Сэмюэль Дилэни - Пересечение Эйнштейна: Вавилон-17. Пересечение Эйнштейна. Время, точно низка самоцветов

Песок посыпался из-под моих ног. Я смотрел на Кида, и вдруг кусок дюны подо мной обвалился. Я пошатнулся, страх гнал меня прочь, подальше от этого места. Но я упал и под хихиканье Кида покатился вниз по песчаному склону. Дно. Я еще несколько раз перевернулся. Кид все так же сидел на бревне и смотрел теперь на меня сверху вниз. — Чего ты хочешь? — прошептал я. — Ты потерял Зеленоглазого. Что тебе надо от меня?

Он поковырялся в ушах и улыбнулся массой мелких зубов.

— Мне нужно это, — и указал на мачете. — Ты думаешь, что Паук действительно… — он остановился. — Паук решил, что Зеленоглазый, ты и я не должны жить в одном мире. Это слишком опасно. Тогда я подписал смертный приговор и повесил Зеленоглазого, ты играл для него, а я плакал в море, в котором ты не сможешь увидеть слез. Ты веришь этому?

— Я не… Я не знаю.

— Я верю, что Зеленоглазый жив. Не знаю. Я не могу проследить за ним, как за остальными людьми. Он мог умереть, — он наклонился вперед и обнажил свои зубы. — Но он жив.

Я сидел на песке, пристально глядя на него.

— Дай мне свой меч.

Я приподнялся. Помедлил, а потом стремительно замахнулся и ударил. Кид уклонился. Мачете раскололо бревно.

— Если ты ударишь меня, — начал Кид, — думаю, что все это будет неприятно. Я истеку кровью. Но если я смогу сказать о чем ты думаешь, ну тогда, все попытки избавиться от меня будут просто бесполезными.

Он пожал плечами и мягко улыбнулся. Потом протянул руку к мачете.

Я разжал пальцы. Он взял нож, погладил лезвие.

— Нет, — вздохнул он. — Нет, мне от этого никакой пользы, — и возвратил мачете. — Покажи, как ты играешь.

Я забрал мачете; оно было мое, и мне не хотелось, чтобы он его держал.

Кид почесал правую пятку левой ногой.

— Покажи мне. Мне не нужен твой меч, мне нужна музыка, которая в нем. Сыграй, Чудик, — он кивнул.

Я в ужасе поднес мачете ко рту.

— Давай.

Прозвучала дрожащая нота.

Кид слегка наклонился, опустил золотистые ресницы.

— Сейчас я хочу забрать все, что осталось, — он сцепил пальцы рук. И стал отбивать ногой такт, царапая землю когтями.

Еще нота.

Я стал выводить третью…

Это был и звук, и движение, и чувство одновременно. Это было громкое «щелк!»; Кид изогнулся дугой и схватился за шею. На его лице отразился ужас. Паук, стоя на гребне дюны, крикнул мне:

— Продолжай играть, черт побери!

Мачете пронзительно кричало.

— Пока ты играешь, он не может использовать свой ум для чего-нибудь еще!

Кид вскочил с бревна. Бич хлестнул над моей головой. Кровь потекла по груди красноголового. Он отступил на шаг, споткнулся о бревно, упал. Я отскочил в сторону, ухитрившись удержаться на ногах — такие пустяки мне даются проще, чем другим людям. Я все еще извлекал какие-то звуки из мачете.

Паук, щелкая бичом, соскользнул вниз. Кид, прикрывая живот, пополз. Жабры под красными волосами раздувались на всю шею. Паук, повернувшись ко мне, закричал:

— Не останавливайся, Чудик!

Кид зашипел и стал грызть землю. Он перевернулся на бок, все его лицо было в песке… рот, подбородок…

— Паук… ой, Паук. Прекрати! Не надо, пожалуйста… не надо… не… — бич хлестнул по щеке, и Кид схватился за лицо.

