имеют аналог лишь в одном... честно говоря, в садомазохизме.

Я вытаращил на него глаза.

- Вы шутите? Садомазохизм? Вы на самом деле думаете, что Энн Патнем и я...

Доктор Розен побагровел и поднял руки.

- Джон, прошу тебя, не надо объясняться.

- Видимо, я должен, раз дело дошло до того, что вы считаете, что я привязал Энн Патнем к поручням кровати и выхлестал ее бичом.

- Крайне извиняюсь. Я вообще не имел в виду, что... - доктор Розен замолчал, не закончив фразы. - Извиняюсь. Я просто все еще не могу понять, как были нанесены эти травмы. Не сердись. Это было крайне бестактно с моей стороны.

- Было бы конечно еще более бестактно, если бы я ее действительно избил, - заметил я.

- Еще раз извиняюсь. Ты хочешь сейчас к ней зайти? Наверно, процедуры уже кончились.

Доктор Розен вывел меня из кабинета и пошел впереди по коридору. Резиновые подошвы его ботинок поскрипывали на навешенном паркете пола. Он все еще был озабочен. Я видел это по цвету его ушей. Но как я мог убедить его в том, что Энн и я, что мы не резвились в комнате для пыток? Доктор Розен никогда же не поверит, что дух Джейн подвесил Энн в воздухе вверх ногами и издевался над ней с помощью психокинеза.

Энн сидела на белом бамбуковом кресле в углу комнаты и усердно просматривала "Пирамиду за 20000 долларов". Она выглядела бледно и нездорово, ее рука висела на перевязи, глаза были подбиты. Она плотно завернулась в халат, как будто ей было холодно.

- Энн, пришли гости, - заявил доктор Розен.

- Привет, - сказал я. - Как себя чувствуешь?

- Спасибо, лучше, - ответила она и выключила телевизор. - Ночью были кошмары, но мне на ночь кое-что дали.

Доктор Розен оставил нас двоих. Я присел на край постели.

- Я на самом деле из-за тебя чувствую себя виноватым, - сказал я. - Я не должен был приглашать тебя к себе домой.

- Это была моя ошибка, - ответила Энн. - Мне не нужно вмешиваться. Я должна была знать, что Миктантекутли слишком силен для меня.

- Самое важное, что сейчас ты в безопасности.

Энн подняла на меня взгляд. Ее левый глаз сильно кровоточил.

- Но какой ценой? Это самое худшее.

- Никакой цены нет. Я уже раньше раздумывал над такой возможностью.

- Ты на самом деле раздумывал об освобождении Миктантекутли?

- Конечно. Он обещал, что вернет мне жену и сына. Что бы ты сделала на моем месте?

Энн отвернулась. За окном, в свете солнца, с лужайки взлетела птица и устремилась в небо.

- Наверняка бы сделала то же самое, - наконец призналась Энн. - Но теперь у меня все же есть чувство, что ты принял такое решение только из-за меня. Кажется, что мою жизнь продали за жизнь всех этих людей.

- Каких людей?

- Тех, которые умрут, когда Миктантекутли выйдет на свободу.

- Но почему же люди должны умирать из-за освобождения демона, которому больше трехсот лет?