Мария Гинзбург - Герой должен умереть

Вэдан отрицательно покачал головой.

– Вот ты помог мне, – сказал он. – Ты поверил мне, но без истерик и мистичности. А Гаттар… Слушателей Тайн учат не в Каартсе. Он слишком поверит в меня, понимаешь? А я окончательно сойду с ума.

– Понимаю, – сказал Лээт расстроено. – Вот почему ты не все можешь рассказать…

– Да.

Лээт усмехнулся.

Мясо закончилось быстрее, чем можно было ожидать. Друзья сполоснули руки в чаше для омовений, где плавал лепесток розы, и решили перекурить в ожидании десерта.

– Я, кажется, понял, о чем ты хочешь спросить, – произнес Лээт, пуская клубы дыма к потолку. В «Сваинири» кондиционеры, слава Творцу, работали бесшумно. – Буду ли я тебе верен, если ты станешь безумен. Буду. Харбогадан тоже был иррационален и редко объяснял свои поступки. Но ведь мы дошли с ним до самого дальнего моря, как он нам и обещал…

Вэдан глубоко вздохнул, загоняя слёзы внутрь. Пока Гулназг не сказал этих простых слов, Дарэнг не отдавал себе отчета, насколько он нуждался в этом – в дружеской поддержке и вере.

Но в не слишком доверчивой вере, а в том доверии, которого нельзя ни заслужить, ни добиться, а можно только разрушить. Оно либо возникает сразу, либо не приходит никогда.

– Я не Харбогадан, – сказал он дрогнувшим голосом. – Я – Дарэнг.

– Я знаю, – кивнул Лээт. – Так ведь нам и не нужно последнее море. Мы там уже были. Ничего интересного, такой же песок и галька, как везде. Только крабы выползают размером с тежюса. А вот звезды… – он повел рукой вокруг, указывая на серебристые искры на шелке.

Вэдан так посмотрел на него, что Лээт смутился и сказал:

– Я же говорю, и я иногда… вижу.

Вэдан молча протянул ему свой кубок. Они чокнулись и выпили.

Принесли десерт – мороженое с кусочками фруктов в серебряных мороженицах такого размера, которые наводили на мысли о пиршественном роге Харбогадана, куда, по легенде, входило две бутылки вина. Легенды не напирали особо на тот факт, что мифический завоеватель терпеть не мог алкоголя. Залив вино в рог, Шэдан так и ходил с ним в руках в течение всего пиршества, угощая из него друзей.

Это считалось особой честью.

– Но что же ты делаешь? – спросил Лээт. – Нельзя же просто ждать, пока все пройдет.

– Можно, – сказал Вэдан. – Со временем все теряет остроту и яркость. Даже внезапно нахлынувшие воспоминания о прошлых жизнях. Я почти ни с кем не общаюсь, мне это слишком трудно сейчас. Гуляю по саду, плаваю, сплю. Когда совсем отпускает – перевожу дневник Мибла. А когда становится совсем плохо – пью, а что еще остается… Но скоро я буду готов действовать.

– Я понял, – сказал Лээт. – Надо будет найти ретернлендский учебник по грамматике, освежить…

– Я бы попросил тебя заняться этим вместе с Дэйной Шмелевской, – сказал Вэдан. – Она, думается мне, тоже знает этот язык. Но освежить навыки не повредит и ей.

– Ага, – согласился Лээт.

Вэдан, улыбаясь, смотрел на него. На лице Лээта, кроме двенадцати поколений предков-сареасов, явно читалось, что он счастлив и бодр оттого, что с его другом все в порядке, что им предстоят совместные приключения, и что кухня в «Сваинири» по-прежнему на высоте.

Когда они расплатились и уже выходили, Вэдан спросил рассеянно:

– Слушай, все хочу спросить, да забываю. А где были трупы кэцэров в ту самую первую ночь, когда мы вернулись в Цачес? Ну, когда я валялся без сознания?

