Гордон Диксон - Гильдия

— Она все еще не полностью доверяет нам, — по-прежнему едва слышно сказала Онет. — Но особенно она не доверяет тебе. Лю отдавал приказы солдатам, а ты, насколько она может видеть, даешь приказы нам; так что ты, должно быть, похож на него. Если она начинает вращать лозу или поднимет любую руку, бросайся на землю или сделай так, чтобы между вами что-нибудь оказалось.

— Благодарю, — кивнул Хэл, — обязательно постараюсь. Но не беспокойся обо мне. Я знаю, что такое праща, и даже сам умею ею пользоваться. И если нужно, догадаюсь, что она хочет метнуть в меня камень.

Его слова были чистой правдой. Он познакомился с пращами и другим примитивным оружием во время первого детства на Дорсае. Однако он не сказал Онет, что для него будет практически невыполнимым постоянно следить за Сее и в то же время делать все возможное, чтобы они благополучно добрались до уступа.

Когда они наконец оказались рядом с валуном, скрывавшим вход на уступ, уже настал день.

Глава 30

На страже рядом с валуном находилась Шони, слегка тучная, среднего возраста женщина с седыми волосами и округлым спокойным лицом типичной экзотки.

— Мы слышали, как вы приближаетесь, — сообщила она, — и наблюдатели сверху также предупредили, что увидели вас на экранах. Вход открыт, а когда мы пройдем внутрь, его снова закроют.

Оказалось, что четверо согбенных носильщиков не могут пробраться сквозь входное отверстие с такой непосильной ношей, как Артур. Кончилось тем, что семеро людей, включая Хэла, проползли внутрь, буквально неся носилки на спине.

Они присели отдохнуть, а валун тем временем перекатили на место. Он перекрыл не только вход, но и любой свет, шедший сверху. Теперь любой, забравшийся под скалу, не мог и подозревать, что оказался не перед цельной каменной стеной.

— Амид сказал, что нам нет необходимости выкапывать глыбу-затычку раз солдаты уходят, — сказала Шони, — если только у тебя для этого нет других причин.

— Нет. Теперь никаких, — ответил Хэл. Он устал, но успех согревал ему сердце.

Потом началась тяжелая работа по подъему Артура наверх по крутому склону. Несмотря на то что членам Гильдии часто приходилось проделывать этот путь, носильщики сменялись через пять минут. Хэл все время оставался рядом с ними, по одну сторону носилок, готовый подхватить их, если один из носильщиков поскользнется и упадет. С другой стороны шла Онет, приготовив шприцы, а позади нее пробиралась — иногда на четвереньках — со своей пращей Сее, не спускавшая с Хэла глаз.

Был один неприятный момент, когда Артур начал приходить в себя и застонал. Сее моментально распрямилась и приготовила пращу, но в тот же самый момент Онет шагнула вперед, закрывая Хэла от возможного выстрела Сее.

— С ним все в порядке! Хэл ничего не сделал! — резко крикнула она Сее. — Я сейчас же сделаю так, чтобы твой дядя почувствовал себя лучше и заснул.

Носильщики остановились перевести дыхание. Онет повернулась, все еще закрывая Хэла от Сее своим телом, и сделала Артуру другой укол.

— Идем дальше, — сказал Хэл, снова берясь сбоку за носилки, и они продолжили трудный путь наверх.

Когда они наконец оказались на самом уступе, все выбились из сил.

— Мы отнесем его в одну из комнат в лазарете, — сказала Хэлу Онет. — Ты можешь позже навестить его там, если захочешь. У Таннахеха есть несколько помощников и медсестер. С Артуром все время кто-нибудь будет.

— Скажите Таннахеху, что Артура надо выводить из такого состояния постепенно, — предупредил Хэл. — Какое-то время после того, как он придет в себя, ему будет казаться, что он все еще в руках палачей. Но Таннахех, вероятно, это уже знает.

— Я все равно скажу ему об этом, — отозвалась Онет. — Тебе лучше самому немного отдохнуть. Ты был на ногах больше суток, не правда ли?

— Возможно, — кивнул Хэл. — Во всяком случае, мне надо немного поговорить с Амидом прежде, чем я сочту свою задачу выполненной, увидимся позже.

За носилки взялись те, кто не покидал уступа. Хэл направился к Амиду.

Приблизившись к домику, он заглянул в окно и увидел, что Амид сидит на одном из стульев, расставленных вокруг очага. Напротив него расположилась Аманда.

Хэл остановился. Пока он находился внизу, он и забыл, что Аманда может появиться здесь. Он направился к двери, которая была приоткрыта из-за теплой погоды, остановился и посмотрел сквозь щель на сидевших внутри.

Он не мог бы в точности сказать, почему он остановился. Как будто какой-то инстинкт удержал его, заставив его остановиться и поразмыслить.

Возможно, подумал он, со внезапной неестественной ясностью, ему следовало бы подумать перед тем, как войти. Уже много раз, когда он был крайне утомлен умственно и физически, его сознание обретало странную, почти лихорадочную ясность. Самым важным из таких моментов оказался тот, когда его, сжигаемого лихорадкой, несколько лет назад оставили умирать в камере тюрьмы милиции на Гармонии, однако именно тогда его мозг воспринимал окружающее и мыслил настолько ясно, как никогда прежде.

Что-то подобное произошло теперь, хотя он, похоже, и не мог определить, в чем тут дело. Но выйдя из унылой безнадежности с помощью Аманды, приведшей его сюда, он наконец поднялся — к этому.

Но что же это собой представляло? Одно было точно — оно вовсе не походило, на его прежнее отчаяние. Он снова ожил, и ощущение, что дело, которому он себя посвятил, не следовало считать проигранным, снова вернулось к нему. Больше чем когда-либо за все свое прежнее существование, Хэл чувствовал, что стоит рядом с ответом, но не видит тот заключительный шаг, который приведет его к нему.

Частью этого был Джатед, буйный философ-экзот, который проповедовал, что у каждого человека своя, отдельная вселенная. Другой частью — Сее. Еще одной частью — тот факт, что он не только успешно освободил Сее и Артура, но и отправил солдат прочь, не причинив никому вреда. Верно, Сее убила, хотя девочку можно было считать ответственной за убийства не более, чем волка, который убил, защищая себя и одного из своих щенков.

Каким-то образом все эти вещи увязывались вместе, но в то же время его разум не сумел пока соединить их. И прежде всего, не сумел соединить их с Амандой, которая также была частью понимания. Аманда, с того момента, когда они впервые встретились на Дорсае, одарила его своей проницательностью. Всю ценность этого дара ему еще предстояло оценить — точно так же, как ему предстояло оценить все значение связи между другими фрагментами открытия, которые пока раздельно существовали в его сознании.

И именно ощущение этого дара остановило его теперь. Остановило, потому что этот дар сделал его более восприимчивым; это обострившееся восприятие и пробуждало теперь в нем безымянный страх того, о чем ей, возможно, придется ему сказать.