— Играй, Чудик! Или, черт побери, или он убьет меня!

Музыкальная буря поднялась на октаву выше, ноты пронзило утро.

— Ааааа… нет, Паук! Не бей меня! — закричал Кид окровавленным языком. — Не надо… аааааа! Это больно! Больно! Ты же мой друг, Паук!.. Нет! Ты же вроде бы как мой… — он зарыдал. Бич стегал Кида снова и снова.

По плечам Паука стекал пот.

— Ладно, — сказал он. И начал сворачивать бич, тяжело дыша.

Язык мой болел, руки онемели. Паук смотрел то на меня, то на Кида.

— Вот и все.

— Это… было необходимо? — спросил я.

Паук смотрел на землю.

Там среди мусора, выброшенного морем, что-то зашевелилось. Длинные шипы растения сворачивались в кольцо, ложились и на них появлялись цветы.

— Пойдем, — сказал Паук и полез наверх. Я последовал за ним, на вершине дюны я оглянулся. На голове трупа копошился букет цветов, впиваясь в глаза и рот. Мы спустились с дюны.

Внизу он повернулся ко мне и нахмурился.

— Я просто спас твою жизнь, мальчик. Вот и все.

— Паук?..

— Что?

— Зеленоглазый… Я думаю, что я кое-что понял.

— Что? Пойдем. Нам надо возвращаться.

— Как Кид… я могу возвращать к жизни тех, кого сам убил, — задумчиво сказал я.

— Да, как в том ущелье, — сказал Паук. — Ты можешь возвращаться и сам. Ты позволишь себе умереть и снова вернешься. Зеленоглазый единственный, кто может вернуть твою Челку — теперь.

— Зеленоглазый. Он умер.

Паук кивнул.

— Ты убил его. Это был последний удар твоего… — он указал на мачете.

— О, — выдохнул я. — Что происходит в Браннинге?

— Беспорядки.

— Почему?

— Люди жаждут собственного будущего.

На мгновение я представил лицо Кида. Это причинило мне боль.

— Я возвращаюсь, — сказал Паук. — Ты пойдешь со мной?

Волны накатывались на песок.

Я задумался.

— Да, но не сейчас.

— Думаю, что Зеленоглазый, — Паук раздавил ногой что-то на песке, — подождет. И Голубка тоже. Сейчас она ведет в танце и не совсем готова простить тебе выбор, который ты сделал.

— Что за выбор?

— Между реальным… и веем остальным.

— Что же я выбирал?

Паук усмехнулся и хлопнул меня по плечу.

— Может быть, ты узнаешь это, когда вернешься. Куда ты направляешься? — он повернулся, собираясь уходить.

— Паук?

Паук оглянулся.

— В моей деревне жил человек, который был неудовлетворен своей жизнью. Тогда он покинул этот мир, побывал на Луне и на других планетах, потом посетил другие далекие звезды. Я могу попасть туда?

Паук кивнул.

— Я тоже однажды так сделал. Но когда я вернулся, все то, что я оставил, поджидало меня.

— И на что же это вообще будет похоже?

— Там будет совсем не то, чего ты ожидаешь, — он усмехнулся и отвернулся.

— Это будет… иное? Паук продолжал шагать по песку. Утро разливалось над морем, и темнота отступала вдоль берега, все дальше и дальше. Я повернулся и пошел за ней.

Время, точно низка самоцветов

(Перевод К. Златко)

Возьмите столетие, наложите оси: абсциссу и ординату. Теперь выделите квадрант. По возможности, третий. Поскольку родился я в пятидесятом. А нынче — уже семьдесят пятый.

В шестнадцать меня выпроводили из сиротского приюта. Протащив через холмы Восточного Вермонта, имя Харольд Клэнси Эверет, которое мне там прицепили (это мне-то, простому, ничем не примечательному парню. Немало имен я сменил с тех пор, но не беспокойтесь: мой почерк всегда узнаваем) я принял решение.