Зиновий Юрьев - Чужое тело, или Паззл президента

— Я даже не знаю, что и подумать…

— А ты не думай, с каких это пор ты думать стал? Говори, что там стряслось.

— Не стряслось, а натряслось. Натряслось мне на сберкнижку миллион рублей. Можешь ты себе такое представить? Я всю голову изломал — откуда?

— Откуда деньжишки? Из леса, вестимо, отец, слышишь, рубит, а я отвожу.

— Ты всё шутишь…

— А мне что, плакать? Я уж и список составила, что нужно купить. Начнем, конечно, с коляски для Егорки.

— Даш, не издевайся. Ты что, знаешь, откуда деньги?

— От кого — знаю. От Женьки нашего, а вот что пришлет такие бабки, как теперь говорят, этого, конечно, и вообразить себе не могла. Думала, ну, может, тысяч десять или пятнадцать…

— А откуда ты… ты что, с ним разговаривала?

— Разговаривала, отец. Ты уж не дуйся. Просто время у него было такое, объяснил он мне, что не до звонков было. Так что этот подарок, считай, как бы извинение перед нами.

— А он, что, инкассатора ограбил? — спросил Виктор Тихонович, стараясь не рассмеяться. Давно уже не было у него на душе так хорошо.

— Подымай выше, отец. Твой сын теперь президент компании. Я-то, старая дура, когда с ним разговаривала, всё допытывалась, может тебе, говорю, деньги нужны, а то в Москве… Садись обедать, а потом пойдем…

— Куда?

— Шопинг делать, понял, старый?

Им повезло, и Костя сразу нашел место для машины во дворе ресторана. Он выскочил из «лексуса» и галантно открыл дверцу для Гали. На ней было длинное черное кашемировое пальто. Такая она была красивая, что у него даже сердце екнуло. Хорошо хоть, что не остановилось.

— Спасибо, Костя, — сказала она и улыбнулась. Костю словно током ударило. Может потому, подумал он, что никогда не видел Галиной улыбки. И сама была она хороша, а улыбка так просто необыкновенная. И веселая, и сдержанная одновременно, потому что, наверное, она еще в трауре и стесняется улыбаться.

Они поднялись на второй этаж, и официант усадил их за столик на двоих.

— Правда, Петр Григорьевич любил это место?

— Очень.

— А я вот даже и не знала об этом ресторане. И почему он меня никогда не приглашал сюда? Да и вообще, он меня ресторанами не баловал… И вообще, Костя, он меня… как бы это выразить… он мне никогда ничего не рассказывал. Я никогда не приставала к нему с всякими расспросами… я вообще, если честно, очень боялась Петра Григорьевича. Всё мне казалось, что что-то я не так делаю. Что необразованная я, просто дурочка какая-то провинциальная…

— Галя, если б вы знали, как он вкалывал… Это ж тысячи проблем всё время на твою голову сыплются. То одно, то другое. Решишь одни, а тут и новые валятся. Бизнес и за границей вещь, надо думать, нелегкая, а уж у нас и говорить не приходится. Ходьба по минному полю. Шаг в сторону — бац, и нет тебя. Он вам рассказывал, что на него покушались, что машину, в которой он должен был ехать, взорвали вместе с водителем?

— Господи, — испугалась Галя, — ужас-то какой. Ничего этого я и не знала. А водитель?

— По кусочкам собирали, рассказывал мне Петр Григорьевич. А вы знали, что он вдове ежемесячно посылал деньги?

— Нет. Я ж говорю, что жила с ним вроде бы под одной крышей, а на самом деле в разных мирах. Он в своем большом, а я в маленьком: кухня, ну, днем в фитнес-центр сбегаю. Знаете, — улыбнулась она, — так мне хотелось, чтобы Петр Григорьевич никогда не видел меня эдакой распустехой. Костя, я чувствую, вы Петра Григорьевича очень любили. Скажите мне, он со всеми был такой замкнутый?

— Да нет, Галя. Он мне много о себе рассказывал, о том, как начинал бизнесом заниматься, как сначала ездил челноком в Турцию и пёр оттуда на себе всякий ширпотреб.

— А обо мне говорил что-нибудь?

— Нет. Никогда. Не знаю уж почему. Он ведь был не только умным человеком, но и гордым. Да… И деликатным. Он для меня… Знаете, я ведь к нему не просто хорошо относился. Он ко мне как к сыну… И от тюряги спас…

— Господи, Костя, вы такой человек — и вдруг тюрьма. А за что?

— Это долгая история, как-нибудь потом расскажу. Только не думайте, я совершенно ни в чем виноват не был, только после Чечни и милицейской школы начал работать. Наивный был, вот и мешал всяким проходимцам. И он не только меня от зоны спас, к себе на работу взял, заставил английский учить. Да что говорить, просто повернул мою жизнь.

— Я, Костя, мужа тоже очень любила. Только сейчас понимаю, как любила. Но очень всё время робела. Рядом с ним всё казалась себе эдакой чуркой неотесанной. И чем больше старалась ему понравиться, тем, наверное, большей дурой казалась…

— Зачем вы так…

— Я ж только школу кончила в Рыбинске, а потом сбежала оттуда. Как-нибудь расскажу почему. Ну а в Москве одной провинциальной девчонке приходилось порой ох как не сладко. Всякое бывало. И голодная целыми днями ходила, и колготки не на что было купить, дырки на них штопала. Иногда такое одиночество охватывало, такой страх… И глупостей тоже понаделала. От страха и неуверенности. Чудом не спилась и на панели не оказалась.

Спроси меня сейчас, как годы пролетели, — я и ответить не смогу. Как в тумане. А уж когда Петр Григорьевич за мной ухаживал и предложение сделал, я, Костя, так старалась не разочаровать его, так старалась… Он мне казался таким мудрым, таким далеким — я порой от почтения просто немела, когда с ним разговаривала.

Господи, думал Костя, глядя на Галю, как всё сложно и нелепо в этом мире устроено. И для него Петр Григорьевич был не просто отцом, а высшим авторитетом. И почему у него с женой так всё не сложилось… Была бы такая женщина его, такая красавица, такая открытая, такая добрая, такая незащищенная, такая несчастная, он бы… И так остро захотелось ему прижать ее к себе, защитить, охранить, успокоить, что буквально заставлял себя сдерживаться.

Наверное, что-то почувствовала в эту минуту и Галя, потому что вдруг замолчала и посмотрела на Костю долгим испытующим взглядом и неуверенно улыбнулась.

— Костя, а есть мы что-нибудь будем?

— Будем, будем, Гал… — Он на мгновенье запнулся, потом решился: — Галочка…

— Спасибо, Костя, — очень серьезно сказала Галя. — Вы и не представляете, что вы сейчас делаете для меня…

— Вы имеете в виду заказ? Так мы еще меню не посмотрели.

— Нет, Костя, я не о меню. Но у меня такое ощущение, что всё вы понимаете, о чем я. А меню… закажите сами, вы, наверное, лучше меня в них разбираетесь.

— Честно говоря, не очень, но попробуем. Вы мне только скажите, что вы пить будете?

— А вы?

— Я за рулем. Знаете, теперь с этим строго.

— Тогда и я ограничусь соком.

Костя подозвал официанта и отметил про себя восхищенный взгляд, который тот бросил на Галю. Восхищение это было ему и приятно и немножко пугало. С такой женщиной чувствуешь себя на людях как, наверное, чувствуют себя звезды на ковровой дорожке какого-нибудь фестиваля.