– Как это где, – ответил Лээт. – В городском морге, где же им еще быть. Защищенных бокосв там нет. Но есть, по крайней мере, холодильники. Ведь мы же знали, что кэцэры – жидкие. Как лишить жидкость подвижности?

– Заморозить, – ответил Вэдан задумчиво.

В то прохладное тенистое утро Мэарит проснулась одна. Обычай требовал, чтобы последнюю ночь перед свадьбой невеста проводила одна, могла даже и вне дома – попрощаться с девической вольностью. Обычно невесты устраивали девичник, и Мэарит не была исключением. Подруги должны были придти вечером, а пока можно было побыть одной.

Одевшись в богато изузоренный шелковый халат, она позвонила роборецкому, заказала на завтрак кашу, кёлзг и йогурт. Пышное платье было традиционного для невесты оранжевого цвета. Жениха ждали в голубом костюме. Свадебное платье Мэарит висело на стене, своей формой и цветом напоминая последний осенний лист на ветке. То есть, наверное напоминало. Мэарит дводилось видеть Осенние пейзажи только на полотнах Скаузила, великого художника той эпохи, когда Цачесом правил последний из Харабогаданов. После чего Империя Сареасов стала республикой.

Впрочем, скоро был возможен возврат к славным тардициям единоначалия.

Об этом много говорили в прессе.

Мэарит поморщилась этим мыслям. Она встала, подошла к платью, прижалась щекой к легкому вельвету. Рисунок ворса отпечатался у нее на щеке. Сианейс принес завтрак. Она махнула ему рукой. Роборецкий поставил поднос на стол и бесшумно удалился.

Мэарит неторопливо поела. Последнее время она не хотела есть, не чувствовала даже вкуса продуктов, но знала, что есть надо.

Затем взяла расшитую бисером сарогу, ритуальный головной убор невесты, и задумчиво провела по ней рукой. Она ощутила холод и гладкость бусинок. Считалось, что бусинки, складывающиеся в сложный геометрический узорах представляют собой людей – тех, без которых праздник не состоялся бы. Имелись в виду, конечно, в первую очередь родители любящей пары. Но священники толковали этот принцип широко. Это могли быть и случайные люди. Например прохожий, неправильно указавший дорогу, в результате чего когда-то влюбленные и познакомились.

Мэарит думала, вспоминала.

Вот бусинка красная – отец…

– Ты извини, что я спрашиваю, – осторожно начал Чаар. – Вы с Вэданом пожениться не собираетесь?

Отец зашел к ней вечером, в один из тех безумных дней, когда весь Цачес невозможно было оторвать от видексов. Шла прямая трансляция с процесса над последними обреченными. Уже было очевидно, что процесс превращается в триумф Дарэнга и его команды.

Мэарит так удивилась его вопросу, что даже не знала, что ответить. Чаар давно оставил попытки вмешиваться в ее личную жизнь.

Подобный вопрос, однако, последнее время приходил в голову многим.

Кроме того единственного сареаса, который мог его решить.

Чаар подошел к дочери и обнял, погладил по кудрявой голове.

– Я ведь переживаю за тебя, доченька, – сказал он. – Хоть и выросли вы уже, а все равно, вам больно – и мне больно, а как помочь, не знаю. Раньше-то вон как было просто – погладишь, рассмешишь… купишь красивое что-нибудь. Тебе тяжело, я вижу… и себя корю, дурака старого.

Мэарит молчала.

– Вэдан выиграет этот процесс, – продолжал Чаар. – Он станет великим человеком. Королем всей Руилери, если не новой Тсиладнаки Саареа. Знаешь, как говорят: за великим человеком всегда стоит женщина, его подруга или жена. Только у вас все будет иначе. И такой мудрый, и такой смелый, и бесшабашно дерзкий Вэдан не потому, что он с тобой. Две тени падают от него…