Гордон Диксон - Гильдия

Но подобно членам Гильдии он теперь знал уступ достаточно, чтобы найти дорогу с завязанными глазами. Кроме того, сейчас, в летнее время, ветер даже на этой высоте дул по направлению к уступу.

Поэтому он дошел навстречу ветру и, ощущая босыми ногами знакомые неровности почвы, направился к краю уступа.

Он оказался здесь раньше, чем обычно, и добравшись до водоема, не нашел — как и ожидал — Старика на его обычном месте. Хэл напомнил себе, что в конце концов, его сотоварищ уже не молод, и к тому же позади у него был настолько же утомительный день, что и у него самого. Поэтому Хэла едва ли удивило бы, если бы Старик не пришел вообще.

Хэл сидел, ожидая, когда небо побледнеет, предвещая наступление дня и восход солнца. В водоеме отражался свет звезд. Небо начало светлеть — но только над горной грядой, где предстояло взойти солнцу. А над головой у Хэла оно оставалось еще настолько темным, что огоньки звезд четко выделялись на нем.

Насколько ему было известно, ни одна из этих звезд не служила солнцем какому-либо другому из Молодых Миров. Но те, что он видел, замещали в его воображении другие, как бы следящие за тем, как он сделает еще один шаг на пути, выбранном им для себя в день смерти его дяди Джеймса.

Это было до смешного честолюбивое решение со стороны мальчика-подростка — найти и уничтожить в людях все те черты, которые сделали их себялюбивыми и безразличными — вплоть до жестокости к друг другу. Мало-помалу контуры ответа, который он искал, проступали сквозь туман неизвестности, пока он пробовал один путь за другим, натыкаясь на препятствия, но каждый раз узнавая чуть больше.

Так, медленно, он шел вперед. И теперь Хэл был более уверен, чем когда-либо, что конечную цель от него скрывают лишь несколько тонких покровов — а возможно, и всего один.

Как Донал он обнаружил, что только власть и только закон не могут силой привести к тем переменам, которых он хотел. Но это открытие указало на путь, которым должен пойти он сам, а после него все человечество. Как Пол Формейн, в двадцать первом веке, он открыл, что частично ответ лежит вне известной вселенной и ее законов, но что это иное пространство — то, которое он стал называть Созидательной Вселенной — снова оказалось только частью ответа.

Последняя попытка Хэла состояла в том, что он собрал лучшее, чем обладали Молодые Миры — экзоты, квакеры, дорсайцы, — под охраной фазового щита, который был создан по его инициативе. Тогда он был уверен, что затем предстоит сделать следующий — и последний — шаг к его цели.

Но этого не произошло. Предстоял еще один участок пути.

В том, что он пока что совершил, ошибки не было. Вера, храбрость, умение философски мыслить, все людские способности, развитые с незапамятных времен и воплощенные ныне в квакерах, дорсайцах и экзотах, были частью ответа. В этом он не слишком ошибался, но теперь он видел, что то, в чем он нуждается, все еще скрыто в неизвестности, все еще находится в тени. Теперь он мог быть уверен лишь в том, что оно каким-то образом связано с творческими способностями в каждом человеке.

Разочарованный и уставший, он застрял на месте и счел себя выдохшимся неудачником. И продолжал думать так до тех пор, пока не появилась Аманда и не сказала ему, что он мог бы найти новую точку зрения здесь, на экзотской планете, в мире, теперь разрушенном силами врагов, которые пытались убить в человеческом духе стремление к росту и уничтожить все, что было достигнуто.

Она была права. Теперь, сидя здесь в ожидании восхода Проциона, Хэл ничуть не сомневался в этом.

Рассвет приближался и звезды начали тускнеть. В сознании Хэла возник уже привычный образ — далекое будущее Гильдии Придела, когда на уступе возникнет массивное каменное строение, дорожки вымостят камнем, разобьют газон, а в водоеме, обрамленном бордюром из серо-розового камня, будут расти водяные лилии.

Как при повторяющейся медитации, воображаемая сцена сменила окружавшую действительность. В его ушах звучало пение идущих по кругу — сегодняшних и будущих.

Преходящее и вечное — едины...

Пение, казалось, завладело им. Белые цветы, росшие в водоеме, начали раскрываться по мере того, как свет заливал все вокруг.

Глаза Хэла сосредоточились на отдаленной горной гряде Дедов Рассвета. Всегда горы. Всегда горы и восход солнца. Они принадлежали одновременно и будущему, и настоящему. Для гор и восхода не было разницы между годами и столетиями.

Солнце еще не появилось над горами, но осветившееся небо показывало, что этот момент близок.

Глаза Хэла наполнил свет. Он посмотрел на водоем и увидел, что белые цветы теперь полностью открылись и на некоторых из них виднелись капельки росы. Ему казалось, будто некая часть его поднялась вверх и помчалась по воздуху к отдаленным горам, чтобы встретить рассвет.

В то же самое время он не спускал глаз с водоема, снова сосредоточившись на одном лишь цветке, на белом лепестке которого сияла капля росы.

Тем временем его бестелесное «я» достигло вздымавшихся вдали гигантов и увидело, как краешек пылающего Проциона, слишком яркого, чтобы смотреть на него с уступа, появляется над каменной стеной и посылает первый луч света к водоему и цветку в нем.

Этот луч коснулся капли росы; и на краткое мгновение она засверкала подобно алмазу, посылая свет повсюду.

Хэл сидел, ослепленный этим видением. Позади него голоса ходивших в круге продолжали петь...

Преходящее и вечное — едины...

И он наконец понял истину этих слов. Потому что преходящее и вечное действительно были едины.

Он смотрел на лепесток, капля росы на нем уже начала уменьшаться, исчезая под горячими лучами солнца. Лепесток скоро станет сухим, как будто капли никогда на нем не было.

Но она всегда была там. Даже когда эта капля, вспыхнув на секунду невероятным светом, начала исчезать, где-нибудь в этой бесконечной вселенной только-только начинала сверкать другая, а затем еще одна, и еще одна — в другом мире.

И еще один рассвет, и еще одна горная гряда — и еще одна, когда эта рассыплется в пыль, и тут же еще один мир, который создаст другую горную гряду, с которой луч света упадет на другую каплю росы на другом лепестке — пока не кончится время.

Момент сияния капли росы был вечен. Преходящий здесь, но вечный повсюду. Таким образом, все вещи были вечны; они только ждали, когда их найдут — даже та дверь, о которой он мечтал все эти годы.

Реальный свет нынешнего дня окружал его, и видение будущего ушло, но момент, когда капля росы внезапно взорвалась светом, все еще заполнял его.

Хэл поднялся и пошел обратно к зданиям, мимо видимого теперь круга идущих. Он ощущал невероятную легкость в теле — еще одно, небольшое усилие — и можно идти по воздуху. Навстречу ему шел Старик. Хэл остановился.